Началась война всех против всех.

После смерти Гапона не только бандиты ложились один за другим в сыру землю, но и стали исчезать их подопечные — торговцы и предприниматели. Так, вскоре после смерти патрона бесследно исчез владелец самых крупных супермаркетов, гастрономов и торговых центров города Геннадий Мельников по кличке Геня. Еще спустя несколько месяцев был расстрелян в упор из автомата Жора Стоков, бывший бригадир самой крупной криминальной группировки города. Его убили как собаку, нашпиговав свинцом под завязку. Вскоре бесследно исчез еще один закадычный друг и сподвижник Гапона — Миша Винт…

— В общем, веселуха пошла! — продолжал рассказывать Лис. — Кое-как мне их удалось обломать, заставить пойти на мировую и договориться, забили стрелку за городом…

Тачки съехались на пустырь перед лесом с двух сторон и остановились метрах в пятидесяти друг от друга.

— Ну, рассказывай, как город делить будем, — обратился к одному из основных смоленских предпринимателей, Дмитрию Немцу, гапоновский бригадир по кличке Барон.

— Чего нам делить, Барон? — начал разговор Немец, будто не поняв вопроса, но с ехидцей добавил: — Ты вон после Гапона какой лакомый кусочек себе отхватил, а нам один авторынок и остался. Это тебе делиться бы следовало… Я не против того, что ты владеешь «Станкостроем», но скинь четверть акций, Барон, и моей братве, они же тоже там работали…

— А больше ты ничего не хочешь? — грубо, но без напряга оборвал бывшего другана Барон и стал перечислять все, что ему задолжали. — Ну, так че, в натуре! Мы тут друг друга пилить будем? Или дела обсуждать? Так у нас с тобой разговора не получится, Дема. Я же знаю, что это твои Винта замочили, потому и борзеешь сейчас. Но я что, был тогда против? Нет! Мне было его не жаль: меньше грязи — шире дорога. Да и сейчас я не собираюсь барахтаться в этом дерьме под названием разборки. Не хочешь мировой — не надо! Бояться мне нечего. А если ничего конкретно мы с тобой сейчас не обговорим, то и базлать нам больше не о чем…

В общем, разговора не получилось. Разошлись, так и не договорившись. А мочиловка, как и во многих таких случаях, возникла сразу и из ничего. Кому-то показалось, что передернули затвор, кто-то что-то крикнул, и тут же вспыхнула перестрелка. Стреляли много, но хаотично и неприцельно, лишь бы побольше слить свинца. Хотя группировка Барона и была более многочисленной, его самого и его корешей все же нашпиговали железом под завязку, так как «немцы» оказались хитрее и захватили с собой ящик прикупленных по случаю гранат.

Сразу же после разборки Немца арестовали, и полтора года он, словивший несколько пуль в той перестрелке, поправлял свое здоровье на нарах.

Его адвокаты сотворили чудо, и вскоре Дима Немец, за недостатком улик, вышел на свободу с чистой совестью и высоким бандитским рейтингом. Правда, пока он сидел на нарах, оставшиеся в живых «бароновские» уже отправили к праотцам многих из его братвы. К тому же рейтинг Немца был не политический, а тухлый — от молвы, потому-то и на него после освобождения тоже покушались бесчисленное количество раз.

Непрерывные бандитские войны ослабили в Смоленске всех. Или почти всех. Кто-то выиграл. Одним из наиболее влиятельных преступных сообществ в городе оставались духоборы. Они происходили от издревле проживающей в городе старой секты самых натуральных духоборов, отвергающих духовенство, церкви и многие православные обряды и верящих в воплощение святого духа в живых людях.

Внешне духоборы ничем не отличаются от других россиян, фамилии носят такие же — исконно русские. Бандиты, вышедшие из духоборов, так же строго придерживаются своей веры, соблюдают посты, стараются не грешить без повода. Что, кстати, не мешает им отстреливать несговорчивых конкурентов.

При советской власти в теневой бизнес духоборы, как и цыгане, ушли раньше всех. Они арендовали трейлеры-морозильники, скупали в местных совхозах мясо и выгодно сбывали его в Прибалтику. Этот бизнес приносил им астрономическую прибыль. База для этого у них была отменная. Исторически сложилось так, что на руководящих постах многих промышленных и торговых предприятий города оказались именно выходцы из семей духоборов. Они обеспечили себе крепкую поддержку и во властных структурах города. Руководство смоленского отделения Газпрома, например, состояло исключительно из духоборов. Первые частные коттеджи в духоборском микрорайоне появились задолго до перестройки. И с «Запорожцев» и «Москвичей» на «девятки» и дорогие иномарки духоборы тоже пересели первыми, привозя их в Россию из той же Эстонии.

С перестройкой у мирных ранее духоборов возникла потребность в защите собственных капиталов. Из своей же среды были рекрутированы волонтеры в бандиты. На фоне других группировок духоборы отличались высокой дисциплиной и абсолютной круговой порукой и редко шли на объединения с другими бандитами. По тревоге они тут же могли выставить на любую разборку более полутысячи «штыков». А на допросах в милиции молчали как рыбы, потому что знали, что при аресте длинный язык у духобора — прямой путь с нар на кладбище.

Во время безраздельного царствования в городе Попа Гапона только духоборы и смогли отстоять свой суверенитет. Хотя поводов для глобальной гангстерской войны у них было более чем достаточно, духоборы, насмерть присосавшиеся к перекачке нефти и газа в Прибалтику, повели себя очень разумно. Они пошли на компромисс. Пожертвовали частью своих интересов, что, надо сказать, нисколько не ослабило их финансового могущества. После смерти Гапона, а затем и Немца реальных конкурентов в Смоленске у духоборов не осталось. Но при этом у них хватило ума не претендовать на чужие лакомые куски, и их лидеры быстро поняли, что на дележе богатого пирога вспыхнут новые войны, вот они и не захотели участвовать в общей сваре.

Кто-то из сидящих за столом воров грустно посмеялся над историей, рассказанной Лисом, но многие понурили головы. Они-то помнили, как сами втянулись в передел воровского имущества и как им тяжело приходилось в нескончаемых битвах и со старыми нэпмановскими, и с новыми «польскими» ворами.

Но Лис продолжал рассказывать о своих трудностях, связанных с его регионом, где он был смотрящим.

— Еще одна особенность есть у этих местных отморозков, — говорил он, все так же с ленцой, накручивая в сметане уже остывшие пельмени. — В их среде существует сильное предубеждение, что состояться на воровском поприще можно, только мочканув какого-нибудь влиятельного авторитета. Чем крупнее будет убитая тобою птица, тем больше у тебя шансов подняться. Причем убивать надо собственными руками. Нанимать киллеров со стороны — дурной тон. Любой авторитет из новых должен уметь убивать сам. В крайнем случае с подручными. Шмаляют они своих конкурентов чаще всего в упор, из ТТ, в подъездах собственных домов. А после расстрела хорошо еще и ножом убитого искромсать, чтоб все знали, с кем вскоре они будут иметь дело…

— Это что-то японское, в духе ихней якудзы, — вставил свое словцо простоватый, с крестьянской внешностью, вор в законе Федул, но Лис ему не ответил.

— …Весть о том, что такой-то замочил такого-то и в такой-то форме, мгновенно доходит до всех городских авторитетов. И те, кто раньше ходил под крышей убитого, идут на поклон к новоиспеченному «крестному отцу», — продолжал Лис. — И еще особенность — ни у одной местной группировки, кроме духоборов, нет исконной территории. Кто где успел крышу построить — тот там и сидит. Так и идет эта нескончаемая война. И нет никакой силы, чтобы усмирить это распоясавшееся быдло. А под этим соусом наступление ментов продолжается… — сказал Лис и подытожил: — Может, только это их всех к уму приведет. Что, мало я знаю городов, где ментовская мафия захапала в свои руки все. Да взять хотя бы Мурманскую область, там в небольших городах все под ментовской крышей сидят и все им платят. А сколько еще таких городков по России перешло под «красную» крышу! А там поборы и никакого порядку! Пора кончать с этим, люди!