— Лжете! Ни ты, ни твоя мать ни капельки не любите меня! Хотите, чтоб я умер, а потом…

— Я, папочка, люблю…

— Разве любят безработного отца, безработного мужа?..

Девочка плакала. Она решила, что отец сошел с ума.

А он все говорил:

— В такой поздний час… где она? Скажет, что была у соседей! Ложь! Она думает, меня можно обмануть… Да, можно!.. Уже обманула!..

В комнате стало совсем темно. Человек покачнулся, схватился руками за стену. Зажечь свет не приходило в голову. Пол начал уходить у него из-под ног. Ему стало плохо.

Когда женщина вернулась домой, был уже поздний вечер. Она зажгла свет и увидела на полу мужа. Он лежал, положив под голову один из книжных пакетов. На кушетке дремала дочь.

Женщина глубоко вздохнула. Она была так голодна!

После ужина перешли в гостиную.

Хозяин дома сказал:

— Что бы вы мне там ни говорили, а всегда и во всем главное — нравственность! Я, например, смогу жить без состояния, без собственности, без денег, даже голодая, но без нравственных устоев!.. — Он рыгнул.

— Народ, допустивший падение нравов, не может процветать. История не знает подобных примеров, — заявил один из гостей, адвокат.

Другие гости — врач, аптекарь, инспектор школы гражданских чиновников — горячо, на полном серьезе поддержали эту точку зрения.

Хозяин дома, преуспевающий крупный экспортер, закашлял, поддерживая руками солидное брюшко. Начал было:

— А вот…

Однако новый приступ кашля не дал ему говорить. На глаза навернулись слезы, лицо побагровело.

— Застарелый бронхит… — выдавил он наконец из себя. — Хронический…

Коротышка доктор сделал сообщение по поводу хронического бронхита. Инспектор воспользовался моментом и попросил рассказать об «испанском насморке».

Постепенно разговор перекинулся на туберкулез. Заговорили о новейших методах его лечения. Доктор был на высоте, блеснув своими познаниями и здесь. Он говорил, браво поглядывая на уважаемых дам с накрашенными губками, наманикюренными пальчиками, в декольтированных нарядах, которые сидели своей группой.

Адвокатша шепнула инспекторше:

— Какой культурный человек, не правда ли?

Рыжеволосая, с перманентом жена доктора услышала, тряхнула горделиво головкой:

— Он учился и специализировался в Европе!

В это время сыновья хозяев дома, сыновья и дочери гостей развлекались в соседней комнате, где царил полумрак и тихо играла радиола. Порой в гостиную доносились звуки темпераментной возни, приглушенные возгласы: «Ой, Веда-а-ат!» Однако взрослые были всецело поглощены рассказами доктора о последних чудесах в области медицины и аптекаря — о различных лекарствах, недавно полученных с Запада.

Но вот хозяйка дома, тучная дама, встала и вышла в соседнюю комнату. Здесь, в темноте, под едва звучащую музыку танцевала лишь одна пара. Ханым-эфенди зажгла свет. Тотчас в комнате произошел небольшой переполох — словно тараканы метнулись в разные стороны. Старший сын Ведат вскочил с тахты, стирая рукой со щеки помаду. Дочь аптекаря, лежавшая с ним на тахте, поднялась, села. Дочь доктора растерянно смотрела на вошедшую, поддерживая рукой разорванное колье. Второй хозяйский сынок высунул голову из-под дивана, куда он забрался вместе с дочерью инспектора.

Ведат сказал, как ни в чем не бывало:

— Да, мамочка… Что тебе?

— Нет-нет, ничего, детка, — сказала женщина. — Веселитесь?

Ей ответили разом:

— Веселимся, мамочка!

— Веселимся, тетя!

— Веселимся, веселимся!..

Ведат приблизился к матери. Она улыбнулась ему:

— Вытри щеку. Отец увидит.

Парень махнул рукой:

— Э-э, плевать! Пусть видит.

— Фи, как ты говоришь, Ведат! Что за словечки?

— Обыкновенные словечки. Чем они тебе не нравятся, а, старушка?

Мать сделала вид, будто не слышит:

— Хорошо, дети, развлекайтесь. Только чуть потише. Мы там слышим ваши голоса.

Ведат подтолкнул мать к двери:

— Ладно, ладно, сматывай удочки… — И, закрыв за матерью дверь, добавил: — Ох, и хохмачка наша старушенция! А-а?

Он повернул выключатель, в комнате опять стало темно.

Когда ханым-эфенди вошла в гостиную, говорил ее муж. У него была небольшая черная бородка и усы — по последней моде.

Обычно, вернувшись вечером с работы, бей-эфенди срывал с головы шляпу (не какую-нибудь там, а «Борсалино»[93]!), восклицая при этом: «К черту эти гяурские штучки!», надевал тонкой вязки тюбетейку, облачался в батистовую ночную рубаху с разрезами по бокам, отдавая предпочтение ей, а не шелковой пижаме. После этого усаживался на тюфячок в углу комнаты, обставленной по-восточному, брал в руки четки из девяноста девяти костяшек и пытался погрузиться в благостные размышления, прикрыв веки и шевеля губами. Однако, несмотря на все старания, ему не удавалось выбросить из головы дневные заботы. В то время, когда губы его нашептывали священные слова, голова была занята совсем другим. Он думал об экспортируемых товарах, лицензиях и прочем, имеющем отношение к экспорту.

— Из сердец молодых людей вырвали страх перед аллахом! Вырвали и отбросили прочь! — Он не говорил — бушевал. — Безбожники! Вероотступники! Что это за нравственность, которая не опирается на религиозную основу, которая не имеет в своем фундаменте страха перед аллахом?..

Одна из уважаемых дам тихонько зевнула.

Доктор — он был личным врачом хозяина дома — сказал, хоть и не верил ни одному его слову:

— Очень верно.

Инспектору — он частенько брал в долг деньги у хозяина дома — не хотелось отставать от доктора. Он поддакнул:

— Разумеется, разумеется, бей-эфенди!

Все остальные согласно закивали головами.

Бей-эфенди счел обстановку благоприятной. Переведя дыхание, опять хотел было заговорить, но в этот момент дверь гостиной открылась, вошла молоденькая симпатичная служанка в белоснежном переднике. В руках она держала поднос, на подносе были чашки с кофе. Чувствуя, как мужчины пожирают глазами ее стройные ножки, девушка направилась к столу. Сегодня она показалась бею-эфенди красивее, чем обычно. Он мгновенно забыл о безбожниках, вырвавших из сердец молодых людей страх перед аллахом. Доктор посмотрел на служанку краем глаза. Аптекарь смотрел не таясь. Заметил на шее девушки синяк, перевел взгляд на хозяйку дома: «Вы обратили внимание, ханым-эфенди? Синячок!»

Ханым-эфенди в этот момент рассказывала что-то докторше и не видела его взгляда.

Адвокатша помрачнела. Тонкая талия и широкие бедра служанки испортили ей настроение. Метнула взгляд на мужа. Тот беззастенчиво глазел на девушку. Адвокатша едва сдерживала себя от гнева. Передернула плечами, кашлянула, желая отвлечь мужа. Ничего, дома она задаст ему! Чтобы не пялил глаза на других!

Кто-то коснулся ее локтя. Она обернулась. Это была жена инспектора. Кивнув на служанку, которая в эту минуту демонстрировала им изящные линии своей спины, инспекторша сказала:

— Чудо! Не правда ли?

Адвокатша снова метнула гневный взгляд на мужа. Скривив губы, ответила:

— Но ведь всего-навсего служанка, милая.

Когда девушка, обнеся всех кофе, вышла, хозяин дома сказал:

— Взять, к примеру, эту бедную девочку…

Взоры всех обратились к нему.

— Вы знаете, я пожалел ее, взял под свое покровительство. Если бы я не вытащил беднягу из ямы, из мусорной ямы, где она была, кто знает… а?

Со всех сторон раздалось:

— Разумеется!

— Она должна днем и ночью молиться на вас!

— Конечно, конечно.

— По-моему, это необычайно добродетельное вмешательство!

Последние слова были сказаны адвокатом. Взгляды его и жены скрестились. Она была вне себя от негодования. Адвокат, поняв, что сморозил глупость, опустил глаза, начал теребить пальцами конец галстука.

Гости разошлись около полуночи.