Вада задумалась. Повторила мимику Ухая: тьфу, гадость какая. Так?

— Угу, — согласился дикарь.

— Тавай, — сказала девушка. — Ити тута.

— Идти туда? — переспросил добровольный помощник. — Пошли, покажу.

Вскоре Ухай привел к дереву, которое искала Вада. Варии называли его 'горькая кора'. Далее начинающая знахарка действовала в соответствии с рекомендациями матери. Выбрала старый, сохнущий сук и отломила от него несколько кусков коры. Затем нашла в лесу 'липкое дерево' и, попросив у дикаря скребок, наскоблила темно-желтой смолы. После этого мелко раскрошила кору и с помощью смолы изготовила несколько катышков. Соглядатай внимательно наблюдал и даже старательно водил носом, запоминая запахи. Кто его знает, вдруг пригодится?

Они двинулись обратно. На опушке девушка разыскала подорожник и выкопала одно растение вместе с корнем.

Ухай отконвоировал спутницу до самой стоянки и отправился о чем-то шептаться с Иханой. А Вада подошла к стонущей Ахире. Зуб, на этот раз, разболелся не на шутку. Бедняжка, используя ночной опыт, пыталась унять боль с помощью нагретого камня, но эффект был почти нулевой. Ахира решила, что камень заговорен чужачкой, и без нее 'лечить' не хочет. Увидев Ваду, измученная женщина даже криво заулыбалась, невзирая на боль, и протянула остывший камень: мол, давай, сделай что-нибудь. Но девушка отложила камень в сторону, отрицательно покачав головой. Мол, есть другой способ.

Катышек с корой 'горького дерева' Вада засунула Ахире в рот — жуй потихоньку. Корень подорожника прижала к щеке в районе больного зуба, а лист подорожника свернула и засунула в ухо с этой же стороны.

— Типеря сити, — велела 'целительница', подразумевая, что надо лежать и не дергаться, и забормотала заклинания. Ладонь она продолжала держать на щеке больной. Умам почувствовала легкое покалывание и тепло — у чужачки была горячая ладонь! Вот те на! Вскоре у Ахиры онемело во рту, и она не заметила, как уснула.

Уже к вечеру вся община знала о чудесном излечении умам. Дикари поглядывали на Ваду с уважением, смешанным с недоумением. Белокожая тощенькая чужачка смогла то, что не получилось у могущественной колдуньи Иханы — выгнать изо рта умам злобного окаху*.

Опасные разговоры быстро долетели до чутких ушей Иханы. Она присела к Ахире, которая тщательно выскабливала внутреннюю поверхность бараньей шкуры. Одной из тех, что Гар и Вада добыли в результате приснопамятной охоты. Самую большую шкуру Боро забрал себе, поменьше отдал Ахире. Точнее, та сама попросила. Уж очень захотелось обновить гардероб, после того как Вада продемонстрировала последний писк моды. Еще одну шкуру вожак выделил Гару. Все по справедливости. Шкура самого маленького ягненка досталась дикарке, недавно родившей ребенка. Будет к зиме малышу одежка.

— Не болит? — Ихана показала пальцем на щеку.

Ахира довольно помотала головой.

— Чего она тебе дала? — колдунья кое-что уже вызнала и пыталась до конца 'расшифровать' рецепт лечения. Выброшенные, за ненадобностью, корень и лист подорожника она успела подобрать и тщательно исследовать.

Умам высунула язык и продемонстрировала 'таблетку', которую держала во рту. Вада отдала ей все катышки с корой и велела жевать как можно дольше.

Ихана аккуратно, двумя пальцами, сняла с чужого языка 'таблетку', понюхала, потом лизнула. Поморщилась: горько. Вернула лекарство на место. Сделала озабоченное лицо:

— Как ты жуешь?

— Жую-жую, потом пустая становится. Я выплевываю.

— Выплевываешь?

— Угу. А что?

Колдунья многозначительно помолчала. Потом изрекла:

— Я думаю, чужая — колдунья.

Ахира огляделась по сторонам и произнесла, понизив голос:

— У? Я тоже так думаю. А что?

— Я думаю, чужачка так ловит окаху, — Ихана показала на пальцах. — Окаха прилипает к смоле, как муха. Потом ты плюешь — и окахи нет. Но потом он снова попадает в тебя. И ты снова жуешь. Почему?

— Почему? — с тревогой повторила вопрос Ахира.

— Потому что окаху надо сжечь. Чтобы он не возвращался. Чужачка об этом не знает. Слабая колдунья.

— У-у, — озабоченно протянула умам.

— Когда перестанешь жевать, не выплевывай. Отдай мне. Я сожгу окаху и скажу заро.

— Угу. Ладно.

Ихана замолчала. Нахмурила брови:

— Не болит, значит?

— Не-а. А что?

— Да вот думаю. Откуда чужачка знает, как ловить окаху? Может, это ее окаха? Может, он пришел вместе ней? Ведь раньше у тебя не болел зуб?

Ахира, перестав жевать, приоткрыла рот:

— У?

— Вот, думаю.

И колдунья отошла, оставив умам наедине с сомнениями. Посидев какое-то время в раздумьях, Ахира вытащила изо рта лечебный катышек и принесла его Ихане.

— На, сожги. И заро скажи.

'Черный пиар' начал действовать.

Но вскоре Ахира сидела уже рядом с Вадой и консультировалась по поводу выделки шкуры. Колдовство колдовством, но юбку-то шить надо.

Ихана, не выпускавшая чужачку из поля зрения, задумчиво морщила лоб.

Так, за короткий срок Вада освоилась в общине, особенно среди его женской половины. И дикари потихоньку переставали коситься на чужачку с вызывающей светло-рыжей копной волос. Тем более, что девушка продолжала демонстрировать удивительные для дикарей навыки. В частности, в области первобытной кулинарии.

На следующий, после избавления Ахиры от зубной боли, день Вада в очередной раз ошеломила дикарей, сварив невиданное для них блюдо — суп.

Для начала из бараньего желудка, тщательно зачистив его от жира и слизи, а затем промыв в воде, девушка изготовила примитивную кастрюлю-сосуд для варки пищи. Нижнюю часть желудка, откуда выходит двенадцатиперстная кишка, Вада туго перевязала веревочкой, сплетенной из сухожилий. В верхнюю горловину засыпала порезанные на мелкие куски мясо и корнеплоды. Весь желудок обмазала смоченной в воде глиной и подсушила на солнце. Затем опустила 'кастрюлю' в небольшую ямку, вырытую рядом с костром, и засыпала ее, почти по горловину, горячей золой и углями. Сверху заложила кусками дерна, чтобы тепло удерживалось внутри. После этого залила внутрь желудка воду. Оставалось помешивать варево веточкой и пробовать мясо, карауля, когда оно дойдет до готовности.

Когда 'суп' сварился, Вада разгребла золу и дала блюду немного остыть. Затем осторожно перелила содержимое в выдолбленную тыкву — единственный сосуд для переноски и хранения жидкостей, знакомый дикарям. Все это время они ходили кругами вокруг костра, втягивая чуткими носами аппетитные запахи, и возбужденно переговаривались. Умеет чужачка заинтриговать! И где только ее Гар нашел?

Очистив желудок снаружи от земли и глины, Вада покрошила его на кусочки и добавила в 'суп'. Тыкву с 'супом' чужачка поднесла Боро, который, как обычно по вечерам, сидел на валуне около пещеры. Вожак долго изучал невиданное доселе угощение. Вся община толпилась вокруг. Задние напирали на передних, вытягивая шеи и шевеля носами.

Сперва Боро выловил и съел кусочек мяса. Затем попробовал корнеплод. Новые вкусовые ощущения ему явно нравились. Наконец вожак приподнял тыкву и отхлебнул бульона. Проглотил. Поставил тыкву на землю. Облизался. Выражение физиономии у Боро был таким, что все остальные дикари, как по сигналу, разом сглотнули слюну. Вожак снова поднял тыкву и, уже не сдерживая себя, сделал несколько жадных глотков. Это означало, что кулинарные особенности чужачки оценены по высшему разряду.

По паре глоточков вкуснятины досталось всем. Даже Ихана не удержалась — попробовала. Правда, не забыла прошептать перед этим несколько заро.

… Вада продолжала неспешно оббивать свой камушек, искоса наблюдая за Ахирой. Уже давно стемнело и община в полном составе готовилась ко сну. У старшей женщины явно что-то не клеилось с шитьем. Варийка подсела к ней. Ловко просунула в отверстие в шкуре сухожилие, завязала узелок. Ахира довольно заулыбалась.

Вада подошла к выходу из пещеры. На ночь, в летнее время, дикари разводили снаружи, у самого входа, костер. Чтобы отпугивать зверей и змей. У костра сидел дежурный — молодой Мах, сын Ахиры.