В недоумении Кент вышел в коридор. Лаборатория казалась пустой, но шагнув через порог, он замер, затаив дыхание при виде скорчившейся на полу фигуры. Даже в темноте он видел, что это Керри, да и приметная кепка валялась рядом. Подойдя ближе, заметил рассыпанные вокруг металлические прищепки для сушки пленки.

— Вольт! — голос у него сорвался. — Вольт!

Опустился на колени, ощущая странную пустоту в груди, потряс за плечо, осторожно взял обмякшую руку и попытался нащупать пульс. И только тут сообразил, что Керри дышит, с трудом, но зато глубоко. За его спиной раздался голос Хьюза:

— Это Вольт? Что случилось?

— Черт, да откуда я знаю? Беги звони, вызывай врача!

— Какого?

— Да любого, ясно? Скажи нашей телефонистке, она разберется. Только не копайтесь.

В растерянности он на миг замер, не зная, что делать. Потом снял пиджак, свернул его и подложил фотографу под голову.

Керри лежал на боку, откинув руку в сторону. Не зная, насколько тот плох, Мердок решился осторожно его перевернуть. Крови не было, но на затылке пальцы его нащупали громадную шишку. Тихо опустив голову Керри на импровизированную подушку, Кент выпрямился, снова заметил прищепки и принялся их собирать.

Хьюз уже вернулся и стоял в дверях, потрясенно молча, с широко раскрытыми глазами. Мердок миновал его, пройдя в свой кабинет. Что-то заставило его открыть средний ящик.

Конверта с именем Тома Брейди там не оказалось. Но не ради него кто-то ударил Керри: кроме Брейди, Керри и его самого о конверте никто не знал. Значит, остается только Ал Перетти.

Он почувствовал прилив небывалой ярости.

Они стояли молча, пока санитары скорой помощи укладывали бесчувственное тело Керри на узкие носилки и накрывали одеялом. Мердок, Хьюз, доктор и управляющий издательством «Курьера» Вайман дождались, пока увезут носилки, потом Вайман недовольно спросил врача:

— Вы считаете, его могли ударить мешком с песком, но неужели нельзя сказать, насколько такая травма опасна?

Доктор надевал пальто и шляпу.

— У него огромный кровоподтек на затылке, но рваной раны нет, так что череп, возможно, не поврежден. Вот почему я полагаю, что били мешком. Удар, по счастью, пришелся по тому месту, где кости черепа гораздо толще, но только рентген покажет, нет ли трещин.

— Когда вы уточните, доктор? Надеюсь, вы сами этим займетесь?

Врач кивнул, сказав, что через час картина травмы будет более-менее ясна.

— Допустим, трещины нет, вы все равно не можете сказать, когда он придет в себя?

— Нет, контузия может оказаться очень тяжелой, сейчас нельзя сказать нет ли сотрясения мозга. Он может прийти в себя уже в машине, или через час, или через сутки, или… — Врач пожал плечами, не сочтя нужным закончить фразу. — Мне пора.

Мердок кашлянул.

— Я, пожалуй, тоже пойду. Поеду с вами, доктор.

— Как хотите, но спешить некуда. Очень сомневаюсь, что сегодня вам удастся с ним поговорить.

Врач ушел. Вайман повернулся к Мердоку. Коренастый толстяк с широким лицом, густыми бровями и энергичными манерами сжимал в зубах полувыкуренную потухшую сигару.

— Вы считаете, пропали все шесть пленок?

— Непрофессионал не мог иначе поступить. Скорее всего, нужны ему были те два снимка, которые я сделал у Келлера, но у Керри были две кассеты, снятые в аэропорту, да еще и его собственные из Кембриджа. Вот и пришлось забирать все, чтобы не ошибиться.

Вайман вынул изо рта сигару, мрачно оглядел ее изжеванный конец, и наконец отправил ее в мусорную корзину.

— Расскажите мне про Ала Перетти.

Выслушав Мердока, он спросил:

— Вы знакомы с кем-нибудь у нас в полиции?

— С лейтенантом, начальником следственного отдела.

— Позвоните ему и расскажите, что произошло, пусть берутся за дело. Держите меня в курсе. Я часок-другой еще побуду на работе.

Он удалился.

Мердок позвонил в полицейский участок, попросил соединить его с лейтенантом Уолшем и рассказал о случившемся.

— Вы могли бы уточнить время? — спросил Уолш.

— Видимо, между семью и восемью с четвертью.

— Мы проверим, чем был занят в это время Перетти, но на это не следует особо рассчитывать. Я этого типа знаю. Если он задумает какую-то пакость, то найдет и исполнителя. Может быть, нам сумеет помочь Керри? Кстати, как он? Надеюсь, поправится?

Кент хотел бы ответить утвердительно, но предпочел осторожно сказать, что не знает.

— Доктор даже приблизительно не берется сказать, когда Вольт придет в себя.

— Ладно, мы этим займемся, — пообещал Уолш, — я сам проверю Перетти и пошлю кого-нибудь переговорить с вашим лифтером. Кто знает, не припомнит ли он чего…

Положив трубку, Мердок откинулся на спинку кресла, уставившись в одну точку. Перед его взглядом темнела скорчившаяся на полу фигура, на миг он едва не впал в отчаяние. Только неотступающая ярость заставила работать его мозг, причем ярость не только на Ала Перетти, но и на собственное бессилие.

Он не знал, сколько времени он так просидел, неподвижный и инертный, но все же почувствовал потребность что-то делать. Тогда он потянулся к телефону, связался с отделом городских новостей и предупредил, что взял служебную машину для поездки в город.

В больнице ему ничего нового сообщить не смогли, тогда он устроился в зале ожидания и, стал, задумавшись, курить одну сигарету за другой, пока совершенно неслышно не подошел молодой врач и спросил, не он ли мистер Мердок.

— Рентген черепа мистера Керри дал отрицательный результат, — сообщил он, — сейчас проверяют состояние позвоночника.

Мердок облегченно вздохнул, чувствуя как внутри что-то отпустило, и спросил:

— Он пришел в себя?

— Еще нет.

— Вы не знаете…

— Нет, сейчас еще ничего нельзя сказать, но реакции нормальные. Видимо, он поправится, так что утром вы сможете с ним встретиться. Пока же остается только ждать.

Кент почувствовал себя гораздо лучше, когда, сев в машину, поехал назад в редакцию. Включив по давней привычке полицейскую волну, тут же услышал сообщение диспетчера из управления.

Форма была установлена раз и навсегда. Вначале — номер участка, потом индекс машины, — А, Д или О, — потом адрес и указания. После каждого вызова — точное время, поскольку все записывалось на будущее на магнитную ленту.

Собиравшийся весь день дождь наконец разразился, да еще с порывистым ветром, как только Мердок отъехал от больницы. Включив «дворники», он снизил скорость, продолжая прислушиваться к голосу диспетчера.

— Машина «Л», Кейб энд компани, — последовал адрес. — Найдите ночного сторожа. 7.01.

Потом сообщение о сигнале от кого-то, позвонившего в полицию по телефону. Потом одна из машин доложила, что задание выполнено. Но вот следующее сообщение заставило Кента насторожиться. Все дело было в адресе, но тут ему опять повезло. Он ехал по Колумбус авеню, когда диспетчер сказал:

— Машина «А», на связь!

Ответ последовал незамедлительно, поэтому диспетчер тут же назвал адрес, этаж, подъезд, распорядился приступать немедленно, закончил словами:

— Сигнал «У».

Что означает этот сигнал, Мердок не знал, но ему известно было, что в последнее время полиция, возмущенная тем, что газетчики первыми оказываются на месте происшествия, стала применять меняющиеся буквенные индексы в конце сообщений для обозначения тяжких преступлений. Иногда эти буквы оказывались просто приманкой, но чаще наоборот. Сейчас буква У была присоединена к знакомому адресу, что насторожило Мердока, и тут же он увидел, как шедшая навстречу машина развернулась на 180 градусов. В свете фар он убедился, что это патрульный «седан».

Пришлось прибавить газу, чтобы не отстать. Не снижая скорости, он ухитрился все же связаться с редакцией, чтобы сообщить, куда едет.

— Мы тоже слышали, — ответили ему. — А что означает индекс «У»?

— Не знаю.

— Но вы считаете, это срочно?

— Не знаю, я позвоню.