— Я, возможно, тоже не смогу, — склонив голову, сказала Фиона. Она никогда не производила на Джулию впечатления любительницы вечеринок. Фионе нравилось преподавать, и между ней и Кьераном установилась прочная, хотя и нежная, связь. «Возможно, она втайне опасается, что надоест ему», — подумала Джулия, глядя на хрупкую фигурку Фионы, прильнувшую к грузному Кьерану. «Из них бы получилась неплохая пара», — решила Джулия и тут же одернула себя.
— Я надеюсь, все записали дату? — продолжала Вивьен твердым, но дружелюбным тоном.
Джулия перевела взгляд на Мака, который старательно писал что-то на листке, пряча глаза от Вивьен. Джулия ощутила, что вот-вот взорвется истерическим хохотом. Что с ней такое? Мак повернул к ней свой листок, и она прочитала: «Гитлюр».
Джулия фыркнула и поспешила достать из кармана куртки платок, чтобы спрятать лицо, делая вид, что сморкается.
— Джулия, ты не собираешься записать дату окончания семестра? Это действительно важно, потому что каждый должен будет принести с собой что-нибудь для стола. Ты же не хочешь забыть об этом?
— Все в порядке, — ответила она сквозь платок. — Я не забуду.
— Так же, как и все остальные, — сказала Вивьен с ноткой скрытой укоризны в голосе. — Почему-то для нас всегда оказывается сложно что-либо запомнить. Хотя на самом деле это так просто. Так когда у нас заканчивается семестр?
Воцарилась тишина. Некоторые озадаченно заморгали, полагая, что ответ очевиден.
— Через проклятые две недели, — почти выкрикнул Алек. — Не через неделю, а еще через одну!
— О, я поняла. Еще через одну, — смущенно кивнула Ширани.
— Это будет семнадцатого. Моя встреча с управляющими семнадцатого. — Джордж, поднес к глазам свои записи, словно сомневаясь в своих словах.
— Семнадцатое — это среда, — отрывисто произнесла Вивьен. — И не спорьте, потому что у меня в этот день годовщина свадьбы.
— О, это здорово, — сказала Бренда растерянно. — Так когда же конец семестра?
— Восемнадцатого марта. Может, лучше поговорим об этом в следующий раз, тогда нам проще будет не забыть? — предложил Мак, с редкостной невозмутимостью откинувшись на спинку стула. Его последнее замечание было адресовано Вивьен. Та, вскинув руки к полям шляпы, поправила ее.
— Я считаю, что дополнительные напоминания никогда не бывают лишними, — с металлом в голосе заметила она, — в этом случае у всех меньше возможностей все перепутать.
После того как Бренда вымыла чашки и они вернулись к занятиям, Джулия попросила Мака показать, что он написал. Он протянул ей свой блокнот, предоставляя ей самой листать его и искать нужную страницу. В блокноте было немного листков, и Джулия быстро нашла несколько старательно выведенных строк. Буквы были округлыми и причудливо сплетались, что делало почерк не слишком понятным, однако Джулия с удивлением обнаружила, что слова расставлены с явным чувством ритма текста. Ей приходилось работать с учениками, почерк которых на первый взгляд казался бессмысленным нагромождением черточек и кружков, однако письмо Мака было художественным, и хотя она видела, как он пыхтел над ним, буквы производили впечатление написанных плавно, связно и без особых усилий. Она начала читать.
«Стремица человек вседа к таму, шо сам ни в силах осазнать. Иначи смысла нет в ево исканьи.
Вот на халсте маем в серепряном тумани застыла совиршенсво. Толко хуже…»
Она недоуменно уставилась на слова. На нее накатила знакомая волна: неожиданно она почувствовала, как к глазам подступают невольные слезы, а горло словно сжимает петлей.
— Я не закончил. — Мак наклонился через ее плечо, чтобы снова взглянуть на свою работу. — Я знаю, здесь все неправильно. Так ведь? Я никогда раньше не пытался это записать.
— Я…
Достав платок из рукава, куда без особого изящества запихнула его перед этим, Джулия сначала высморкалась, потом закашлялась, выигрывая еще немного времени, чтобы собраться с мыслями. Она глубоко вздохнула, и, к счастью, желание упасть на стол и разрыдаться отпустило. Она обернулась к Маку не без воодушевления. Он с нетерпением ожидал ее реакции, хотя и продолжал сидеть в расслабленной позе, но его глаза выдавали, как важна для него ее оценка.
— Это… э-э-э… Не переживай из-за ошибок. Очень часто обнаруживается, что люди лучше читают, чем пишут, по крайней мере когда впервые оказываются здесь.
Он кивнул.
— Нам… м-м-м… Тебе стоит приобрести словарь. Школьного словаря будет вполне достаточно, чтобы ты сам мог искать нужные тебе слова. Если сможешь принести его на следующей неделе, я сразу покажу тебе, как им пользоваться. Я могу посоветовать, какой лучше купить и где его можно найти.
Он снова кивнул.
— И, м-м-м… Тебе, наверное, самому понятно, что мы должны поработать над правописанием. То, что ты сделал, весьма многообещающе, но стоит добиваться улучшения результатов.
Очередной молчаливый кивок.
Вновь посмотрев на него, Джулия почувствовала его затаенное ожидание. Она знала, что он ждет от нее других слов. Она сбросила учительскую маску, и ее взгляд потеплел. Она с интересом покачала головой.
— Откуда ты знаешь Браунинга?
Наконец он широко улыбнулся. «Да, — подумала Джулия, — вот этого-то он и ждал».
— Тебе нравится?
«Андреа дель Сарто»? Конечно. Это замечательная поэма. Художник, пойманный в ловушку собственным гением. Мне всегда она нравилась. Откуда ты… То есть, как получилось, что ты знаешь ее?
— Моя бабушка часто читала ее мне. Она любила стихи, моя бабушка. Знала множество этих длиннющих поэм наизусть. И я всегда просил читать мне мои любимые. Она занималась исследованиями, знаешь, как Глория Ханнифорд. Она вообще была замечательной женщиной. — Он откинул назад волосы и задумчиво посмотрел на ручку, которую крутил в пальцах. — Эта мне нравилась больше всех. Я просил ее повторять этот кусок снова и снова, пока сам не запомнил. Я не все понимал, но она мне объясняла, о чем это. И я влюбился. Понимаешь, о чем я говорю? Ты когда-нибудь влюблялась в стихи?
Джулия изумленно глядела на него, не в силах произнести ни слова.
Он взглянул на нее из-под челки и рассмеялся над самим собой:
— Конечно же, нет. Я несу чепуху. Извини.
— Нет. Нет, нет, это не чепуха! Я прекрасно понимаю, о чем ты. Прости меня, Мак. Просто ты удивил меня.
— Конечно, ты не ожидала, что такой болван, как я, знает что-нибудь о поэзии.
— Кто говорит, что ты болван? Я этого не говорила.
— Но спорим, что подумала.
— Нет. — Она наклонилась к нему через стол, пытаясь заглянуть в лицо. — Я так не думаю. Знаешь, Мак, есть миллион причин, по которым люди приходят сюда учиться, но это никогда не случается из-за того, что они дураки. Ты должен всегда иметь это в виду.
— Не так-то это просто, — тихо ответил он, — если тебя называли болваном всю твою сознательную жизнь. Или тупицей. Или идиотом. Это очень ранит, скажу я тебе.
— Значит, надо начинать разрушение комплексов. Прямо сейчас. — Мгновение она размышляла. — Ты не хочешь рассказать мне об этом? Когда в твоей жизни все пошло не так?
«О господи, — подумалось ей, — я говорю, как чертов доктор!» Мак обвел глазами комнату. Все остальные, занятые упражнениями, были всецело погружены в работу и не обращали внимания на разговоры других. Но все же комната была маленькой и вовсе не располагающей к доверительным разговорам.
— Не сейчас, — коротко сказал он и замолчал. Джулия смотрела, как он то вертит в руках ручку, то перекладывает с места на место блокнот, глядя в стол.
— Ну, ладно. Давай продолжим? — негромко сказала она. — Мы можем заняться другим упражнением, а если ты когда-нибудь захочешь рассказать мне что-то о себе, ты сам скажешь мне об этом. Может, ты хочешь поговорить после занятий?
Ей показалось, что он слегка покраснел. Наверное, она перехватила через край, принуждая его. Иногда ученики сами жаждут рассказать о своей жизни, испытывая огромное облегчение оттого, что могут откровенно рассказать о чувствах, которые скрывали много лет. Иногда сам факт присутствия в классе оказывает терапевтический эффект.
