Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— И, всё же, не торопитесь, — сказал белозубый, коснувшись двумя пальцами плеча шофёра. — Никогда не следует спешить с окончательным ответом. Ведь никто не знает, как всё может обернуться.

Вот так. Ко всему — он ещё и моралист. Макс поморщился, чувствуя, как сводит скулы, словно он разжевал недозрелый лимон. Мужчина замолчал, продолжая изучать Макса. Он небрежно поигрывал средним пальцем, на котором пускал блики массивный золотой перстень с витиеватыми вензелями по бокам.

Машина въехала во двор, который они покинули десять минут назад, и вернулась к подъезду, где, всё так же невозмутимо, стоял человек в сером. Макс распахнул дверцу и выбрался наружу. Мужчина в костюме двинулся ему навстречу, но намерения остановить Макса в его движениях уже не чувствовалось. На мгновение они снова встретились взглядами, и Макс опять почувствовал, насколько опасным может оказаться этот противник. Сильный, умный и безжалостный хищник.

— Не буду прощаться, Максим Валентинович, — послышался за его спиной голос белозубого. — Уверен, мы с вами ещё встретимся.

— Вряд ли, — сквозь зубы пробормотал Макс, злясь на всё на свете, на себя, на некстати подвернувшуюся субботу, на наслаждающихся законным отдыхом чиновников обладминистрации, на скворцов, слишком громко трещавших с ближайшего дерева, на этих двоих в «лексусе», с их проблемами, замешанными на Мишке Балу, на самого Балу, вырвавшего восемь лет из его жизни, и далее до бесконечности. С досады Макс хлопнул дверью так, что эхо долго гуляло по всем уголкам подъезда, пока он, вышагивая через две ступени, одолевал лестничные пролёты один за другим.

«Лексус» опять сделал плавный разворот и, теперь уже окончательно, выехал со двора.

— Ну как? — выжидательно спросил мужчина в сером, расположившийся на том месте, где только что сидел Макс.

— Я думаю, подойдёт, — сказал белозубый, переплетя пальцы. — Хотя, настрой у него, конечно.

— Переломим, Руслан Константинович, — убеждённо заявил его собеседник. — Поднажмём немного, и забегает как заведённый.

— Н-да? — с сомнением в голосе произнёс Руслан Константинович и, после короткого молчания, добавил. — А с самой работой он хоть справится, или нам придётся для него всё расчистить?

— На то время он был лучшим, — пожал широкими плечами мужчина в сером костюме. — Вы же знаете, Руслан Константинович.

— Но, ведь восемь лет, Антон, восемь лет. Технологии не стояли на месте.

— Всё, что нужно, сделаем, — заверил его широкоплечий Антон, — а с остальным он справится.

— Н-да? — всё с тем же сомнением опять повторил белозубый.

Он отвернулся от своего помощника, задумчиво посмотрел в окно на пробегающий мимо ряд аккуратно, как по нитке, высаженных каштанов. Смутное чувство беспокоило его, но мысль ускользала, не даваясь в руки, и не хотела облекаться в слова. Оставалось лишь ощущение, а ощущение — это нечто невещественное, из области метафизики, и опираться на него… Руслан Константинович повернулся к Антону:

— По поводу нажима… Давить на него бесполезно. Попробуй подобраться через девчонку. Определи, в каком из приютов её держат, и выдерни оттуда, а тогда мы уже поговорим с этим вольноотпущенным по-другому.

— Выходные, — заметил Антон. — Сложновато будет искать.

Белозубый без тени улыбки посмотрел на него:

— Преодолевай … сложности.

Мужчина в сером костюме пожал плечами и кивнул, заметив:

— Ладно… Не в первый раз.

Глава седьмая

Небольшого роста лектор, голова которого едва выглядывала над краем трибуны, монотонно жевал заученные фразы о правилах санитарии, и его унылое «бу-бу-бу», как засахарённое варенье расползалось по актовому залу, расположенному на первом этаже главного корпуса. Зал был набит до отказа, воспитанники и воспитанницы изо всех групп явились сюда под неусыпным присмотром воспитателей. Мероприятие считалось плановым, а посему требовало массовости. Вопрос о том, будет ли оно интересным, никого не трогал, и, поэтому, даже не поднимался.

Птица сидела слева в девятнадцатом ряду. Рядом с ней, громко шушукаясь, обсуждали свои дела две писюхи из «мальков». Сидение справа от неё пустовало, а дальше Катька Волошина и Ольга Тарасова рисовали кукол в тетради по русскому языку, обращая на лектора столько же внимания, сколько он на всю аудиторию в целом. То, что рядом с Птицей никто не сидел, было неслучайным и неудивительным. После утреннего происшествия Лина почувствовала вокруг себя безвоздушное пространство: никто не подходил к ней, не разговаривал, её сторонились, словно она была прокажённой, и болезнь эта могла переброситься на кого-нибудь ещё. В то же время, в отношении девчонок не чувствовалось особой враждебности, а скорее, даже, наоборот — угадывалось глубоко скрытое восхищение, что, однако, не меняло сути дела. Если разобраться, Птица сейчас оказалась в таком же положении, что и Чума, разве что на другом полюсе, с противоположным знаком.

Весь сегодняшний день Птица упорно искала выход из тупика, в который она загнала себя своим неосторожным и необдуманным поступком. Положение Птицы было скверным и плохо пахло. Это вам не головомойка от Гальюнши. Ошпаренные ноги Тоньки Потеряхиной грозили ей такими неприятностями, что и не снились любой другой девчонке их заведения.

— … могут являться переносчиками многих опасных заболеваний, таких, как, например, … - коротышка-лектор на мгновение прервался и сделал глоток воды из стоящего перед ним стакана. Голос его зазвучал оживлённее, как будто предстоящее перечисление болячек сулило ему некую радость и удовлетворение.

Птица тяжело вздохнула и, для порядка, двинула локтем одну из малявок, сидевшую по соседству — нечего болтать, когда кто-то из старших рядом пытается сосредоточиться. Пигалицы настороженно притихли, исподлобья поглядывая на Птицу, та сделала им страшную гримасу, и они поспешно отвернулись, делая вид, что их внезапно что-то заинтересовало в описании очередной инфекции.

«Что же делать?» — думала Птица, подперев щеку кулаком, чтобы тоже создать видимость внимательной слушательницы. По молодости лет она не знала, что ответ на этот вопрос уже не первую сотню лет безрезультатно ищет мятущаяся российская интеллигенция.

Обращаться за помощью ей было не к кому. Негласный бойкот её группы говорил сам за себя. От учителей и воспитателей приходилось ожидать лишь пренебрежительного отношения к тому, что считалось внутренними разборками между обитательницами интерната. Это в лучшем случае. А в худшем, что было гораздо более вероятным, Птица сама могла схлопотать «исправительную неделю» от Гальюн или Тамараки, как зачинщик сегодняшнего беспорядка в душевой. Тогда жизнь, что и до этого мало напоминала райскую, превратится в сплошной кошмар… Фу ты!

Птица тряхнула головой, отгоняя мрачную в своей безысходности картину недалёкого будущего. Щека соскользнула с подпиравшего её кулака, и движение получилось чуть более резким, чем следовало бы. Малявки справа опасливо поджались, ожидая очередного втыка, но, занятая своими невесёлыми размышлениями, Птица не обратила на это никакого внимания.

Лектор, что уже утратил вспыхнувший на короткое время раж, уныло добубнил свою лекцию до конца, завершив её, затёртыми от многократного употребления, санитарно-гигиеническими назиданиями, после чего торопливо распрощался и, сопровождаемый Галиной Николаевной, покатился в сторону кабинета директора, где ему должны были шлёпнуть печать на мятый бланк командировочного удостоверения.

Народ радостно загудел, поднимаясь со своих мест. Подошло время обеда, что сулило смену скучного до одури просиживания на лекции гораздо более приятным процессом насыщения вечно голодных желудков. Воспитатели тоже засуетились, пытаясь придать возникшему столпотворению хотя бы какое-то подобие организованности. Птица, сидевшая позади своей группы, сейчас оказалась ближе всех к выходу, чем и не преминула воспользоваться, ловко протискиваясь и петляя среди старших.

— Воробцова, ты куда? — зычно ударил ей в спину голос Тамараки.

15
{"b":"282142","o":1}