— Я, правда, не женат. Но отец у меня старик, нетрудоспособный.

— Ждут не дождутся, когда мы закончим службу…

Тут вмешался Плешивый Мыстык:

— Да вы поглядите на бея-эфенди! Ну разве есть еще человек с таким добрым сердцем? Так что вы должны обходиться с ним хорошо. Главная его забота — проверять государственных чиновников, в первую очередь губернаторов. Но бей-эфенди никогда не забывает о бедных людях. Он великодушен и не станет на вас жаловаться. Верно, бей-эфенди?

«Ревизор» ничего не ответил, лишь усмехнулся в усы, зная, что такая усмешка красноречивее любого ответа. К тому же он чувствовал, что жандармы сидят будто на раскаленных угольях. Окинув их строгим взглядом, он решительно заявил:

— Впредь прошу неукоснительно выполнять приказы начальства! Надеюсь, вам ясно?

— Так точно, бейим!

— Благодарим!

— И я вам выношу благодарность. Вы — надежда нашей отчизны, первейшие стражи порядка и безопасности. Трудно переоценить возложенную на вас ответственность. Существующим порядком родина обязана всем жандармам вообще и лично вам в частности. Ни на миг не забывайте этого сами, да и товарищам растолкуйте их святой долг. Договорились?

От нахлынувших чувств жандармы, словно хмельные, кинулись было целовать «ревизору» руки. Но он воспротивился: в его нынешнем положении Плешивый Мыстык был для него важнее жандармов.

Ну а Мыстык — тот давно был к его услугам.

— А ну, удалые!

Это был административный центр анатолийского вилайета — с изгаженной лепешками скота и конским пометом проезжей асфальтированной частью улицы, по которой заморенные клячи тащили разбитые фаэтоны, со множеством переплетенных между собой узких улочек, тускло освещенных никогда не протираемыми фонарями; с обветшалыми домами из необожженного кирпича, среди которых кое-где возвышались новые строения; с пугливыми женщинами, неприязненно косившимися на мужчин из-под накинутых на голову чаршафов[5], и детьми со вспученными животами; с базарной площадью, где чужака определяют с первого взгляда. Не один день томился город в ожидании «ревизора ревизоров».

И вот его привезли. Но удивительно, никто не бросил в него тухлого яйца, помидора, картошки или камня, никто даже словом не обидел.

Что же случилось?

Старания Плешивого Мыстыка не пропали даром, когда он с жаром убеждал всех: «Человек этот послан властями, он изучает проблему отношений граждан к государству и правительству». В самом деле, чему тут удивляться? На то оно и правительство. Нынче подавай ему одно, завтра — другое… Короче, человек этот уполномочен прощупать народ. Он будет разъезжать по всей стране, внезапно появляться не только в вилайетских и уездных центрах, но и в деревнях, выявлять взяточников, а заодно и проверять благонадежность каждого, в особенности тех, кто представляет в вилайетах государство и правительство. Вот почему в первый свой приезд в город он так смело выколачивал деньги у кого только мог. По той же причине он неожиданно исчез, а нынче снова появился. Иначе с какой стати такой важный гусь стал бы колесить по городам и деревням, вместо того чтобы отсиживаться в Анкаре, наращивая брюхо?

Прежде всего Плешивый Мыстык заглянул к кабатчику. Тот в своих серых штанах с коричневой заплатой на заду, похожем на огромную картофелину, пребывал в тревоге. Знал бы он, что Мыстыку известно от официанта все, что он говорил во сне, когда однажды после обеда вздремнул у стойки!..

— Заходи, Мыстык-эфенди! Добро пожаловать!

— Рад видеть тебя в добром здравии! — входя, ответил Мыстык.

Вечерело, но зной не спадал… «Неплохо бы сейчас пропустить стаканчик-другой вина», — подумал Мыстык и, оглядевшись, спросил:

— А где твой официант?

— Я его в город отправил. Есть, пить будешь?

Мыстык вытащил из кармана лиру и бросил на стойку:

— Налей-ка стаканчик, а то голова кругом идет… — Возьмет кабатчик монету — он выпьет стакан и уйдет, ну а откажется…

Но кабатчик уже отодвинул лиру рукой:

— Твои деньги у меня не в ходу, дорогой!

— Нет уж, это ты брось! — запротестовал Мыстык.

— Чего это ты отказываешься? — удивился кабатчик, ставя перед гостем стакан красного.

— Счет дружбы не портит, — заявил Мыстык.

Но у кабатчика были свои планы.

Вместе с другими он давал показания в прокуратуре, но умолчал при этом о взятке, шестидесяти семи с половиной лирах, которые «ревизор» от него получил. «Если он и вправду важный чиновник, как об этом сейчас говорят, то может обвинить меня в даче ложных показаний, привлечь к уголовной ответственности на основании статьи, гласящей, что „виновным считается и берущий и дающий взятку“».

Вот почему слова Мыстыка он пропустил мимо ушей, сунул монету ему в карман и спросил:

— Скажи, он и в самом деле важная птица?

Мыстык осушил стакан и поставил его на стойку:

— Важная птица?

Кабатчик пододвинул к нему грязную тарелку с разрезанным на четыре дольки крутым яйцом и, подмигнув, сказал:

— Мне бы хотелось знать: он и в самом деле «ревизор всех ревизоров»?

Мыстык взял дольку яйца, обмакнул в соль, чинно отправил в рот. Спешить с ответом в его расчеты не входило. Стал бы он заходить сюда из-за стаканчика вина! Скажи он сейчас: «И не сомневайся! Власти таким путем решили испытать граждан» или еще что-нибудь в этом роде, вопрос был бы исчерпан и уж тогда ему не видеть как собственных ушей тех нескольких стаканчиков, на которые кабатчик, судя по всему, готов расщедриться.

Мыстык ухмыльнулся:

— А ты от кого слыхал, что он «ревизор ревизоров»?

— Люди говорят, — ответил кабатчик, наполняя отодвинутый гостем пустой стакан.

— Никто толком ничего не знает, — продолжал Мыстык, — но нет дыма без огня. — Тут его словно осенило, и он добавил: — Что до меня, то сон я видел…

Кабатчик вздрогнул: ведь и ему снилось что-то об этом «ревизоре», когда однажды после обеда он задремал прямо у стойки.

— Что же именно тебе приснилось, позволь полюбопытствовать?

Опорожнив второй стакан и проглотив дольку яйца, Мыстык стал рассказывать:

— Как-то после обеда привалился я в конюшне к яслям и задремал. Вот тогда мне и явился во сне бородатый святой, покровитель извозчиков. «Мыстык, говорит, не иди за теми, кто против „ревизора“. Иначе не избежать тебе беды».

Волнение кабатчика достигло предела, и он в третий раз наполнил Мыстыку стакан.

— Ну а дальше?

— Дальше? Ничего особенного. Правда, задал я святому один маленький вопросик. И знаешь, что он мне ответил? «Неисповедимы пути государства и правительства. Человек тот, истинно тебе говорю, „ревизор всех ревизоров“. И действует он от имени государства и правительства, народ испытывает!»

Третий стакан мгновенно опустел, исчезла с тарелки третья долька яйца. Мыстык уже стал поглядывать на дверь, прикидывая, куда бы еще податься. «Ревизора» с жандармами он довез до самого жандармского управления. Жандармы, даст бог, все как следует доложат начальству. А кабатчика он ловко обставил, попил задаром винца. Тот поверил всему, как малый ребенок. А может, «ревизор» и в самом деле важная птица? Никаких сомнений! Так оно, конечно, и есть! Вид у него представительный, ходит вразвалку, что твой депутат или министр. Какой же он мошенник? Прикидывается, а сам народ прощупывает. А может, не прощупывает?

Э, да как бы там ни было, шишки все равно набьют себе бедняки!

Мыстык глянул на хозяина заведения. А тот снова подумал о шестидесяти семи с половиной лирах, которые он сунул «ревизору». В любой момент это могло всплыть наружу.

— Опять волнение терзает душу… — промурлыкал Мыстык строку из старинного романса.

— Терзает, да еще как терзает! — тяжело вздохнул кабатчик.

— О чем это ты? — поинтересовался Мыстык.

Неохотно наполнив четвертый стакан, хозяин пододвинул его Мыстыку.

— Сам не знаю, клянусь.

У входа остановилась повозка, груженная бидонами с вином, овощами, яйцами, хлебом.