Соглядатай, что хвастался сенсорными способностями, заметил движение во тьме, отвлекся от добычи и даже успел открыть рот для предостерегающего крика, прежде чем стрела охотничьего арбалета ударила ему точно в правый глаз.
— Что за… — второй шпион изумленно обернулся к падающему напарнику и потянулся за оружием, но в этот момент Кицунэ почти бессознательно потянулась вперед и вцепилась в его руки мертвой хваткой. — Ты! Пусти, тварь!
Арбалет упал на землю. Танако ринулась на врага и выхватила из-за пояса широкий, остро оточенный кухонный нож. Шпион рванулся, пинком отбросил от себя Кицунэ, и в этот момент нож вошел в ему в бок, по самую рукоять. Крик, рождающийся в глотке соглядатая, захлебнулся кровью. Шпион вынул из ножен короткий меч, хотел ударить в ответ, но тело его наполнилось слабостью, и мир начал таять перед глазами. Меч выскользнул из пальцев и плюхнулся в снег. Соглядатай повалился следом, а женщина, обратившаяся в неистового демона, вдавила его коленями в грязный снег и принялась наносить один удар ножа за другим, беспощадно добивая упавшего бандита.
Шпион хрипел и конвульсивно дергался. Он пытался подняться, тянулся к оружию, но тело почти уже не повиновалось. Сознание ускользало во тьму.
— Держись! — оставив затихшего подонка, женщина бросилась к залитой кровью девушке. — Слышишь меня? Потерпи немножко, — она подняла Кицунэ и прижала ее к себе. — Я… я сейчас… ты только потерпи…
— Ма… ма… — глаза Кицунэ были залиты кровью, она ничего не видела и, услышав женский голос, на грани потери сознания приняла его за голос той, кого увидеть и к кому прийти хотела больше всего на свете.
— Потерпи, — шепнула Танако, и слезы хлынули из ее глаз. — Я не оставлю тебя, милая моя. Слышишь?
Удары кулака в дверь заставили сотрясаться, казалось, весь дом.
— Открывай! Быстрее, быстрее! Шевели ногами, или мы вышибем дверь!
Танако выбежала в коридор и, сдвинув засов, впустила самураев в дом.
— Что случилось, господин? — спросила она у командира отряда. — Умоляю вас, не гневайтесь! Мы простые люди…
— Недалеко от вашего дома были убиты двое соглядатаев. Что-нибудь знаете об этом?
— Нет, господин. Я выходила узнать причину переполоха, но быстро вернулась и никуда больше из дома не уходила. У меня больна дочь, и я не могу ее надолго оставить.
Самурай, не утруждая себя снятием обуви, прошел в дом и открыл дверь одной из комнат.
— Ваша дочь? — он посмотрел на темноволосую девушку с короткой стрижкой, что спала в кровати. — Документы есть?
— Да, да, господин. Сейчас. — Танако засуетилась, вынула из комода два удостоверения личности, свое и своей дочери, и протянула их самураю. — Вот, пожалуйста.
Страж закона мельком глянул на документы и вернул их женщине.
— Сохраняйте спокойствие и не выходите из дома без большой необходимости, — сказал он. — И… что за вонь? У вас на кухне что-то горит.
— Пока я узнавала причину переполоха, — Танако стыдливо поникла, — сгорела каша, которую я забыла на плите. Прошу простить меня за неудобства, господин.
— Проветрите помещение. Больной человек не должен дышать гарью.
— Я непременно так и поступлю, самурай-сама.
Танако проводила стража до выхода и, закрыв за ним дверь, едва не упала на пол от нервного перенапряжения. Этот вооруженный мечом ублюдок… если бы он приподнял одеяло на «больной», то впал бы в ступор от вида разводов крови на теле девочки и на простыне. Крови, запах которой Танако маскировала гарью, устроив на кухне небольшой пожар. Обман удался. Как хорошо, что этот мордоворот в железном панцире из другого района города и не знает о недавних событиях в этом доме!
Хозяйка дома бегом вернулась в спальню и встала на колени у постели. Девушка не спала. Лишение сознания, это не сон. Кто она? Откуда появилась в этом городе? Или она жила здесь всю свою жизнь?
Танако не знала ничего о столь неожиданно появившейся из небытия девчонке, но была уверена в том, что рука не дрогнет, если вновь потребуется взяться за нож ради того, чтобы моральные уроды не дотянулись до этого ребенка.
Женщина провела рукой по волосам Кицунэ. Спешно обрезанным до длины прически, которую носила Сачико. Чтобы эта девочка стала хоть немного похожа на образ, сохраненный фотографией в удостоверении личности.
— Ма… ма… — шепнула сквозь болезненный бред девчонка.
— Тише, тише, — Танако приложила ладонь к щеке оборотницы, пытаясь успокоить ее прикосновением, и сразу увидела, как девочке стало легче. Болезненно трясущиеся руки поднялись и обняли ладонями касающиеся ее пальцы женщины. Все страхи мира и даже физическая боль становятся меньше, если рядом есть сочувствующий человек.
Весь остаток ночи, до самого утра, Танако не двигалась с места и позволяла девушке сжимать ее руку.
Мерно тикали часы на стене. Приближался рассвет.
Ощущение погружения тела в воду.
Танако осторожно уложила девочку в большой деревянный чан и начала смывать с нее засохшие кровавые разводы, когда та шевельнулась и с тихим стоном открыла глаза.
— Тише, тише, — сказала ей Танако, осторожно погладив оборотницу рукой по роскошным золотистым волосам. — Вы в безопасности, Кицунэ-сама.
Услышав свое имя, девчонка испуганно дрогнула и села в воде.
— Я… я…
— Успокойтесь, прошу вас. Я не причиню вам зла.
— Где я? Как вы догадались, что я — Кицунэ?
— Мне удалось избавиться от соглядатаев и обмануть самураев, представив вас своей дочерью. Сейчас вы в моем доме, Кицунэ-сама. А как я догадалась что вы — это вы? Взгляните, — женщина взяла с умывальника небольшое зеркальце и протянула его оборотнице.
Зеркальце отразило образ златовласой синеглазой девочки. Стройной и красивой, словно сошедшее с картины художника изображение богини.
— Вот оно что… — Кицунэ смущенно покраснела.
— Я видела, как вы превращались, Кицунэ-сама. — Танако приняла зеркальце, убрала его и села возле чана с водой, ласково накрыв ладонь оборотницы своей ладонью. — Вам грезилась мама, и вы подсознательно приняли тот облик, в котором она помнила вас. Не беспокойтесь. Вы немного напугали меня, когда с вашей головы осыпались темные волосы, но… но я не боюсь. И теперь мне понятна та суматоха, которая началась в этом городе после вашего появления. Как жаль, — слезы скользнули по щекам женщины, — как жаль, что вы не появились раньше, Кицунэ-сама. Теперь если и произойдут чудеса, то уже не для моей семьи…
Девочка потянулась к Танако и обняла плачущую женщину. Оборотница не знала, какое горе мучило хозяйку этого дома и какая беда произошла у живших здесь людей, но сердце ребенка не могло не дрогнуть при виде чужих слез.
Оставаться в образе юной камигами-но-отоме было смертельно опасно.
Танако показала Кицунэ фотографию темноволосой девочки с короткой стрижкой и попросила сменить облик, затем помогла оборотнице помыться, подала ей полотенце и тапочки. Кицунэ внешность сменила, но, не желая ранить добрую женщину, не стала превращаться в ее дочь и вернула себе облик «Нами», скопировав с фотографии только прическу.
Потом был завтрак, и женщина, не касаясь еды сама, полностью опустошила холодильник, стараясь сытнее и вкуснее накормить оборотницу, во время боев и на борьбу с ядом истощившую практически все запасы питательных веществ в своем организме. Кицунэ ела жадно, создавая запас на будущее. Кто знает, сколько еще впереди будет сражений и испытаний, прежде чем потерявшийся в горах лисенок вернется к маме?
— Ваша одежда разорвана, Кицунэ-сама, — сказала женщина после завершения завтрака и проводила девчонку в комнату, простыня и одеяло на кровати в которой были замараны высохшей кровью. — Возьмите что-нибудь из вещей моей дочери.
— А можно? — с сомнением спросила Кицунэ, открыв шкаф и оглядывая висящую в нем одежду. Жила эта семья не слишком богато, и вот так, без разрешения владелицы, забирать что-либо нисколько не хотелось.