— А разве не было хорошего? Я предлагаю прекрасную должность, с царским заработком. Ты нигде столько не получишь. А ведь у тебя есть дочь и пожилой отец. Их надо содержать, создать задел для будущего. Глядишь, и мне найдется там укромный уголок.

— Я же сказала, мой отец женат.

— Ну, это еще не повод. И если захочу, восстановлю брак в считанные дни.

— Не поняла, зачем? Ты говорила, что у те семья и ты не одинока.

— Брак гражданский. А мне нужна моя законная дочь. К сожалению, детей у меня больше нет. А гражданскому мужу не хочется дарить целое состояние, да и не стоит он моих усилий. Уж коли оставить память, так для своих. Кто и поможет, и поддержит в любую минуту.

— Может, оно и было б так. Но прошли годы и я уже не ребенок. Я уехала от тебя, ни раз не пожалев о разлуке. О чем теперь говорить? Мы не просто разные люди. Мы чужие и никогда не будем своими. Какие родственники, о чем ты зашлась. Я никогда не поверю ни одному твоему слову, помня свое детство. Его никогда не забуду и не смогу вырвать из памяти. Ты мать, но стала первым врагом в моей жизни. Я не смогу переступить свою память и останься даже без корки хлеба, никуда не поеду с тобой. Ищи другую дуру, а меня забудь. Мне не о чем с тобою говорить и незачем видеться. Не ищи меня больше. Я навсегда чужая тебе! — резко встала из-за стола Анна и, не оглядываясь, пошла к выходу.

Этих баб привезли в деревню ранним утром, никого заранее не предупредив. Выгрузили у правления хозяйством, и водитель крикнул зычно:

— Эй, Иван Антонович! Принимай пополнение, новенькие приехали. Аж целых пять штук и все бабы! Во, мороки тебе прибыло, едрена мать. Всех на поселение сюда выкинули. Каждая судима, а значит, рецидивистка. Таких у нас сроду не во-дилось. Сказали, чтоб приткнул их хоть на первое время куда-нибудь. А там комиссия приедет, раз-берется, кого куда из них воткнуть. Но бабы, скажу тебе, тертые калачи. Одна круче другой, — открыл дверцу машины, выпустил всех баб и сказал:

— Вот, все как одна! Глаза бы их не видели никогда. У нас не тюряга, а нормальное хозяйство. Тут же какой-то сброд прислали, да еще благодарить заставляют, а за что? У нас своего такого говна полно. Тоже мне осчастливили, — оглядел баб, передал пухлую папку бумаг и, сев в кабину, помчал, бурча что-то под нос.

— Ну, что девчата, заходите в правление, познакомимся и на работу, — предложил Иван, не раздумывая.

— Чего? Нам на устройство три дня обещали. Накормить и спецовку выдать, как положено, жильем обеспечить каждую. А вы что? Враз в работу впрягаете, ни о чем не поговорив?

— А какая работа?

— Сколько отслюнивать будешь, дядя?

— Сколько вкалывать будем? — засыпали вопросами бабы.

— Вы себя в деле покажите, там и поговорим. Может, кого-то враз отсеем. У нас желающих работать хватает, — заносчиво ответил Иван.

— Ишь ты! Еще и ковыряется, как муха в говне. Подумаешь, в деревню прислали. Осчастливили! Да видели таких благодетелей!

— А вот и посмотрим, на что способны! Живо на выход! И без зубоскальства. Вы тут не первые мантулите, — повел их к фермам.

— Это что? Новенькие? — оглянулись дорожницы на приезжих и продолжали работу.

— Мама! В этом говне ковыряться целый день? — взвыла одна из новых.

— А ты что хотела? Это хозяйство, куда поставят, там и радуйся. Вот вам лопаты, ведра, мастерки, вот вам здание птичника. Чтобы качество работы было не хуже, чем у этой бригады. Иначе, вечером распрощаемся, — предупредил Иван Антонович и зашагал в контору.

— Во, деловой отморозок! Хоть бы сапоги дал.

— Ничего, девки! Теперь лето. Разуйтесь и хороши будете. Ноги сбережете, — шутили дорожницы.

— Я приехала сюда не в говне ковыряться. Обещали совсем другое. Работу на свежем воздухе. А тут что? — возмутилась одна из приезжих, с сожалением глянув на свой маникюр.

— Ну, возвращайся на панель. Там тебя менты живо словят. А с маникюром простись. Он тебе тут не понадобится долго! — хохотнула тщедушная бабенка с ярко накрашенными губами.

— А ты заткнись, Зойка! Гляну на тебя в конце дня. Сумеешь ли на задних лапах стоять? Или ползком в город попрешь после этого отдыха?

— А что, девки, давайте разденемся как эти. Через час и нас не узнать будет, — предложила худощавая и первой выскочила из одежды. Аккуратно сложила ее. Ждала, кто последует ее примеру.

Нашлись еще двое смелых. Остальные и не думали раздеваться:

— У меня солнечная аллергия.

— А я не могу обнажаться бесплатно. Принцип не позволяет. Вот если заплатят, другой вопрос.

— Ты, Юлька, меньше выеживайся и не гни из себя суперзвезду, пока старый баран не нагрянул. Ему, по-моему, наплевать, в чем вкалывать будешь. А если сачканешь, отправит в город к ментам под бок. Вот там ты за все разом схлопочешь. Сама знаешь, уговаривать никто не будет.

Юлька нехотя разделась. Зойка уже топтала в ящике раствор, морщилась от непривычно колючей соломы.

— Девки, а я жрать хочу!

— Не заработала на пайку. «Паши», потом проси, — осекли Юльку, та сникла, влезла в ящик с коровяком, сморщилась, заткнула нос и стала топтать навоз.

— Ты соломы побольше сыпани, иначе не будет раствор держаться.

— Колко ходить по соломе. Сапоги нужны.

— Обойдешься, вечерняя красотка. Тут тебя никто из хахалей не увидит.

— Не приведи Бог! Увидят, порвут на части.

— Эй, девки, давай вечером в город смотаемся. Оторвемся в кабаке, заклеим чуваков, — зачастила Тамарка.

— Во, дает стебанутая! Какой кабак? Ты для начала из этого ящика вылези! Чтоб мордой в нем не застрять! Додыши до вечера, потом мечтай.

— Не, девки, всухую ноги не хотят шевелится. Дай музыку! Вот теперь дело иначе пойдет, задергалась Юлька так, будто стояла ни в ящик с дерьмом, а на дискотеке.

— Давай, старушка! Поддай жару! — внезапно подъехал Сашка с нарезанной соломой.

— Кто это меня старухой назвал? — обиделась Юлька и швырнула в Сашку лопату говна. Тот долго не думал. Схватил бабу за ноги, крутанул в растворе, та встала вся в говне. Даже на волосах и на ушах прилипли комки. Девки со смеху попадали. Любое чучело было краше. Но главное, что у этого на ногтях проглядывал маникюр.

— Умора! Ты ж теперь приз сорвешь за самую оригинальную мандолину. Только кто решится снять тебя?

— Самый бухой! Мало ли таких к нам подваливало? — хохотала Юлька.

— Девки, а почему мы в дерьме, а он чистый. Давай и его сюда! — предложила Юлька. И дружная орава мигом затолкала Сашку в ящик с раствором. Тот, не растерявшись, прыгнул в бочку с водой и вылез почти чистый, улыбающийся.

— Меня на том не взять. Подумаешь, дерьмом удивили. Я и не такое прошел, — хохотал бригадир белозубо.

— Да что там я? Помылся и снова чистый, как стеклышко. А вот ты на кого похожа? — хохотал человек. Баба нырнула в бочку. Крутанулась в ней пару раз и вылезла совсем другим человеком.

— Ладно, девчата, побаловались и хватит, пора за дело. Иначе Иван придет проверить, тут не до шуток будет, — предупредил Сашка, показал новичкам как быстрее и лучше обмазывать ферму и, поглядев на первые результаты, быстро укатил за соломой.

Девки к обеду вымотались так, что еле доползли до речки. Смыли с себя остатки раствора и растянулись прямо на траве. Они нехотя переговаривались с бригадой дорожниц:

— Вы тоже из путан?

— Менты прислали?

— Да нет, кто за что попал! У иных сроки высылки большие. По три, по пять лет. Но осталось уже немного. Двое уже вышли.

— А нас на год сюда отправили. Сказали, если сбежим, в тюрягу отправят, в зону. Вот потому решили тут дурака провалять.

— Вот это не получится, — предупредила Ритка, добавив, что сюда она пришла по своей воле.

— Нигде работы не было. А я в этой деревне родилась. Деваться стало некуда, создали свою бригаду и не жалеем. Получаем больше мужиков и держим над ними верх. Не даем себя схомутать, чуть что, сами любому вломить можем. Ни от кого не зависим.