Озабоченному монарху почти не спалось, да и усидеть на месте он долго не мог. Разум подсказывал, что он сделал все возможное, чтобы защитить страну и Корону, но все же оставалось великое множество вопросов, на которые ему не удавалось найти ответ. Даже бескровная капитуляция замка Крайнего Поля — после самоубийственной вылазки Крэнна — не принесла ему никакого удовлетворения.
Фарранд сдался, но, попав в плен, хранил гордое молчание, памятуя о чести и преисполнившись решимости не предавать союзников. Молчание барона бесило короля, и он уже начал подумывать, а не казнить ли упрямца, но в конце концов, остыв, распорядился запереть его понадежней, а самым надежным местом в здешнем замке оказалась прачечная. Судьбой барона Монфор решил заняться позже. Воинов Фарранда меж тем разоружили и отправили под арест. По крайней мере большинство из них, потому что некоторые изъявили желание служить королю и, принеся новую присягу, были зачислены в войско. А поскольку к этим сомнительным новобранцам отнеслись с естественным подозрением, их поскорее раскидали по разным подразделениям. Так им предстояло доказать свою преданность — или же умереть.
Бальдемар, когда его освободили, от радости чуть не расплакался. Он едва не пал ниц перед королем, голося о своей преданности престолу и напрочь отрицая участие в заговоре. Барон показался королю флюгером, поворачивающимся в любую сторону в зависимости от того, куда дует ветер. Подобно многим грубым людям, он в глубине души был слабаком, а сейчас оказался и вовсе сломлен.
О дочери Бальдемара не было ни слуху ни духу. Монфор часто вспоминал Ребекку и тревожился за нее, но надежды на ее спасение не терял. Он лично допросил замковых слуг, клятвенно заверявших его в том, что собственными глазами видели бегство хозяйки (некоторые даже уверяли, что она перелезала с одной крыши на другую), но все эти истории не находили подтверждения. Иногда король верил, что Тарранту все-таки удалось спасти ее, а иногда воображение рисовало ему самый мрачный исход. Наверняка ему было известно только одно: в замке Ребекки нет. Хотя королю очень хотелось, чтобы девушка наконец-то нашлась.
Еще одним человеком, с которым Монфору хотелось бы поговорить — и который оставался столь же недоступным, правда, по совершенно другой причине, — был здешний постельничий, которому о делах всего бароната наверняка было известно больше, чем самому барону. Однако Рэдд до сих пор не пришел в себя, пребывая в глубокой и, возможно, безвыходной коме. Один из армейских лекарей хлопотал над ним, заботилась о нем, разумеется, и нянюшка, но Крэнн подверг постельничего настолько безжалостным пыткам, что, хотя сам он и не умер, разум покинул тело в ужасные и мучительные часы. И Монфор не был уверен в том, что Рэдду удастся когда-нибудь поправиться.
В другом городе, на много лиг к северу от Крайнего Поля, Таррант и Пайк отдавали последние распоряжения перед отъездом.
— Все готово? — спросил наконец Таррант.
— Все. — И голос Пайка, и его жесты свидетельствовали о том, что он крайне нервничает, что было ему вовсе не свойственно. — Лучше и быть не может.
— Только не волнуйся! Он уверял, что все это предельно надежно, — приободрил его молодой командир.
— После того, что мы здесь увидели, я бы не стал за это ручаться, — угрюмо пробормотал Пайк.
— Нам доводилось рисковать и поболее, чем нынче, — напомнил Таррант.
— Так-то оно так, но мы всегда знали, в чем именно заключается риск, — возразил ветеран. — А это все мне в диковинку. И душа у меня к такому не лежит.
— Да брось ты, старина, — хмыкнул Таррант. — Давно уже пора трогаться в путь. Своего не добьемся, так хотя бы шум поднимем!
Воины подмигнули друг другу. Огоньки, зажегшиеся в глазах у обоих, выдавали в них завзятых искателей приключений.
— Шум поднимем — это еще мягко сказано, — заметил Пайк. — Давненько я столь мягких слов не слышал.
— Ну и что? — удивился Таррант. — «Старая гвардия» пробивается на юг. Так или иначе, нам необходимо остановить их.
— Могли бы что-нибудь придумать и без этой авантюры, — проворчал Пайк.
— Да не переживай, повеселимся как следует, — усмехнулся командир. — И мне еще нужно обсудить с тобой парочку задумок…
И уже в седле Таррант принялся излагать свои планы. К тому времени, как они повернули на юг, к Пайку уже вернулась обычная выдержка. Ему даже удалось заставить себя не оглядываться чересчур часто через плечо.
— Вот это похоже на дело, — удовлетворенно прогудел он, когда Таррант завершил свой рассказ.
— Тогда доставай меч из ножен, — подхватил командир. — Хватит зря терять время!
А в фургоне Ребекки спор о только что расшифрованных письменах затянулся на весь вечер. Теперь Прядущей Сновидения удалось истолковать и послание, оставленное ей Санчией. Короли образовывали треугольник, дамы — другой треугольник. «Влюбленная парочка» наличествовала в обоих треугольниках, тогда как «огненные демоны» вились по краям — будучи существами нечеловеческого происхождения, они в силу этого не попали и в текст сообщения.
Символическое значение двух треугольников вызвало много споров. Судя по всему, «тремя колдунами, родившимися из…» были основатели секты Еретиков и, соответственно, они-то и составляли один из треугольников. Конечно, сохранялись и другие возможности. Ребекка, Эмер и Гален тоже были, как это произошло во время партии в «живые шахматы», связаны между собой, что давало трехсторонний контакт. Ребекка вспомнила, как во время партии ее посетило видение: бесконечная шахматная доска, черные и белые поля сдвинуты по диагонали, а она вместе со своими сообщниками замкнута в треугольник.
— Счет все время на т-тройки, — заметил Кедар, поглядывая на Эннис. — Т-только нас двое. Что-то тут не так. Где наш третий?
Он задал этот вопрос наполовину в шутку, однако Ребекка отнеслась к нему со всей серьезностью.
— Возможно, вы двое и в самом деле являетесь воплощением тех, древних, колдунов, — кивнула она. — Так что нам необходимо отыскать третьего.
— Н-но н-нас с н-ними н-нельзя и сравнивать! — воскликнул Кедар. — К-куда нам до их могущества!
— Как знать? — возразила Ребекка. — А вдруг, когда вас станет трое…
— Нет, это безумие! — Художник покачал головой.
— В любом случае, — заметила Эннис, — мы не имеем представления о том, кто может оказаться этим третьим.
— Зато я имею, — улыбнулась Ребекка.
— Вот как? — удивился Кедар. — Ну и кто же это?
— Он музыкант, — ответила Ребекка. — Его зовут Невилл. Я встретилась с ним у себя дома как раз перед тем, как замок подвергся нападению.
Она поведала своим слушателям о поистине чудесных способностях Невилла и о последней, так скверно закончившейся встрече с ним.
— Что ж, это действительно имеет какой-то смысл, — задумчиво протянула Эннис. — Художник, сказительница и музыкант. Но интересно, как нам удастся его найти?
— Даже если все это верно, — заупрямился Кедар, — чем прикажете нам заняться, когда нас наконец станет трое? Мы художники! Воевать мы не умеем.
— Я ведь нашла вас обоих, не правда ли? — пропустив это замечание мимо ушей, указала Ребекка. — Вот и его найти сумею.
Каждый из них — и в особенности Эмер — порадовались, что Ребекка чувствует себя столь уверенно, но, разрешив загадку камней и тем не менее так и не получив мало-мальски вразумительных указаний о том, как вести себя дальше, все были также расстроены и чувствовали себя чуть ли не обманутыми.
— Что ж, придется над этим как следует поработать, — вздохнула Ребекка.
— И поискать недостающий камень, — добавил Гален.
— Но одно ясно уже сейчас, — заключила Ребекка. — Нам необходимо как можно быстрее добраться до короля.
— Я скажу провожатому каравана, — с готовностью подхватила Эннис. — Три-четыре дня — и мы в Крайнем Поле.
Сказительница ушла, Кедар вместе с нею, а трое оставшихся пару минут просидели молча. Все они испытывали страшную усталость, но глаза Эмер все равно радостно сверкали.
