А в феврале Рогожкин исчез. Сгинул — как не было. Тогда-то я и стал каждый день просматривать «Правду» в надежде найти там какое-нибудь известие про моего «куратора». И нашел! Коротенькое сообщение о разоблачении в системе наркомата внутренних дел заговора с целью опорочить честное имя достойных советских партийных работников и военачальников. А в конце приписка: виновные понесли заслуженное наказание.

Мне сразу было понятно, кто в числе этих «виновных» оказался. И я решил пока под шумок мотануть из Москвы и залечь на дно, чтобы и меня, не дай бог, не притянули следом за Рогожкиным как пособника и главного фигуранта этого самого «заговора». Адрес будущего местожительства я выбрал почти не колеблясь: Ленинград. Катерине я сначала осторожно предложил уехать из Москвы куда-нибудь в другой город, но она отказалась, сославшись на невозможность бросить одну мамашу, да и с работы ей не захотелось увольняться. А вот Нинель согласилась. С той самой новогодней ночи, когда мы с ней так сладко покувыркались в постели на измайловской даче, я с ней стал встречаться — уж больно горячая оказалась бабенка, ничего не скажешь, — и как-то раз брякнул ей: мол, собираюсь поменять московский климат, рвануть севернее, к родным местам поближе. А она мне: у меня, говорит, в Ленинграде тетка, можешь у нее снять комнату, и я к тебе туда в гости буду наезжать. Я и подумал: Ленинград? Что ж, город хороший, хтебный, для вора — не хуже Москвы. Затеряться легко. К тому же я помнил, что в Ленинграде живет мой старинный знакомец умница Егор Нестеренко, который освободился еще в конце тридцать пятого, устроился на работу по специальности, и мы с ним изредка переписывались — я ему слал записочки на домашний адрес, а он мне на центральный почтамт, что тогда был на улице Кирова. Я во время своих кратких «командировок» в город на Неве с ним не встречался — в целях его же безопасности, а повидаться с ним хотелось, уж больно мне в душу запали его философии за жизнь, за воровские законы да за крепкую воровскую общину.

Что ж, решено — еду в Ленинград. Но перед дальней дорогой у меня оставалось еще одно дельце — последняя гастроль в столице, которая должна была стать моим приветом Андрюхе Рогожкину и всей его партийно-правительственной братии…

На площадке перед ЦУМом, на стыке Кузнецкого Моста и Петровки, играл духовой оркестр. Вестибюль московского универмага заполнился приглашенными и зеваками. К празднику Первомая готовили торжественное открытие нового торгового отдела. Представители Мосторга, важно шествуя клином, двинулись к ступеням эскалатора, а возглавлял процессию председатель, несущий на красной бархатной подушечке специальные ножницы. И вот он перерезал алую ленточку, и бурлящая толпа нетерпеливых покупателей бросилась осваивать новые торговые секции на четвертом этаже. Я стоял в толпе под длиннющим плакатом на красном кумаче:

Я пришел сюда в праздничный день, чтобы, затерявшись в толпе, в последний раз прокрутить в голове свой дерзкий план. Сегодня в кассах универмага должны были осесть немалые деньги. Я загодя навел справки о цумовской бухгалтерии и выяснил, что в госбанк выручку сдают только по рабочим дням. А 1 Мая — праздник, банк закрыт, значит, выручка будет париться в сейфе до завтрашнего утра всю ночь. Наметанным глазом я наблюдал, как шныряют в толпе покупателей юркие фигурки карманников. Среди них попадались и хорошо знакомые мне лица — Витька Лихой, Армен по кличке Арарат, Вася Рябой… Эти-то щипачи явно газетки регулярно почитывают, усмехнулся я про себя. Интеллигентный народец — они заранее вызнают, где и когда в городе большое событие с большим наплывом народа. Но и я не лыком шит, хоть газетки читаю редко и нерегулярно — удачной вам торговли, товарищи!

В тот же день, чуть за полночь, старенький грузовичок «АМО», фырча, проехал по тускло освещенной Петровке, обогнул здание ЦУМа и остановился на подъеме Пушечной улицы. Из крытого кузова выпрыгнула компания из четырех человек, один из которых тут же отделился от остальных и порысил к темнеющей стене универмага со стороны Неглинной. Все были обуты, несмотря на морозную еще мартовскую ночь, в легкие фетровые тапочки.

— По этажам двигаться крайне осторожно. Малейший шум — и охрана нас засветит, — давал я своим троим подельникам последние инструкции. — Мы с Электриком вдвоем работаем, ты, Леха, как и уговорено, следишь за коридором. А Шамиль будет стоять на стреме у главной лестницы — понятно? Работать начинаем с третьего этажа, с директорского кабинета, потом переходим на второй — в бухгалтерию. У всех есть часы?

Я глянул на свои швейцарские с фосфорной подсветкой, купленные три месяца назад здесь же, в ЦУМе.

— Так, сейчас ночная охрана должна уже закончить обход. Они где-то этаже на четвертом. Еще дадим им время спуститься на первый — и начинаем. Давай, электрик, готовь инструмент…

Я хотел отыскать для такого непростого дела своего казанского кореша Гвоздя, с которым мы два года назад вместе брали сейф на оборонном заводе, да, припомнив обстоятельства знакомства с Рогожкиным, решил не рисковать — шут его знает, может, и Гвоздь уже тоже энкавэдэшную гимнастерку носит под своим кожаным бушлатом… К тому же, внимательно изучив добытый через верных людей поэтажный инженерный план ЦУМа и выяснив, дто здание построено по американской технологии, не имеет кирпичной кладки, а целиком вылито из бетона, я решил, что Гвоздь с его альпинистскими крючками все равно для такой работы не подошел бы. В общем-то не было смысла самому все усложнять. К тому же я с удивлением заметил, что на плане из подвала к бухгалтерии был проложен отдельный электрокабель, что свидетельствовало только об одном: в бухгалтерии стоял некий специальный электроприбор, требующий автономного питания. Не веря ни в какие приметы, но внутренне надеясь на милость моего небесного покровителя, в чью честь я был крещен на Соловках, я решил взять с собой Юру Прошкина, молодого, но уже опытного в воровском ремесле специалиста, который отмотал пять лет за кражу и умудрился в лагере даже получить профессию электрика, что в данном случае оказалось чрезвычайно ценным его преимуществом. Кстати, и кликуха у него была подходящая — Электрик. Я ему заранее показал план ЦУМа, и Юра, едва глянув на пунктир, обозначающий кабель из подвала к бухгалтерии, сразу сообразил:

— Там не простой сейф… Этот провод явно тянется к сейфовому замку. А это значит, что в замке кроме обычного механического кода, который надо набирать вращением циферблата, стоит электромагнитная сигнализация… — Он сделал паузу. — Ты хоть представляешь, что это такое?

— Нет, — говорю честно, — но только понимаю, что эта система работает от электросети, а электричество у нас иногда отключают…

Юра только хмыкнул… Но по его хитрому взгляду я понял, что он уже придумал что-то заковыристое.

Всю операцию, я ко всему прочему подгадал на тот момент, когда со стороны Неглинной еще не убрали строительные леса с отремонтированного цумовского «небоскреба» и оставили сторожа-старичка с ружьем для охраны от уличных хулиганов. Этого сторожа мой татарчонок Шамиль и положил аккуратно под лесами, оглушив его деревянной колотушкой по затылку.

По лесам мы влезли на уровень третьего этажа, и там я, орудуя острым как бритва алмазом-стеклорезом, подаренным мне пару лет назад опытнейшим ленинградским форточником Мишей Седым, вырезал квадрат в новом, только что поставленном огромном окне. Через вырез в окне мы по очереди влезли внутрь и оказались, как и было запланировано, в длинном служебном коридоре.

Юра Электрик, оставив мне аккумулятор, сразу направился вниз по лестнице, в подвал, искать распределительную коробку подвода электропитания, чтобы в нужный момент вырубить свет в здании. Пока он отсутствовал, мы сидели тихо как мышки под окном, чтобы в случае опасности тут же выбраться наружу.