Она достала золотую зажигалку, подарок Пита ко дню их серебряной свадьбы, зажгла сигарету и улыбнулась. Она-то знала, какие у него были намерения. И сама она все-таки не полностью изменилась. Слишком много отметин оставила жизнь на ее лице, чтобы все забыть и не оглядываться. И были еще вещи, которые требовали совместного решения с Питом — те, которые она не желала замечать и которые, как она смогла понять после двадцати девяти лет замужества, он не хотел замечать тоже. В какой-то момент им обоим надо было честно посмотреть на ситуацию, однако теперь она понимала, что он всегда плелся по жизни, одной ногой увязнув в прошлом.

Ей представилась ее собственная большая комната. Она все еще продолжала думать о ней как о своей, хотя не была там уже почти год. В каком-то смысле это не имело значения. Она помнила, как вместе с Питом пятнадцать лет назад выбирала бархатные шторы. Они были почти такого же горчичного оттенка, как этот диван. Продавец сказал, что они очень практичны. Не пропускают сквозняков. Да, это было важно, чтобы детям наверху, где хватало сквозняков, было теплее, — в те годы они, экономя газ, не включали отопление.

Этот дом видел всю их совместную жизнь. От начала до конца. Когда они вернулись из свадебного путешествия в Скарборо, дядя Эрик и тетя Бетти отдали им матрас, чтобы им было на чем спать, пока они не смогут купить двуспальную кровать. А когда они наконец купили диван с выдвижными ящиками, которые ездили туда-сюда, как в сказке, она думала: «Неужели есть на свете женщина счастливее меня?!» Она сжимала руку Пита, когда дядя Эрик помогал им привезти диван из магазина на своем фургоне. Они все сгрудились на переднем сиденье, и дядя Эрик хитро посмотрел на них обоих.

— У новых кроватей есть одна особенность, — сказал он. — Увидишь, Мэгс, и месяца не пройдет, как ты забеременеешь.

У нее даже перехватило дыхание. В их доме было три спальни, и они жаждали заселения. Она уже строила планы, как она обставит детскую. Конечно, когда они смогут себе это позволить. Когда ее беременность подтвердилась, она вернулась домой от врача и поднялась в ту маленькую спальню, которую уже давно мысленно отвела своему первенцу. Она хотела, чтобы у ребенка было все лучшее, что они только смогут ему обеспечить. Потом она поняла, что пока то, что они способны обеспечить, вряд ли потянет на «лучшее». И вместо того, чтобы вечером объявить радостную новость Питу, она сохранила все в тайне и устроилась на сверхурочную работу на фабрике. Когда запах сырого мяса, из которого делали начинку для пирожков, стал для нее невыносим, она устроилась на вечернюю работу в бар. Питу это не понравилось. «Я не хочу, чтобы всякие пьянчуги задирали тебе юбку», — сказал он. Поэтому пришлось объяснить ему, что она ждет ребенка и им нужно заработать как можно больше денег. На следующий день он пошел и сам объяснил владельцу «Красного Льва», почему Мэгги больше не будет там работать. А чтобы компенсировать финансовые потери, сам стал работать сверхурочно.

Уже тогда ей следовало понять, думала Мэгги, вновь прикуривая свою потухшую сигарету, что она никогда не сможет позволить Питу хоть в чем-то ее обойти. Когда он работал дополнительно в вечернюю смену, она продолжала работать в «Красном Льве» без его ведома. Приходилось изворачиваться. Пару раз он приходил с работы раньше, чем она, и ревел, как раненый бык, обнаружив дом пустым. Она врала ему, что была у мамы, и ее старушка мама, благослови ее Господь, прикрывала ее. По крайней мере до тех пор, пока все не стало слишком заметно и хозяин «Красного Льва» попросил ее уйти с работы раньше, чем ее фигура станет такой формы, что посетители смогут ставить на ее живот кружки. Она отнеслась к этому философски. В конце концов, ей было всего двадцать. Она открыла личный счет в банке и положила туда свои сбережения, чтобы покупать вещи младенцу. Эту свою тайну она скрывала от Пита, пока он не обнаружил банковские квитанции в ящике с ее бельем.

— Что это, черт побери, такое? — заорал он, швыряя их ей в лицо.

— Мне просто хотелось сделать что-нибудь самой, чтобы нам было легче, — ответила она, опускаясь на кровать, и расплакалась от стыда.

— Так что, выходит, что я — не тот мужчина, который может обеспечить свою семью?! Того, что я делаю, для тебя недостаточно? Хорошо, я скажу тебе, что ты должна сделать. Ты должна пойти завтра в банк и закрыть этот чертов счет. И передай им от меня, что Пит Ридли может содержать свою жену и своего будущего ребенка без того, чтобы его жена нанималась в прислуги. Ты поняла?

— Да, — всхлипнула она.

— Ты слышишь меня? Я спрашиваю: «Ты Меня Поняла?»

— Да! Я поняла!

Так Мэгги в возрасте двадцати лет начала учиться скрывать от мужа свои чувства. Но в то время это было не так важно. Появился Джейсон, потом, через два года, — Терри и, наконец, — крохотная дочка, Кэй. Ей казалось, что Пит отдаляется от нее, но у нее были ее дети. Чудесные дети, на которых она изливала всю свою любовь, которая, как она замечала, Питу от нее больше не была нужна. Он получил повышение, стал контролером производственной линии, и она старалась его всячески поддерживать. А о себе ей было некогда даже думать. Дети всегда были с ней. Всегда надо было за чем-то следить, что-то чинить… И вскоре она сказала Питу, что снова хочет пойти работать.

— Делай что хочешь, дьявол тебя забери, только отстань от меня, женщина!

Одной фразой он разорвал тяготившие ее цепи.

«Красный Лев» принял ее обратно.

Мэгги направилась в кухню и поставила чайник. Она посмотрела в окно на пустой сад, на двери оранжереи, широко распахнутые навстречу холодному весеннему дню, и улыбнулась при мысли о «Красном Льве», который все это время был с ней. Даже когда она поступила в вечернюю школу, ей пошли навстречу и позволили изменить график работы. Когда она готовилась к своему первому экзамену, она уронила поднос со стаканами, и Ян, хозяин, сказал, что она выглядит уставшей как собака. И вместо того, чтобы уволить, отправил ее домой отдыхать. Она пришла домой, увидела гору неглаженого белья, которую Пит специально свалил на кухонном столе, чтобы она сразу заметила, поставила гладильную доску на автопилоте и включила кассету с «Королем Лиром». К экзамену она выучила пьесу наизусть. Однажды она подумала, что Пит мог бы выключить телевизор в соседней комнате и тоже послушать, но когда она попросила его об этом, он, огрызнувшись, переключился на соревнования по бильярду.

Она видела хоть какую-то жизнь в «Красном Льве». Что-то, что она рассказывала Питу, над чем они могли вместе посмеяться. Было кое-что, чего она не рассказывала ему никогда. Но она ни разу не изменяла ему. Такое даже не приходило ей в голову.

Дверь кухни распахнулась, и она увидела, что кто-то появился на пороге. Она заставила себя вернуться в происходящую реальность. Это был Фабиан, с обнаженным торсом, в спортивных штанах, болтающихся на его тонкой фигуре и волочащихся по полу. Он энергично зевнул, потянувшись и продемонстрировав темную курчавую поросль под мышками. Потом он опустил руки и провел ими по груди, лениво массируя себя, потом подобрал с пола свой эластичный пояс и затянул его на талии.

Взяв себя в руки, Мэгги наблюдала за ним, придав лицу обычное выражение легкой снисходительности.

— Хочешь чашечку? Чайник уже стоит.

Она ждала ответа, задержав дыхание. Он чуть помедлил, а потом одарил ее теплой, сонной улыбкой:

— Было бы очень кстати.

Она открыла буфет и достала две чашки. Слава богу, беззвучно прошептала она самой себе. Кажется, все в порядке.

Джулия тащилась домой с покупками, терзаемая чувством вины за то, что потратила последние деньги на всякую парфюмерию и ерунду, которая не годилась в пищу ни ей, ни Блошкин-Дому. Переходя Каули-роуд по пути к своему любимому продавцу газет, она вспомнила, что не купила лотерейный билет. Протискиваться между торговыми полками в магазине мистера Хусейна, чтобы взять один билет со стойки в самой глубине, было проблематично, однако она решила, что все же стоит это сделать. В конце концов, подумала она, никогда не знаешь, когда удача может повернуться к тебе лицом.