Тибетская легенда гласит, что некогда ПВО создавал шедевры, а после стал жертвой кабального контракта с Эксмо и намертво увяз в самоповторах. Предание это апокрифическое, а потому весьма недостоверное. Хочу предложить более правдоподобную версию событий.

Помните ли, на каком культурном фоне состоялось явление Пелевина? Интеллектуальный багаж среднего позднесоветского читателя состоял из нескольких обсценных выражений, "Агни-йоги" и газеты "Совершенно секретно". Тут ПВО с его трёхгрошовой конспирологией и кухонной мистикой оказался что яичко ко Христову дню. Образованщина, истерзанная диаматом, млела: впервые с ней заговорили на её языке - полуматерном, полуэзотерическом. Ом Пелевин падме ху[?] хум, разумеется. Так родился Великий Писатель Земли Русской.

Далее последовала трагедия под названием "Пелевин и Пустота": довольно скоро выяснилось, что властителю дум совершенно нечего сказать. За душой у него только то и было, что два-три коана да постулат мадхъямаки о пустотности всех дхарм. Каждый свой текст ПВО монтировал из готовых деталей, как конструктор "Лего". Духовная эволюция протагониста, будь то Пётр Пустота или орк Грым, оказывалась по-буддийски трёхступенной: неведение-инициация-просветление. Идея о фантомности мира и человека кочевала из романа в роман, будто народ Израилев в поисках Земли обетованной. Развлечением читателю служили сально-аляповатые каламбуры вроде "За Е. Боннэр!" или "Yeah, Бунин" . Злободневность обеспечивали - извините за неприличное слово - актуальные тренды: утром в газете, вечером в куплете.

Так было всякий раз, потом ещё раз и ещё много-много раз. ПВО незыблем, как субурган в бурятской степи, так что о творческом кризисе речи нет по определению. Вот запоздалый кризис читательского восприятия налицо. В Эксмо ввиду столь прискорбного обстоятельства к живому классику приставили нового редактора и снизили тираж с триумфальных 150 тысяч до постыдных 70. Ан поздно пить боржоми: во времена коллективного прозрения любые меры паллиативны. Тем паче если речь о провальном тексте.

В "Цукербринах" три разнородные повести кое-как объединены образом главного героя - просветлённого Киклопа. Первая представляет собой безразмерную (7840 слов) новеллизацию Angry Birds: птицеголовые демоны обстреливают Древнего Вепря (он же Творец) живыми людьми. Во второй, пуще других запутанной, автор упражняется в жанре киберпанка: тролль Кеша обитает в виртуальной реальности, общается с приложениями и сожительствует с социальной партнёршей в образе Мэрилин Монро, подменяя её сексапильной японской анимашкой Little Sister. В конце концов выясняется, что на самом деле социальным партнёром Кеши был исламский террорист[?] да, безумно увлекательный саспенс. Последняя повесть - про девушку Надежду, абсолютно равнодушную к френдленте и гаджетам. За каковые добродетели Надежда посмертно сподобилась ангельского чина и выдумала свой персональный Эдем. Всё это, разумеется, в очередной раз пересыпано актуальными трендами: Украина, борьба с педофилией, субкультура хипстеров и проч. Интертекстуальные связи привычно широки: Фрейд, Фромм, Дебор, Оруэлл, Стив Айлет, а также неизменные the Wachowskis и Чжуан-цзы. Любимая авторская проповедь о всеобщей иллюзорности налицо. Как и натужные попытки острить: "На каждого хитрого носика есть свой ван гоголь с бритвой" . А про цукербринов (они же интернет-суккубы, они же алгоритмы, они же служебные собаки врагов рода человеческого) пусть вам автор объяснит. Хоть он и сам, похоже, не всё понимает[?]

Откровение, которое можно почерпнуть в "Цукербринах", - далеко не Дао. Но тоже из трёх букв. Результат не заставил себя ждать. Рецензенты в один голос прочли отходную увядшему таланту, а m-me Наринская в порыве благородного негодования предложила впредь штрафовать автора за упоминание Чжуан-цзы с его бабочкой. Простите великодушно за автоцитату, но очень уж она к месту:

"Какие, собственно, претензии к Виктору Олеговичу? Каким он был, таким остался: сатирик злой, буддист лихой. Зачем, зачем в своих утратах его хотите обвинить?.. Давайте уж назовём вещи своими именами: вам, господа, попросту надоел посредственный клоун со скудным репертуаром из трёх реприз. Но позвольте-ка полюбопытствовать: а не вы ли, часом, внушили скромному инженеру-электротехнику, что эзотерические банальности, изложенные проектно-сметным языком, и есть интеллектуальная беллетристика? Не вы ли впадали в восторженный ступор от вымученных сюжетов и топорных каламбуров? Так похлопайте хотя бы из вежливости".

ЧТО ПИСАТЬ-ТО?..

От финальной сентенции намеренно воздерживаюсь. Помните старинный анекдот: "А что писать-то? И так всё ясно!"

Теги: литература , литературоведение , критика

"XIV Международный фестиваль поэзии на Байкале" стал лучшим из всех, где нам доводилось присутствовать. Организаторы - Анна Асеева, Игорь Дронов, Андрей Сизых - и добровольные их помощники оказались безупречны. Удалось всё: от встречи и размещения участников до формирования внятной, интересной зрителям программы.

Хотя отнюдь не просто распределить крайне различных с поэтической, да и других точек зрения авторов, обеспечив каждому из них внимательную аудиторию. Умение сделать это свидетельствует как минимум об искренней заинтересованности в каждом из гостей фес­тиваля.

Среди них были и безусловные мэтры, и малоизвестные поэты. На любом фестивале едва ли не самым тревожным для организаторов моментом оказывается вечер местных авторов - на фоне приглашённых знаменитостей они рискуют выглядеть бледно. Так вот, ничего подобного в Иркутске не было.

Тут в первую очередь опять-таки спасибо организаторам, сделавшим вечер не сугубо иркутским, но сибирским. А участие кемеровчанина Дмитрия Мурзина или Дарьи Верясовой гарантировало определённое качество мероприятия.

Встречу вела Надежда Ярыгина, очень нетривиальный автор. Остальные участники тоже были весьма интересны.

Общей нотой неожиданно стал эскапизм. Конечно, у кого-то тема параллельных измерений и планов поселиться где-нибудь в Андах звучала более талантливо, у кого-то слабее, но она была у всех.

Можно смело сказать, что кризис фестивального движения, явный ещё пару лет назад, преодолевается. Ждём продолжения.

Андрей ПЕРМЯКОВ

Теги: литературный процесс

ОЧЕЙ УЧАРОВАНЬЕ

Жизнь моя - как заболоцкость чья-то -

свет, которым отмерцал сосуд.

Эдуард УЧАРОВ

У меня повсюду многозначность,

посреди лирических забот.

Иногда нахлынет пастерначность -

рифма в мозги стукнет - и убьёт.

Жизнь моя есенинскою ранью

мчится вдаль на розовом коне,

и родных стихов учарованье -

просто как мурашки по спине[?]

Евгений Минин

ГОЛОВНАЯ ОБУВЬ

Чтоб "мозгой" переобулся

Каждый в новый "стихозвон".

Михаил Гуськов

Его мозга захлюпала по лужам,

И он взревел - скорее все сюда,

Кому ботинок иль сапог не нужен,

Тащи, мозге без обуви беда!!!

Где мозгокруты, где вы, мозгопробки?

Где мозгобои? Где ты, мозготряс?

Где вы, мои холопы и холопки,

Меня предавшие за две строки зараз?

Стихобренчал я вам и стихозвонил,

Стихогудел и стиховерещал,

Я о любом пижоне и долдоне

Писал, пока не вызвали врача.

Я объяснял ему - в Лондоне хмуро,