Я на мгновение окунулся в её глаза, чувствуя себя утлым суденышком в безбрежном просторе океана. Невольно пришедшие на память строки сорвались с моих губ:
Твои глаза – янтарный омут грёз.
Я утонул в нём, времени не зная.
В них целый мир из радости и слёз.
Я в нём живу, надеясь и мечтая…
– И о чём же ты мечтаешь? – негромко спросила она, после некоторой паузы, склоняясь ко мне. На губах её играла возбуждённая улыбка.
– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Она так долго всматривалась в моё лицо расширившимися зрачками, что я снова почувствовал лёгкое головокружение, погружаясь в эти бездонные омуты.
– Теперь ты будешь мой… до самой смерти! Навсегда – хамеша!
Как это было сказано! Душевная сила и твёрдость, прозвучавшая в её голосе, заставили меня внутренне содрогнуться. Словно зачарованный, я снова погружался в её глаза, в её расширившиеся зрачки, на дне которых всё сильнее разгорался таинственный и обжигающий пламень.
«Боже мой! Как же она прекрасна!» – единственная сумасшедшая мысль носилась в моей голове необузданным ураганом, и каждая клеточка моего тела тревожно сжималась в сладостной истоме, пытаясь и не в силах объять это безбрежное море красоты и нежности, исходившее от неё… Да, и возможно ли такое?
Я не понял почему, но небо вдруг оказалось прямо надо мной, а внизу, сквозь прозрачное стекло кабины, бескрайняя равнина расстилала нам своё покрывало из серебристых трав. Я почувствовал себя ангелом, парящим над всем этим миром – таким далёким и чужим. Что он сейчас для меня?.. Завораживающая, бездонная глубина глаз Юли навеки приковала мой взор. Я нашёл губами её рот, влажные и мягкие губы, чувствуя под ними твёрдость её зубов, и снова задохнулся. Её руки, будто лёгкие птицы, скользили по мне, и каждый нерв мой ощущал их тёплые касания. Губы её снова слились с моими губами, волосы бесшумным водопадом упали мне на лицо, и тёплая будоражащая волна затопила мою грудь без остатка.
Она рывком распахнула свою блузку, стягивая её с плеч, и откинулась назад. Глаза Юли застилал туман. Судорожно сжимая мои плечи, она запрокинула лицо к небу, и мне показалось, что с уст её слетают молитвы. Я снова поймал её – гибкую, как лань – в свои объятья. Её упругая грудь оказалась рядом с моим лицом, и я с упоением прильнул к тёмному, дерзко торчащему соску, нежно терзая его языком, не в силах утолить жажду своей страсти.
Юли протяжно застонала. Я почувствовал, как дрожь прошла по всему её телу. Она взяла ладонями моё лицо и принялась душить меня протяжными поцелуями. Движения её бёдер стали энергичными и отрывистыми. Помутневший взор молил о пощаде, а губы снова шевелились в беззвучных словах – то ли страстных признаниях, то ли таинственных заклинаниях. Я почувствовал, как с каждым новым толчком плоть её всё сильнее сжимает мою плоть, и безропотно отдался этому наслаждению. Вдруг она резко выпрямилась, изогнувшись всем телом, подобно натянутой тетиве лука. Грудь её, рвущаяся к небу, вздрагивала от порывистого дыхания. Она уперлась горячими ладонями мне в живот там, где сливались наши тела, и в этот миг я почувствовал, как раскалённая пружина, скручивавшаяся во мне, стремительно вырывается наружу, пронзая её влажную плоть. Протяжный крик упоения и сладострастия пронёсся над равниной, и я не сразу понял, что это кричали мы оба, не в силах сдержать восторга и облегчения…
Теперь она сидела в кресле, подле меня, – присмиревшая, утомлённая и бесконечно счастливая. А я старался не выпускать из рук штурвала, только дивясь тому, как это мы не разбились во время этого безумства. Хорошо, что автопилот сработал автоматически, как только бортовая ФВМ поняла, что аппарат лишился ручного управления.
Внизу по-прежнему расстилались бескрайние просторы иссушенной солнцем равнины, уходившей к далёкому синему горизонту. Серебристые травы под нами разбегались широкими волнами, и казалось, что мы плывём по какому-то сказочному морю.
– Как ты думаешь, Максим, – нарушила долгое молчание Юли, – душа действительно вечна, как нас учат в школе, или же она умирает вместе с нами?
– Душа? – Я посмотрел на неё. – Думаю, никому не дано истребить то, что стоит намного выше всего остального мира, даже всей материальной вселенной, как нельзя уничтожить солнечный свет! Душа каждого из нас проживает множество жизней, постоянно воплощаясь в новых обличиях, прежде чем уйти в иной, неведомый нам при жизни, мир тонких энергий, в котором слита энергия всех вселенных. Наше тело – лишь временное пристанище для нашей души в её многих рождениях, так же как для нас, для всех пристанищем является наша Земля.
– А что будет, когда истекут все эти жизни? Душа тогда умрёт?
– Не знаю… Не думаю. Энергия не может умереть.
– Но что же тогда? Что? – допытывалась Юли. – Что тогда смерть? Где начинается её граница и заканчивается её власть? Я хочу понять, почему раньше люди так страшились смерти, если их души вечны, всегда жили, и будут жить вечно. Откуда этот страх?
– Ты тоже боишься смерти? – удивился я и внимательно посмотрел на неё.
– Смерти?..
Какое-то время она думала, отрешённо глядя за выпуклое стекло кабины. Наконец, призналась:
– Не знаю… Иногда мне кажется, что ничего уже не будет: ни света, ни птиц, ни цветов, ни солнца, ни тебя – ничего! И тогда мне становится страшно. Я не хочу лишиться всего этого, Максим!
Зрачки её расширились.
– Ты стала часто думать о смерти, малыш! – Я нежно обнял её за плечи и попытался заглянуть ей в глаза.
Она опустила лицо и без улыбки согласилась:
– Да. Последнее время, я очень часто думаю об этом…
Юли почему-то побоялась произнести роковое слово.
– Особенно по ночам… Здесь ужасные ночи, Максим! Я смотрю в темноту и думаю, думаю… Ты спишь, а я всё думаю… И страх исподволь охватывает меня… Ведь если нашим душам суждено заново рождаться на Земле, то куда же они денутся здесь, когда мы с тобой умрём? Ведь мы не на Земле, Максим! – Она испытующе посмотрела на меня, словно только сейчас сделала это важное для себя открытие. – Ведь нашим душам не в кого будет вселиться снова, и, значит, мы с тобой умрём по-настоящему!
Я молчал, не зная, что ей ответить на это.
– Ну… ведь здесь тоже живут люди…
– Но здесь не Земля, Максим! Не Земля! – горячо возразила она, и её громадные глаза наполнились такой горечью и отчаянием, что я спохватился.
Осторожно спросил:
– Ты хочешь домой?
– Хочу! – быстро сказала она, и в её голосе прозвучало упрямство капризного ребенка, совсем не знакомое мне. – Я хочу умереть на нашей Земле! Среди её полей, в её травах, под её небом! Я хочу возвращаться туда снова и снова! Ведь я ещё ничего не успела сделать в своей жизни для Земли, для её людей. Что они вспомнят обо мне?.. Да и будут ли вспоминать вообще? – с горечью усмехнулась она.
– Да с чего ты взяла, что мы будем здесь до самой смерти? – не выдержал я и с досады стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла.
– Я знаю… я чувствую это… – совсем тихо промолвила она и замолчала, глядя на далёкий горизонт.
Я не нашёлся, что ответить ей на это и лишь ещё больше расстроился. Совсем недавно такая весёлая, теперь Юли сидела, не проронив ни слова, и упрямая морщинка, обозначившаяся на гладком лбу между бровей, выдавала её невесёлые мысли. Когда на горизонте появилась узкая тёмная полоса, Юли немного оживилась. Указав на горизонт пальцем, спросила:
– Что это?
– По всей видимости, город. – Я сверился с картой, замерцавшей на лобовом стекле. – Да, здесь должен быть город. Невесёлое название – Аполлион.
– Действительно, – согласилась Юли, и как-то странно посмотрела на меня.
Я понял, что мои слова прозвучали подтверждением её мыслей о смерти. Чтобы самому не думать об этом, я стал всматриваться в приближающийся горизонт.
