* * * Пускай твердит писучий — без строчки, мол, ни дня, но лозунг есть получше: ни строчки без огня! На улице Так на нее посмотрел, что она, как во сне, полетела. Так воспарила она, что за нею и он полетел. Где они? Господи, там, где ни тяжести нет, ни предела, над мешаниной машин и толпящихся тел. * * * Выпила снова с утра? Сплетники пусть позабавятся. Те же — и ум, и талант; имя ее в чести. Те же манеры и голос, но бремя бывшей красавицы, кинозвезды и прелестницы все тяжелее нести… * * * Бабник циником стал, сквернословом. А за что ненавидит он баб? А за то: с каждой женщиной новой он по-прежнему слаб. * * * Говоришь, скучала? Но ни разу ты меня не видела во сне… * * * Мне приснилась тоска по тебе. * * * Это осень за моим окном, небеса с березкой молодою: белое и нежно-золотое на — как детство — чисто-голубом… * * * Неизбежно перед нами, коль мы сильно влюблены, мухи топают слонами, вьются мухами слоны! * * * Я счастлив вот уже два года. Но сколько этот может продолжаться? Мне страшно. * * * Красота приучила тебя к обороне — нелегко быть приманкой и жить напоказ, но в опасном кругу и в негласной погоне презираешь того, кто заране поверил в отказ. * * * Влюбленность — карнавал, любовь — девятый вал, от шепота — обвал и сотворенье гор!.. * * * Делается счастье, как вино. Потому оно сначала бродит, Но в подвалах памяти доходит, Там, где одиноко и темно. * * * Никогда художником я не был, но тоску бы кистью написал: море неподвижное, как небо, и повиснувшие паруса… * * * И часы труда и в тихий час ночной, усталым вечером и на рассвете мне грустно потому, что нет тебя со мной, я счастлив потому, что ты живешь на свете. * * * На перроне дальнего вокзала Говорила, мучась и любя, Те слова, что ты мне не сказала, Те, что ждал я только от тебя… Сон — Что ты наделал! — всплеснула руками. Действительно, я уронил календарь и листки рассыпались по полу. — Видишь, праздников нету совсем! — сказала она и заплакала. Я листки подобрал, и действительно — одни только черные числа… Стою виноватый среди листопада. «С покаянной улыбкой…» * * * С покаянной улыбкой он протянул ей гвоздику, а она отдернула руку, как от черной змеи. С виноватой ужимкой он открыл ей свою незажившую рану, а она закричала: — Этот красный цветок ты припас для другой! Он сказал: — Обернись, вот наш дом, где полжизни мы прожили вместе! — А она застонала: — Застенок, и на окнах решетки. — Нет, — сказал он, — двери открыты и окна до блеска промыты тобой и распахнуты… — Боже мой! — содрогнулась она, — какие окна и двери на пепелище? И тогда он увидел дым, горький дым и свою искаженную тень на развалинах, а она увидела дом, уцелевший дом среди миров, по ветру развеянных, и молчанье прошло между мужчиной и женщиной, прошло, и вернулось, и еще раз прошло между ними, а потом — от нее к нему и к ней от него… «Все началось с разлуки и смятенья…» * * * Все началось с разлуки и смятенья: почувствовав, что больше не могу терпеть, молчать, я передал тоску стихотворенью, а стихотворенье, которое на славу удалось, тоску, как эстафету, передало через года, и ты затосковала, а я забыл, откуда что взялось… |
