Отдельные рабочие фрагменты этой книги печатались в замечательном журнале «Toronto Slavic Quarterly» (TSQ) по личной инициативе всегда благосклонного к моим трудам слависта и главного редактора Захара Давыдова. Не менее замечательный человек и писатель Сергей Юрьенен сделал так, чтобы первые редакции этой книги были доступны любителям Гашека и Швейка благодаря технологии print-on-demand его собственного прекрасного издательства «Вольный стрелок» (Franc-Tireur USA).
И в заключение – последнее и самое важное. Вся моя работа была бы в принципе невозможна без постоянной, всесторонней помощи и поддержки моих друзей и товарищей – Ярослава Шерака (Jaroslav Šerák) и Йомара Хонси (Jomar Hønsi). Им с радостью ее и посвящаю.
Любые переводы или варианты переводов в тексте, кроме комментируемых переводов ПГБ и выделенных для удобства курсивом, – мои.
Специальное примечание
Общеизвестно, что роман Ярослава Гашека остался незаконченным. Менее известно другое – первоначальное название, под которым приятели приятелей Гашека Cауэр (F. Sauer) и Чермак (V. Čermák) планировали издавать первые выпуски-главы, было куда более многообещающим: «Osudy dobrého vojáka Švejka za světove i občanské války zde i v Rusku» – «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой и гражданской войн, как здесь, так и в России» (подлинное рекламное объявление 1921 года воспроизведено в PG 2003, с. 284).
Часть первая. В тылу
Предисловие
С. 21
В наше время вы можете встретить на пражских улицах бедно одетого человека, который и сам не подозревает, каково его значение в истории новой, великой эпохи…
…Если бы вы спросили, как его фамилия, он ответил бы просто и скромно: «Швейк».
Чешское написание имени главного героя Švejk весьма занятно само по себе и не без значения: дело в том, что использование славянского йотированного «j» вместо чистого тевтонского «i» делает это как будто бы немецкое имя скорее чешским. Как пишет по этому поводу Cecil Parrott (CP 1982):
«Even Brecht spells his “Schweyk” with “y” to come nearer to Czech. In his “Schweyk in the Second World War” he makes Švejk say: – I have luck with my name, because I am Schweyk with “y”. If I had written it with an “I”, I should be of the German descent and could be called up».
«Даже Брехт писал “Schweyk” с “y”, чтобы создать ощущение чешского имени. В его пьесе “Schweyk in the Second World War” Швейк говорит: – Повезло мне с фамилией, потому что я Schweyk с “y”. Писался бы с “i”, считался бы немцем и меня бы сразу призвали».
Столкновение двух языков – чешского и немецкого, – заключенное в самом имени героя, замечательным образом характеризует тот этнокультурный конфликт, который был не просто характерен для повседневной жизни довоенной Чехии, но и во многом эту жизнь определял и формировал. И не случайно взаимопроникновение и взаимоотталкивание языков – родного и неродного, – оказалось одним из самых заметных и ярких стилевых элементов романа об этой жизни. Остается лишь сожалеть о том, что способа передачи этого базового фонетического, морфологического и синтаксического противостояния переводчик на русский не нашел или вообще не посчитал необходимым искать.
См. также комм., ч. 4, гл. 1, с. 249.
К этому, безусловно, стоит добавить, что сама по себе не слишком распространенная фамилия Швейк, согласно авторитетному мнению составителя первого этимологического словаря чешских фамилий Антонина Котика (Antonín Kotík, 1840–1919), скорее всего, восходит к славянскому корню «шуй» – левый. В одной из своих работ 1897 года, процитированной Ярдой Шераком (JŠ 2010), Котик пишет, обсуждая более частую и ходовую в Чехии фамилию Швейнога:
«švej není nic jiného leč šují (levý a tedy nepravý, křivý, kosý); švejnoha tedy – křivonohý. Ostatní jména jsou nesložená, pocházejíce z jednoduchého švej s příponami… – ka (švejka)…Tak lze vysvětlit i původ tvaru s příponou – k (švejk)
švej – не что иное как šují (левый, а также неверный, кривой, косой); švejnoha, таким образом, – кривоногий. Другие несоставные имена происходят из простого švej с суффиксом – ka… (švejka)… Точно так же можно объяснить и происхождение формы с суффиксом – k (švejk)».
То есть если бы вдруг какой-нибудь чудак пожелал, как, скажем, Владимир Набоков со своей «Аней в стране чудес», при переводе гашековского романа полностью русифицировать имя главного героя, то самым верным был бы вариант – бравый солдат Осип Шульга. Впрочем, с общеславянской левизной не все согласны.
Исследователи, склонные к домашней, менее научной и, соответственно, идеологически выдержанной лингвистике, например автор швейковской энциклопедии Милан Годик (HL 1998), вполне допускают и немецкое происхождение – от слова schweig (schweigen) – молчи, молчать. Как это молчание увязывается с ногами в случае куда более популярной, чем Швейк, фамилии Швейнога, при этом не говорится ничего. А равно и о том, как пристраивается к целому набору явно однокоренных, перечисляемых Антонином Котиком – Švejnožka, Švejnoch, Švejnar, Švejla, Švejch, Švejkar и Švejda.
Так или иначе, в своем творчестве к образу Швейка Гашек обращался трижды. Впервые в 1911 году, когда были написаны и опубликованы в нескольких номерах популярного пражского журнальчика «Карикатуры», а затем и «Весельчак» (Dobrá kopa) один за другим пять антимилитаристских рассказов:
1. «Švejk stojí proti Itálii» (Karikatury, 22.05.1911).
2. «Dobrý voják Švejk opatřuje mešní víno» (Karikatury, 19.06. 1911).
3. «Superarbitrační řízení s dobrým vojákem Švejkem» (Karikatury, 17.07.1911).
4. «Dobrý voják Švejk učí se zacházet se střelnou bavlnou» (Dobrá kopa, 21.07.1911).
5. «Dobrý voják Švejk působí u aeroplánů» (Dobrá kopa, 28.07. 1911).
На русском языке – впервые в малодоступном ныне переводе М. Скачкова (Бравый солдат Швейк готовится к войне. Юмористические рассказы. М.–Л.: Гослитиздат, 1931, с. 61–65) и затем уже в переводе Д. Горбова – ГИ 1955, с. 67–85 или Ю. Молчковского (т. 2, Библиотка «Огонек». – М.: Правда, 1958, с. 287–301).
Бравый солдат Швейк перед войной:
1. «Поход Швейка против Италии».
2. «Швейк закупает церковное вино».
3. «Решение медицинской комиссии о бравом солдате Швейке».
4. «Бравый солдат Швейк учится обращаться с пироксилином».
5. «Бравый солдат Швейк в воздушном флоте».
Летом того же 1911-го Гашек дарит едва рожденного бравого солдата двум шуточным сценкам, написанным сотоварищи (Франтишек Лангер, Эмил Дробилек, Йозеф Мах и другими любителями пива и пивной пана Звержины – Zvěřiny), – «Крепость» (Pevnost/Die Festung) и «Агадир» (Agadir). Стилистически трехчастная «Крепость» примечательна тем, что, как и будущий роман о бравом солдате, двуязычна. Немецкий и чешский сосуществуют на равных правах. Кроме того, забавна и смена субъектов и объектов. То есть по ходу немудреной драмы арестовывают не Швейка, а Швейк – явившегося из небытия императора Карла IV. И именно его, императора, а не Швейка, после допроса у полковника объявляют психом и отправляют к докторам в больницу. А неизменна среди всех этих перестановок верность и преданность Швейка непосредственному начальству: «я служу пану полковнику до последнего вздоха» (sloužím panu obrštovi až do posledního dechu). Ну а в четырехчастной безделице «Агадир», написанной, как и положено классическим образчикам, целиком стишками, Швейк и вовсе не Швейк, даром что по-прежнему австрийский солдат. Он выступает этаким водевильным Отелло, безжалостно и хитроумно отправляющим в пасть львов одного за другим ходоков к своей походно-экспедиционной жене Зулейхе (Sulejka). И чеха Выскочила (Vyskočil), и мавра Гаруэзаса (Garuezas). Впрочем, есть в таком совсем уже неожиданном преображении бравого солдата и своя сюжетная логика. Сценка «Агадир», несмотря на отсутствие точной датировки, скорее всего отклик на агадирский инцидент, имевший место в водах этого марокканского порта в июле 1911-го, выглядит естественным продолжением, сивкелом, июльского же рассказа Гашека «Бравый солдат Швейк в воздушном флоте», по ходу развития которого неугомонного героя вместе с аэропланом заносит в Африку.