Хакон осмотрел письмо, тщательно проверил печать, но не распечатал.

— Как к тебе это попало?

Его хриплый голос показался Галену шипением большой змеи. Бледные глаза тоже напоминали змеиные.

Гален, запинаясь, порой замолкая и то и дело отводя глаза в сторону, чтобы не встречаться слишком надолго с гипнотизирующим взглядом монаха, начал рассказ. Поведал о гибели Дрейна и о том, как его несчастный приятель успел проболтаться другу о письме, которое должен был передать. На собственный слух Галена, его слова прозвучали явной ложью, однако Хакон оставался совершенно невозмутимым.

— Дрейн оказался глупцом, — разочарованно отметил Хакон, когда Галену все же удалось довести свой рассказ до конца. — С другой стороны, ты выжал из несчастья, случившегося с твоим товарищем, все, что возможно. И за это тебя следует вознаградить.

Костлявая рука исчезла в складках сутаны, Гален услышал звон монет.

— Нет… — внезапно выпалил он.

Лицо Хакона озарила таинственная усмешка.

— Но ведь ты наверняка рассчитывал…

— Я сделал это в память о друге, — быстро ответил Гален, уже несколько освоившийся с жутковатым собеседником. — И я не хотел…

— Похвальные, вне всякого сомнения, чувства, — все с тою же ухмылкой скорее не на лице, а на черепе прохрипел Хакон. — Но, пожалуйста, возьми это за труды.

Он протянул руку, и когда Гален сделал то же самое, в ладонь ему опустился маленький камень-камея голубого цвета. В предзакатном свете из высоких окон зала камень заблестел и отбросил холодное свечение на кожу Галена. В самом прикосновении камня к руке чувствовалось что-то тревожащее.

— Благодарю вас, мой господин, — пробормотал он.

— По-настоящему драгоценным его назвать нельзя, — хмыкнул Хакон. — Но девку-другую он тебе охмурить поможет.

«Да откуда тебе знать о таких делах?» — мысленно удивился Гален, но тут же заставил себя не думать о таком несущественном вздоре. Ум ему сейчас необходимо было использовать по-другому.

— А как ты сюда попал? — внезапно спросил Хакон, вновь заставив Галена предельно насторожиться.

— Дверь… была открыта… — запинаясь, начал он. — И я увидел все эти чудесные… вещи… — Не удержавшись, он бросил взгляд на мрамор с высеченными на нем письменами, но тут же отвернулся и мысленно выругал себя за неосторожность. — Прошу прощения. Я… не хотел быть таким бесцеремонным.

— Любопытство — свойство вполне понятное, — невозмутимо произнес первый постельничий. — Но надеюсь, тебе не пришло в голову что-нибудь отсюда украсть. Мой господин не склонен проявлять милосердие к тем, кто покушается на его имущество.

Гален горячо запротестовал, уверяя, что он и в мыслях такого не держал. В эти минуту ему хотелось лишь одного — убраться из сокровищницы подальше, убежать от его грозного стража. Хакон безучастно выслушал его объяснения.

— Темнеет, — только и сказал монах после долгой пренеприятной паузы. А когда Гален ничего не ответил на это, добавил: — А что, твой друг сказал тебе слова пароля?

— Э… луна уже высоко, — сокрушенно начал Гален. Он уже и сам не понимал, правильно ведет себя или нет. — Так что пойду-ка я спать…

Хакон кивнул.

— Вот и ступай, — тихо велел он.

Пару мгновений Гален не мог поверить собственным ушам. Неужели смертельная игра в кошки-мышки закончилась? Следует ли ему истолковать слова первого постельничего буквально? Гален никак не рассчитывал, что спасение окажется столь простым.

Страх взял верх над нерешительностью — и вот, учтиво поклонившись, он вышел из комнаты. А затем помчался по лабиринту коридоров, стремясь лишь к одному — оказаться подальше оттуда, где на него нагнали такой страх.

Хакон проводил юношу задумчивым взором, а затем переключил внимание на полученное письмо. Распечатал его, неторопливо прочитал, одобрительно покивал, а затем вновь сложил и по привычке сунул в карман. Бесцветные глаза монаха уставились на круглый медальон белоснежного мрамора, с тем же бесстрастным видом он просмотрел таинственные письмена. Подняв правую руку, Хакон щелкнул пальцами. Вдали — и как бы в ответ ему — ударил колокол. Он поднял мраморный диск, взвесил его на руках и вдруг уставился на него загоревшимися глазами. В зал вошел еще один монах и приблизился к своему господину.

— Рэлиэль, замерь для меня ауру этого диска, — распорядился Хакон.

Вновь пришедший с явной неохотой принял камень, на лице у него читалось откровенное отвращение.

— Как вам известно, мне это никогда не нравилось, — сказал он. — Но сейчас он вроде бы поспокойней, его мощь явно снизилась.

— Он изменился? — резко спросил Хакон.

— Да, если «память» исправна.

Хакон забрал у него камень.

— Но откуда такой интерес? — обращаясь скорее к самому себе, пробормотал Хакон. — И у кого? У простого посыльного? Это очень странно! Сколько всего в этой комнате — а ему подавай именно диск!

Он вытянул руку с диском перед собой, а затем резко убрал ее. На мгновение камень завис в воздухе, задрожал, словно балансируя между двумя противоборствующими силами. И с грохотом упал на каменный пол и разбился на множество осколков. Рэлиэль отпрыгнул подальше, чтобы его не поранили острые обломки, но Хакон даже не шевельнулся.

Надо было прислушаться к твоей интуиции, — хрипло проговорил он. — Обломки уничтожить, да так, чтобы следа не осталось! — Он описал рукой круг по воздуху — и разбросанные по полу обломки зашевелились и, как живые, собрались воедино. — И найти мне этого парня.

Рэлиэль, уже начавший собирать обломки, прервал это занятие и посмотрел на Хакона.

— Какого парня?

— Посыльного. Далеко он уйти не мог, — ответил Хакон. — Да и «маячок» на нем.

Рэлиэль поспешил исполнить приказ господина.

Гален промчался по коридорам самым своим быстрым шагом, отчаянным усилием воли заставляя себя не пуститься бегом. Он чуть было не заблудился, но в конце концов справился и с маршрутом, и с разогнанными паникой мыслями. Он беззвучно молился о том, чтобы его дикая глупость не привела его к гибели, теперь он поражался, с какой стати столь рискованные действия могли показаться ему возможными или хотя бы многообещающими. И поклялся собственной жизнью, что никогда больше не пойдет на такой риск.

«Только бы удалось пройти мимо поста на выходе из внутреннего двора», — мысленно причитал он.

Но и это прошло беспрепятственно — и Гален почувствовал невероятное облегчение. Немного вернув былую самоуверенность, он вошел на кухню. Теперь до окончательного спасения было рукой подать…

И тут его окликнули. Но он так спешил, только о бегстве и думая, что едва не столкнулся с девушкой, преградившей ему дорогу.

— Передал письмо? — спросила Бет.

— Да.

Гален бросил взгляд через плечо. Пока за ним никто не гнался.

— Хочешь поесть?

— Нет. Мне надо идти.

Бет явно разочаровалась, тем не менее ей удалось улыбнуться.

— А это что? — Она указала на вещицу, которую Гален сжимал в кулаке.

Гален поглядел на голубую гемму, о существовании которой успел начисто позабыть.

— Это мне подарили за доставку письма, — торопливо пояснил он. — Это тебе.

Он передал ей камень, и глаза Бет радостно вспыхнули.

— Какой красивый! Это и правда мне?

— Я человек слова.

Гален вновь бросил взгляд через плечо. Бет обняла его и поцеловала, не обращая внимания на то, что он никак не отзывается на ласку.

— Мне надо идти, — отчаянно взмолился он.

— Но почему?

Она прильнула к нему еще плотнее.

— Надо.

Нежно, но решительно Гален отстранил девушку, шмыгнул мимо нее и чуть ли не бегом бросился вон из кухни. Бет проводила его взглядом, удивление и печаль набежали на ее хорошенькое лицо, потом она перевела взгляд на камень у себя на ладони. Тот мерцал, окрашивая и ее пальцы в голубой цвет.

Гален прошел по двору, горько сожалея о том, что у него нет глаз на затылке; ему неудержимо хотелось пуститься бегом, а на спине, между лопатками, отчаянно зудело. Как и всегда, главные ворота оказались закрыты, а у небольшой дверцы в одной из гигантских створок стояли несколько стражников. Гален подошел к ним, сердце у него бешено колотилось, оставалось надеяться только на то, что в уже наступивших сумерках ему удастся скрыть собственную нервозность.