А мы никак не могли допустить того, чтобы они не дали нашим снарядам поразить цель. О том, что произойдёт, если одна из наших глыб будет сбита ракетой-перехватчиком с термоядерной боеголовкой, не знал даже Майк — у него не было достаточно данных на этот счёт. Майк полагал, что запуск ракет-перехватчиков будет производиться по показаниям радара — но с какой дистанции? Конечно, с относительно небольшой, достаточной для того, чтобы спустя миллисекунды после попадания кусок скалы, заключённый в стальную оболочку, превратился в раскалённый газ. Но многотонный обломок скалы сильно отличается от термоядерной ракеты, начинённой точнейшей электроникой, и то, что вполне способно «убить» ракету, может оказаться не в состоянии ничего сделать с одним из наших монстров.

Нам нужно было доказать им, что мы можем продолжать швырять в них куски скал ещё в течение долгого времени после того, как у них закончится запас ракет-перехватчиков с термоядерными боеголовками. Если нам не удастся доказать это с первого захода, то в следующий раз, когда Терра повернётся к нам Северной Америкой, мы ещё разок нанесём удар по целям, которые нам не удалось поразить с первого раза. Снаряды-дублёры, предназначенные для второй и третьей попыток, уже находились в космосе, и всё, что от нас требовалось, — это слегка подтолкнуть их в нужном направлении.

Если три бомбёжки, сделанные при трёх оборотах Терры, не принесут желаемого результата, мы можем продолжить сбрасывать камни и в семьдесят седьмом году… до тех пор, пока у них не выйдут все ракеты-перехватчики… или до тех пор, пока они нас не уничтожат (что гораздо более вероятно).

Штаб Командования Силами Космической Обороны Северной Америки уже в течение целого столетия находился в подземном убежище, расположенном в недрах одной из гор к югу от Колорадо-Спрингс, штат Колорадо, города, во всех остальных отношениях ничем не примечательного. Во время Войны мокрых ракет по горе Шайен был нанесён прямой удар, но командный пункт сил космической обороны сохранился. Тогда же была разрушена большая часть города и вершина горы. Таким образом, то, что мы намеревались сделать, не должно было повлечь за собой никаких жертв, если только, несмотря на три дня беспрерывно передаваемых предупреждений, кто-нибудь до сих пор не остался на горе. Но Штабу Командования Силами Космической Обороны Северной Америки предстояло испытать на себе курс предписанного ему Луной лечения по полной программе: двенадцать каменных снарядов при первом заходе, затем всё, что у нас останется неиспользованным после второго оборота планеты, а затем — после третьего, и так далее, пока у нас не выйдет запас стальных оболочек, или пока нас не выведут из игры… или пока Директорат Северной Америки не начнёт взывать о пощаде.

В случае этой единственной цели мы не испытали бы удовлетворения, если бы поразили её одним снарядом. Мы намеревались вдребезги разнести эту гору и продолжать лупить по ней, пока от неё камня на камне не останется. Чтобы подорвать их дух. Чтобы дать им понять, что мы всё ещё поблизости. Разрушить их коммуникации и полностью уничтожить командный пункт, если его вообще возможно уничтожить подобными ударами. Или, по крайней мере, обеспечить им кошмарную головную боль и сделать так, чтобы у них не оставалось ни минуты покоя. Если мы сумеем доказать всей Терре, что можем провести целый ряд атак по цитадели их космической обороны, укреплённой не хуже Гибралтарской Скалы, то нам не придётся для доказательства своей силы прибегать к ударам по Манхэттену или Сан-Франциско.

Но к такому мы не стали бы прибегать даже в том случае, если бы увидели, что проигрываем. Почему? Да исходя из простейшего здравого смысла. Если бы мы потратили свои последние силы на уничтожение одного из крупных городов, они не просто решат примерно наказать нас, они нас уничтожат. Как сформулировал проф: «Если возможно, всегда оставляй своему врагу возможность стать твоим другом».

Но уничтожение военного объекта вполне соответствует всем правилам игры.

Не думаю, чтобы в четверг ночью кому-нибудь удалось хорошо выспаться. Все селениты знали о том, что утром в пятницу нам предстоит осуществить нашу великую попытку. А на Земной стороне всем уже было известно — это наконец признали даже агентства новостей, — что Служба Слежения за Космосом засекла объекты, движущиеся в сторону Терры, по-видимому те самые «миски с рисом», которыми хвастались взбунтовавшиеся каторжники.

Но никакого оповещения о начале военных действий так и не поступило. Вместо этого всех попытались уверить в том, что лунные колонии не располагают возможностью создать термоядерную бомбу, хотя и признавали, что, возможно, будет благоразумнее избегать тех районов, которые эти преступники объявили целями своих ударов.

Рефлектор обсерватории Ричардсона был перенастроен, чтобы выполнять функцию транслятора видеосигнала, и я думаю, что все селениты, находясь либо дома, либо в пивнушках, следили за тем, что происходило на экранах.

Конгрессмены собрались на неофициальное заседание, проходившее в Новом Большом Театре, где был установлен огромный экран, на котором можно было видеть Терру. Некоторые важные персоны — среди них проф, Стью, Вольфганг и другие — наблюдали за всем происходящим на экране меньших размеров, находившемся в бывшем офисе Надсмотрщика в Верхнем Комплексе. Какое-то время я находился вместе с ними, метался туда-сюда, хватал бутерброд и забывал его съесть — но большую часть этого времени я провёл в Нижнем Комплексе, запершись в комнате с Майком. Я никак не мог успокоиться.

Примерно в восемь ноль-ноль Майк сказал:

— Ман, мой самый старый и самый лучший друг, можно тебе кое-что сказать? Ты только не обижайся.

— А? Конечно! Когда это раньше ты бывал озабочен тем, чтобы не обидеть меня?

— Всё время, Ман, с тех пор, как понял, что тебя можно обидеть. До удара остаётся всего лишь три запятая пять семь на десять в девятой микросекунд… а это наиболее сложная из всех проблем, которые я когда-либо решал в режиме реального времени. Когда ты со мной разговариваешь, мне всегда в течение нескольких микросекунд приходится использовать довольно высокий процент своей мощности — возможно, даже больший, чем ты можешь предположить, — чтобы проанализировать точный смысл твоих слов и подобрать правильные ответы.

— То есть, иными словами, «не говори мне под руку, я занят»?

— Я хочу выдать тебе идеальное решение, Ман.

— До меня дошло. Гм, пойду назад к профу.

— Как тебе угодно, но, пожалуйста, будь там, где я смогу тебя найти — мне может понадобиться твоя помощь.

Последнее утверждение было вздором, и мы оба это знали. Решение такой задачи лежало далеко за пределами человеческих возможностей, а отдавать команду об отмене удара было уже слишком поздно. Высказывая мне всё это, Майк имел в в виду следующее: «Я тоже нервничаю, и мне очень хотелось бы, чтобы ты составил мне компанию — только, пожалуйста, не надо болтать».

— Хорошо, Майк. Я буду оставаться с тобой на связи. Найду где-нибудь телефон, наберу MYCROFTXXX, но говорить не стану, так что и отвечать тебе не придётся.

— Благодарю тебя, Ман, мой лучший друг. Большое спасибо.

— Увидимся позже.

Я поднялся наверх и, решив, что совершенно не жажду сейчас никакой компании, влез в скафандр, отыскал длинный телефонный провод, подключил его к шлему своего скафандра, намотал провод кольцами на руку и отправился прямиком на поверхность. В используемом в качестве подсобки сарайчике, находившемся прямо у выхода из шлюза, имелся служебный телефон, я воткнул в него принесённый с собой провод, набрал номер Майка и вышел наружу. Я устроился в тени сарайчика и принялся из-за угла поглядывать на Терру…

Она висела на своём обычном месте — на западе, на полпути к наивысшей точке своего подъёма, и выглядела как полумесяц — большой и кричаще яркий, народившийся всего лишь три дня назад. Солнце уже склонилось к западному горизонту, но его сияние всё ещё не давало мне ясно видеть Терру. Возможностей встроенного в шлем визира для этой цели явно недоставало, поэтому я обошёл сарайчик сзади, отыскав место, с которого я мог видеть Терру, а Солнце было скрыто стеной. Так было лучше.