— Ничего. Даже денег и тех немного.

Бекон задумался, а Мердок задал вопрос, казавшийся ему очень важным.

— Том вам сегодня днем не звонил? Не просил приехать к нам в фотостудию и забрать конверт на его имя?

— Нет, — глаза ее удивленно раскрылись, — не звонил.

— Вы его отчеты печатали? — спросил Бекон.

— Да, по вечерам, но их было немного.

— Вам известно было, что он вернулся из поездки?

— Да, вечером он ко мне заходил.

— Нет. Я поняла, что вы имеете в виду, но обычно я постепенно приводила их в порядок к его возвращению, так что у меня ничего не было.

— Так, — протянул Бекон с явным облегчением. — Расскажите мне, о чем там шла речь.

— Вряд ли я смогу…

— Вы же их читали, когда печатали?

— Конечно, но понимаете, если вы привыкли работать на машинке, то делаете все автоматически, даже думая о другом. Потом было тут еще одно…

— Что именно? — Бекон явно был недоволен.

— Когда он впервые попросил меня помочь ему с отчетом, то предупредил, что его работа — дело конфиденциальное, как у адвокатов и врачей. Потому-то я и старалась не читать содержание. Как-то раз-другой заглянула — там была такая скука, только время и место, где какой-то человек находился. А когда ты его не знаешь, в этом нет ничего интересного.

Кент и Бекон ей поверили, потому что оба хорошо знали Тома Брейди с его предельной порядочностью и чувством долга. Только на таких условиях он и мог отдавать материал машинистке.

— Ладно, — продолжал Бекон, — ну и где же донесения?

— Вчера вечером он все забрал. Черновиков не оставлял никогда, говорил, что их обязательно нужно уничтожать, чтобы не вводить людей в заблуждение.

Бекон потер челюсть, по лицу его мелькнуло выражение полнейшего отчаяния. Потом он вздохнул, покачал головой и спросил:

— Вы нам хотите помочь?

— Да, хочу!

— Тогда подумайте хорошенько об этих отчетах. Пусть даже не о выводах, о деталях: имена, названия мест, частные заметки Брейди. Не задумывайтесь, пустяк это или что-то важное — пусть даже бессмыслица. Запишите абсолютно все, что вспомните. Договорились?

Она нахмурилась, но кивнула.

— Обязательно.

— Черный ход у вас есть?

Бекон велел было патрульному проверить дверь, но тот заверил, что уже это сделал и все в порядке.

— Когда мы уйдем, запритесь на цепочку, — сказал девушке лейтенант. — Вряд ли вас сегодня потревожат. Если все в порядке, мы откланяемся.

— Да, конечно.

Она встала.

— Не волнуйтесь за меня. Обещаю, я постараюсь вспомнить.

Когда все трое вышли на площадку, лейтенант остановился и подождал, пока Салли не заперла все замки.

На крыльце Бекон спросил Мердока, куда тот поедет. Кент сказал — в редакцию. Тогда Бекон отправился с Керби, Мердок же сел в служебную машину, сразу связался с редакцией и сообщил, что новостей по делу Брейди нет, а машину он сейчас пригонит.

Когда около полуночи Кент появился в редакции, в кабинете Ваймана горел яркий свет. Стукнув для приличия разок в дверь, он просунул внутрь голову.

— Заходите, — Вайман вынул сигару изо рта. — Садитесь.

Мердок с благодарностью принял приглашение — усталость давала о себе знать. Откинувшись в кресле, он вытянул ноги, посмотрел на свои грязные, промокшие ботинки и решил непременно вычистить их утром. Потом спросил:

— Что слышно насчет Вольта Керри?

— Говорят, все обойдется. Повреждений мозга нет, но когда его можно будет допросить — неизвестно.

Подождав ответа, которого не последовало, Вайман стал терпеливо ждать, понимая, что, раз Мердок зашел к нему в кабинет, значит должен сообщить что-то важное.

Вместо этого он услышал просьбу, и простую, и поразительную одновременно. Не повышая голоса, Мердок заявил:

— Я хотел бы получить отпуск на пару дней.

Вайман глубоко затянулся, у него отлегло от сердца.

Выпустив густой клуб дыма, сказал:

— Разумеется, почему бы и нет? Временно вас заменит Делани. Есть серьезные причины?

— Дело Брейди.

— Да, да. Он ведь был вашим другом?

— Близким другом.

— Как там обстоят сейчас дела?

Мердок собирался ответить покороче, но, заговорив, почувствовал вдруг потребность выговориться, чтобы облегчить душу и привести в порядок мысли. Вайман слушать умел, иногда он кивал, иногда удивленно поднимал брови, но не вмешивался и не прерывал. Сигара была забыта и догорала в пепельнице.

— Ну, хорошо, — сказал он, когда Мердок умолк. — Насколько я понял, вы хотите поработать вместе с Беконом, верно? Хорошая мысль. Так сколько времени вам понадобится на это дело? Вы ведь будете работать, да?

— Не на газету.

— Как это?

— Не хочу сказать, что не выдам материал, если такой будет. Но ведь может случиться, что время я потрачу напрасно. Шансов немного, правда, я лично заинтересован, да и с людьми умею разговаривать. Одним словом, думаю я о себе, а не о газете.

— Какого черта, разве я требую от вас конкретного результата?

— Убийство такого человека, как Брейди, не заслужит в газете и половины колонки.

— Раз оно затрагивает семейство Олдерсонов, то достойно целого подвала на первой полосе, а то и двух. Если ваша совесть мешает получить деньги за то, что вы делаете ради себя, забудьте об этом!

Отодвинув назад свое кресло, Вайман потянулся за сигарой.

— Давайте, действуйте! Поезжайте домой, примите пару стаканчиков и ложитесь спать. Я предупрежу, что вас завтра не будет.

Мердок встал. Разговор с Вайманом его ободрил, и теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Он снова верил в себя, в успех своей затеи. Разве иначе Вайман дал бы ему «добро»?

Кент успел переложить аппарат и оборудование в свою машину еще до того, как поднялся наверх, так что теперь, торопливо распахнув дверцу, сразу нырнул внутрь. Ему хотелось выпить, как и советовал Вайман, но не улыбалась перспектива толкаться в шумном баре, потому решил отложить это дело до дома. Правда, ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал, потому что по дороге его осенила одна мысль. Сделав круг, он вернулся к дому Брейди.

Привела его не ностальгия, а воспоминание об одной детали, наверняка известной только ему и Тому. Осмотрев квартиру, полиция не нашла ничего интересного, но поскольку они знать не знали о существовании в письменном столе Брейди тайника, все еще был шанс обнаружить что-то стоящее.

Вот о чем он думал, когда, войдя в темный вестибюль, толкнул внутреннюю дверь. Ключа от квартиры Тома у него не было, но замок он хорошо знал, а в бумажнике всегда держал отмычку, подаренную другим частным детективом — Джеком Феннером.

На полутемной площадке второго этажа он достал ее, подергал на всякий случай ручку, убеждаясь, что дверь заперта, и принялся за работу.

Он не торопился. Замок поддался сразу, спрятав отмычку, он открыл дверь и бесшумно вошел. И как только дверь за ним закрылась, замер, задержав руку, потянувшуюся было к выключателю.

Ни тогда, ни потом Кент не мог объяснить, что его насторожило. Он не слышал никаких подозрительных звуков, даже дверь за ним захлопнулась очень тихо, срезав узкую полоску света, падавшую с площадки. До этого момента он не ощущал опасности, и когда почувствовал ее приближение, постарался убедить себя, что это только плод его разыгравшегося за день воображения.

Тем не менее, он сразу отпрянул в сторону и пригнулся, а беспричинный страх не проходил, словно врожденный инстинкт предупреждал его, что он здесь не один. И он то замирал на месте, не дыша и вслушиваясь в тишину, то напрягая слух, осторожно продвигался вперед. Чувства были обострены до предела, и когда откуда-то долетел странный шорох, Мердок понял, что инстинкт его не обманул.

Зная комнату не хуже собственной, Кент сразу определил, что это за звук и откуда: по ворсу ковра шаркало что-то тяжелое.

Справа от него два окна на улицу были едва различимы, значит, шторы на них задернуты. Слева находились две двери — одна в спальню и ванную, вторая — в крохотную столовую и кухню. Позади была еще одна дверь — черного хода.