— Вы — шиноби?

— По крови я самурай, — соврала оборотница. — Но обучали меня шиноби, и я хорошо усвоил их науку. Я могу подсыпать снотворное зелье в еду стражей замка. Когда медикаменты подействуют, мы неожиданно атакуем и сможем легко захватить укрепления Таюры.

— Вы действительно можете это сделать, Рюоичи-сан? — главы города начали в изумлении и волнении переговариваться между собой, а Кицунэ вдруг прислушалась к скрипу снега за стенами дома. У нее был хороший слух, и, почувствовав тяжеловесность шагов, оборотница дрогнула. Враги!

— Он засек вас! — выхватив из-за отворота кимоно рацию, проорал в ее микрофон городской управляющий. — Нападайте! Скорее!

Окна и двери вышибли закованные в броню громадные тела. Бревна с хрустом сместились, и потолок, грохоча, просел, когда в комнату в едином рывке ввалились сразу шесть закованных в броню громил.

— Стоять, ублюдок! — один из самураев вцепился в руку Кицунэ, которая попыталась в суматохе выскользнуть из ловушки. — Не уйдешь!

Завязалась короткая потасовка, белобрысого подстрекателя повалили и принялись обрабатывать кулаками. От ударов в голову, в живот и грудь мир перед Кицунэ озарялся яркими вспышками молний. Били самураи и по рукам, и по ногам, но на фоне прочих эти удары были совершенно неощутимы.

— Отбегался, красавец.

Самураи, уверившись что жертва надежно искалечена, расступились. Командир отряда оглядел добычу, обыскал ее и, не найдя ни ценностей ни оружия, вцепился в воротник Кицунэ.

Оборотница, находясь на грани потери сознания от боли, успела взглянуть на глав города, забившихся в дальний угол. На лицах каждого из них, без исключения, были глумливые и радостные ухмылки. Не только управляющий, но все они…

Почему? Почему отец девчонки, которую желала изуродовать принцесса-чудовище, позвал именно их?!

— Держи, старик, — командир отряда бросил старому торговцу пачку денег. — Дом тебе починят за счет города, леди Таюра проследит за этим. Ты хорошо послужил нам и восстановил свое доброе имя. Госпожа выражает тебе благодарность.

Старик начал бессвязно бормотать, уверяя самураев в своей лояльности, а измордованного подстрекателя к мятежу поволокли в замок. Нельзя просто так убивать. Нужно выяснить кем подослан этот ушлый малый. Скрывается ли в горах поблизости банда, или, может, какой-нибудь из соседних лордов желает избавиться от леди Таюры и получить город в собственность?

Жаль, в замке и городе нет мастера гендзюцу, но и без творца иллюзий самураи Таюры владели методами, способными заставить говорить любого молчуна.

На истоптанном снегу перед домом торговца остались длинные кровавые полосы.

За долгую зиму запасы замка поубавились, и одна из кладовых подвала освободилась от мешков зерна. И это было хорошо, иначе кровь могла замарать ценные продукты.

Работали самураи преимущественно кулаками, а вместо клещей использовали собственные пальцы. Всю ночь и утро шла обработка. Ко времени обеда Таюра выслушала доклад.

— Это не мужчина и не женщина, — говорил самурай, проведший допрос, в то время как принцесса заканчивала трапезу. — Бесполая боевая биоформа на основе человеческого генома. Таких для армии давно уже не производят, но некоторые богачи заказывают… кхм… бесполых для охраны собственных дочерей. Гарантия, что охранник будет исполнять свои обязанности и не покусится на честь благородной леди.

— Даже если она будет очень этого желать! — рассмеялась принцесса. — Синеглазый мускулистый красавец-блондин? Отец девчонки, которую охранял этот малый, был жесток к своей дочери! Значит, нам попалась игрушка благородных придворных кретинов? Ха-ха-ха!

— Судя по всему, да. Этот бесполый страж несет невнятные романтические бредни и выказывает все признаки потери памяти. Он не темнит. У него действительно нет памяти ни о семье, которой он служил, ни о прожитой жизни. Глаза совершенно пусты, когда я спрашиваю о его хозяине или сообщниках. Ему словно нечего вспоминать. Бесполым стражам на уровень подсознания вкладывают схему очистки памяти, которая активируется импульсом Ци или даже всего лишь кодовой фразой. Потерли память, когда у семьи начались проблемы, и выбросили игрушку на улицу. Не знаю, почему не убили. Может, испытывали к биоформе какие-нибудь чувства?

— Что заставило его действовать против меня? Моя жестокость к женщинам этого города?

— Да, госпожа. Обожание женщин и защита их всеми силами превращена для подобных биоформ в инстинкт. Он не мог не среагировать на ваш поступок.

— Бесполые рабы… видела я несколько таких во дворцах и особняках. Ну, и что теперь с ним делать?

— Срубить голову и выбросить в ров. Данная биоформа в большом мире совершенно нежизнеспособна. Избавим ее от страданий.

— Так и поступим. Я только взгляну на нее из любопытства.

Принцесса спустилась в подвал и с интересом посмотрела на окровавленное тело пленника, прислоненное спиной к стене и безвольно обвисшее. Голова была замотана тряпкой. Красавчик беспокоился о плачевном состоянии своего лица, и самураи с сочувствием к убогому позволили тому прикрыть распухшую, развороченную ударами кулаков, морду. Таюра не возражала. Ни она, ни ее солдаты не подозревали, что пленник прячет не раны, а свою неимоверно быструю регенерацию.

Хорошо, что пальто осталось в доме торговца. Никто не придал этой вещи должного значения, но если бы ее увидела Таюра или кто-либо из бывшей с ней на горной дороге самураев…

Таюра склонилась к Кицунэ, взяла руку оборотницы за запястье и полюбовалась вывернутыми пальцами жертвы. Хорошая работа.

— Ну, Рюоичи-сан, скажите мне, — проворковала принцесса, глядя в щель тряпичной маски. Глаза жертвы залиты кровью, веки слиплись и распухли. — Чего вы надеялись добиться, опоив сонным зельем всех нас и захватив в плен? Желали устроить показательную казнь?

— Это решать не мне… — прохрипел пленник. — Жители города… они должны были… судить вас.

— Справедливый суд? — принцесса захохотала. — Вот то, чего вы хотели?

— Я хотел… помочь людям…

— Неужели?

— То, что вы сделали… безумие. Человек не мог так поступить. Чудовищно… жестоко… нельзя… так. Я хотел… помочь людям.

Пальцы в стальной броне безжалостно сжались, раздавив в кашу верхнюю фалангу указательного пальца бродяги. Пленник, обессилевший, измученный побоями, изогнулся и глухо, надрывно завыл.

— Чудовищно? Безмозглая белковая кукла! Да что ты понимаешь в людях? Без меня, без воплощения силы, от страха перед которой трясутся бандиты и завистливые соседи, город завтра же разнесли бы по камешку грабители и мародеры! Девицы города вызвали мой гнев, соблазнив и подтолкнув к измене моего любвеобильного мужа, и я напомнила им, от кого зависят жизни каждой из них! Я — чудовище?! Нет, мой дорогой друг! В нашем мире, жестком и суровом… — принцесса помассировала среднюю фалангу указательного пальца пленника. — Бесполая боевая биоформа, со вбитыми в мозг глупейшими идеалами, чудовище — ты!

Пальцы в латной перчатке сжались, и истошный вопль разнесся по комнате подвала, вдруг меняясь горловым бульканием и хриплым свистом.

Прерывая крик пленника, Таюра выхватила нож и нанесла рубящий удар по горлу. Хлынула кровь, как последний аргумент в споре.

Ударом в плечо принцесса повалила измордованную боевую биоформу на бок и, вцепившись в волосы пленника, запрокинула ему голову, чтобы рана на горле широко разверзлась. Она держала жертву долго, пока не стихли последние конвульсии.

В неровном свете густо чадящих факелов, в хаотично мечущихся тенях, она не могла видеть, как у самого позвоночника шеи пленника возникла розовая пена, через секунду застывшая подобием мягкой плоти. В этой плоти образовались кровеносные сосуды, соединившие разрубленные ударом ножа артерии и возобновившие подачу крови к мозгу.

— Выбросьте эту падаль в ров, — с силой швырнув обмякшее тело бродяги об пол, Таюра поднялась и вытерла замаранный кровью клинок ножа о лохмотья жертвы. — Весной будет пожива червям и рыбам.