– Я не виновен, я не виновен! – повторял взъерошенный человек.
Тут, в связи вечной и непременной невиновностью сидельцев в тюремных камерах, уместно отметить занятную перекличку со строками, который Ярослав Гашек срифмовал осенью 1907 года для своей будущей жены, а в ту пору возлюбленной Ярмилы Майеровой, пока отбывал месячное заключение в пражской новоместской тюрьме. Месяц тюрьмы за призывы к насилию – во время митинга анархистов Гашек, оттесняемый жандармом, согласно протоколу, кричал своим товарищам «А ну-ка, дайте ему!» (Natři ho!) – стал для будущего романиста, для которого до этого все отсидки ограничивались лишь краткой ночью в участке, важным познавательным опытом, полным психологических открытий и выводов. В частности, и такого (SB 2016):
– Иисус Христос был тоже невинен, а его все же распяли. Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека. «Maul halten und weiter dienen» [Держи язык за зубами и служи (нем.). Читатель должен иметь в виду, что Швейк и некоторые другие герои в романе по-немецки, польски, венгерски говорят неправильно], как говаривали нам на военной службе. Это самое разлюбезное дело.
Сам Гашек в пылу политической борьбы начала 1918 года использовал выражение из арсенала человеческой зоотехники «Maul halten und weiter dienen» куда как с меньшим почтением. «И поэтому в [печатном] органе Отделения [Чехословацкого национального совета], в “Чешском дневнике” писали, что солдат не должен заниматься политикой, лишь только стойко исполнять свой долг. Такая интеллигентная интерпретация грубости австро-немецкой военщины: “Maul halten und weiter dienen!”» (A proto se také v orgánu Odbočky, v Československém deníku, psalo, že voják nemá politizovat, ale pilněcvičit. Takový jemný překlad rakousko-německé militérky: “Maul halten und weiter dienen!” – Proč se jede do Francie? Průkopník – 27.3.1918).
Нельзя не отметить также, что знаменитая графическая работа 1927 года немецкого художника-экспрессиониста, а также бывшего солдата Первой мировой Георга Гросса (George Grosz, 26.06.1893–06.07.1959) с названием «Maul halten und weiter dienen», на которой изображен распятый Христос в противогазе и армейских сапогах, напрямую вдохновлена комментируемым пассажем романа. Она вошла в графическую серию из 17 рисунков с названием «Hintergrund», изначально созданных Гроссом как наброски к оформлению немецкой театральной постановки (Das Politisches Theater von Erwin Piscator) романа Гашека. Позднее эти же рисунки были использованы для иллюстрации первого издания перевода романа с чешского в России (ПГБ 1929). Сам же Гросс в 1928 году за такое буквальное понимание Гашека был обвинен в оскорблении чувств верующих и оштрафован на 2000 немецких марок.
Впрочем, в те же самые послевоенные двадцатые находились и люди, которые с неизменным пафосом продолжали умиляться солдафонской философии и сладко повторяли, ощущая себя в вечном и нерушимом парадном строю:
«den Mund zu halten und so gut als möglich seine Pflicht an dieser Stelle zu tun».
Mein Kampf, 7. Kapitel. Die Revolution
В традиционном русском переводе Григория Зиновьева.
«Ничего не оставалось делать, кроме того, как держать язык за зубами и добросовестно выполнять свои скромные обязанности».
Чем эта несмешная верность идеалам Marschieren Marsch! обернулась для миллионов и миллионов людей, как с чувством, так и без чувства юмора, наверное, не стоит уточнять.
С. 42
Один из них был босниец. Он ходил по камере, скрежетал зубами и после каждого слова матерно ругался.
В оригинале слова боснийца даны прямой речью – a každé jeho druhé slovo bylo: «Jeben ti dušu». Старейший чешский исследователь Гашека Радко Пытлик, неплохо знавший ПГБ и, кстати, с похвалой отзывавшийся о его работе, как-то говорил Йомару Хонси, что ПГБ часто жаловался на притеснения советской цензуры. Возможно, здесь мы и видим искомое подтверждение справедливости слов ПГБ.
См. также комм. к удаленной прямой речи босняков («Jeben ti boga – jeben ti dušu, jeben ti majku») в ч. 3, гл. 2, с. 92.
Его мучила мысль, что в полицейском управлении у него пропадет лоток с товаром.
В оригинале лоток бродячего торговца-босняка вполне точно атрибутирован – это kočebrácký košík. Определение kočebrácký, как и другие уже значимые слова kočébr и kočebrák происходят от названия словенского города Кочевье (Kočevje). Бог знает почему этот городок, в ту пору населенный немецкими колонистами, ассоциировался у чехов с тем, что сейчас называется прямыми продажами: со странниками преимущественно из южных славян с ременными лотками, наполненными всякой мелочевкой – складными ножичками, зеркальцами, гребешками, которые время от времени стучатся в дверь парадного (ZA 1953).
Итак, поднимаясь по лестнице в третье отделение, Швейк безропотно нес свой крест на Голгофу и не замечал своего мученичества.
Третье отделение пражского полицейского управления (třetí oddělení c.k. policejního ředitelství) занималось политическими делами, находилось в крыле здания, выходившем на Варфоломеевскую улицу, и здесь служили два знаменитых следователя тех времен – комиссары Ярослав Клима (Jaroslav Klíma) и Карел Славичек (Karel Slavíček). Упоминаются в романе. См. комм., ч. 1, гл. 9, с. 106.
нес свой крест на Голгофу – в начале следующей главы (с. 42) будут упоминаться Пилаты (так, с большой буквы и во мн. числе, у ПГБ). Любопытно, что все эти фельетонные атавизмы (см. комм. к ч. 1, предисловие, с. 21), прежде чем начнут раскрываться в романе, выльются в откровенную самопародию, см. комм., ч. 1, гл. 7, с. 84. Ну а докажут свою художественную уместность и состоятельность, став композиционным обрамлением симпатичного и смешного перевоплощения старой поговорки – «все дороги ведут в Рим» через будейовицкий анабазис Швейка. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 321.
господин с холодным чиновничьим лицом, выражающим зверскую свирепость, словно он только что сошел со страницы книги Ломброзо «Типы преступников».
Чезаре Ломброзо (Cesare Lombroso, 1835–1909) – итальянский ученый, выдвинувший полностью дискредитированную позднейшими практическими исследованиями теорию о наследственном характере преступности и врожденной к ней склонности. Однако сама по себе идея о том, что все легко и просто определяется мартышечьей формой лба или собачьими ушами, была столь красива и главное – понятна и приятна публике, что имя Ломброзо и его идеи получили широкое хождение в конце XIX – начале XX века, особенно в США. Главный труд – «Преступная личность» («L’Uomo Delinquente», 1876). Как справедливо отмечают все комментаторы, включая ПГБ, среди прочих не таких уж и многочисленных работ Ломброзо книги с названием «Типы преступников» нет, так что Гашек просто восполнил пробел. Хотя возможно и другое объяснение, на котором вполне законно настаивал при обсуждении этого комментария энтузиаст и блогер penzensky – само словосочетание «типы преступников» столь часто и навязчиво попадается в книге Ломброзо «Преступная личность», что не могло не запасть в душу читателей, Гашека в том числе.
С. 43
Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я – официальный идиот.
В оригинале: «já jsem byl na vojně superarbitrován pro blbost». То есть не особой комиссией, а окончательно признан или буквально – суперарбитрован (superarbitrován pro blbost). В контексте перевода ПГБ это изменение малосущественное, но с учетом взаимосвязи всего корпуса текстов о Швейке – рассказов, повести и романа – очевидно, определяемое тем, как переводится заглавие, и главное, сам текст рассказа 1911 года «Суперарбитрование бравого солдата Швейка» (Superarbitrační řízení s dobrým vojákem Švejkem). Рассказ включает и такую пару абзацев: