Наместник Денди попытался справиться с восстанием своими силами, но никакого результата не добился. Не больше успеха досталось и на долю самого аскии Мухаммеда, явившегося на следующий год на выручку своему сановнику. Жители Кебби успешно отразили все атаки сонгаев и отстояли свою независимость — «до конца державы сонгаев», — поясняет ас-Сади.

Сама по себе неудача в Кебби была не так уж и значительна. Она оставалась пока что единственным темным пятном на том блестящем общем фоне, какой представляло царствование ал-Хадж Мухаммеда I. И все же кое-какие стороны этой истории заслуживают того, чтобы к ним присмотреться повнимательнее.

Итак, первый вопрос: почему аскии вообще понадобилось ходить походом на Агадес, да еще два раза подряд — в 1510 и в 1516—1517 гг.? Полезно добавить, что между этими двумя экспедициями был совершен в 1513—1514 гг. поход на город-государство Кацина в стране народа хауса, на севере современной Нигерии. И если Аир был все же традиционной целью сонгайской экспансии, то Кацина открывала в ней новое направление.

Мне уже приходилось говорить о том перемещении западного караванного пути через Сахару, которое, собственно, и дало жизнь Томбукту как торговому центру. Нечто похожее происходило и на востоке.

Здесь в XIV—XV вв. возник развитый экономический район в странах хауса, включавший несколько крупнейших городов-государств — ту же Кацину, Кано, Дауру и другие. Хаусанские города поддерживали интенсивные связи с Мали. В частности, именно факихам-вангара и устное предание, и хроники, в том числе хроники самих этих городов — Кано, Кацины, приписывают главную заслугу во внедрении ислама в странах хауса. И уже в XV в., а может быть, даже в конце XIV в., резко возросло значение южной ветви восточного транссахарского пути — той, что вела от Гата на Агадес и дальше — в Кано. Конечно, и та ветвь, что шла через Такедду на Гао, сохраняла свое значение; Гао оставался крупным рынком, к тому же в наибольшей степени подконтрольным царской власти. И все же... Отток все увеличивавшейся части товарооборота в города хауса не доставлял ал-Хадж Мухаммеду и его приближенным никакого удовольствия.

Здесь, в Западном Судане, разумной политикой еще со времен Древней Ганы, считалась такая, при которой под контролем правителя находилось бы максимально возможное число торговых путей через Сахару (а в идеале — они все). И ал-Хадж Мухаммед, да и его преемники следовали данной традиции, стремясь перехватить именно все эти пути. А отсюда вполне естественно вытекала и попытка подчинить Сонгай хаусанские города, попытка, растянувшаяся на несколько десятилетий и в конечном счете не принесшая успеха. Задача оказалась не по силам даже в пору наивысшего подъема Сонгайской державы.

В это же время на западных окраинах сонгайским наместникам и первому среди них — брату аскии курмина-фари Омару Комдьяго пришлось иметь дело с противником, который в последующие три с лишним столетия доставит массу неприятностей и хлопот практически всем политическим образованиям Западного Судана.

Речь идет о народе фульбе. Его происхождение до сих пор остается во многих отношениях неясным для науки. По-видимому, еще в эпоху зеленой Сахары эти выходцы с Эфиопского нагорья пересекли со своими стадами коров Африканский континент в долготном направлении с востока на запад и оказались в районе верховий Сенегала. Вероятно, именно предки нынешних фульбе составили кочевую скотоводческую часть населения Текрура — того раннеполитического образования в бассейне Сенегала, которое арабоязычные авторы называли рядом с Древней Ганой.

Примерно с XI в. племена фульбе начали движение в обратном направлении — на восток и юго-восток. А к концу XV в. область Фута-Торо на территории сегодняшнего Сенегала занимало уже фульбское княжество, созданное вождем Коли Тенгела. С этим-то вождем, которого хронисты на- зывают Тениедда, и столкнулись сонгаи в ходе освоения земель на западе, в частности во внутренней дельте Нигера. Конечно, Омар Комдьяго жестоко разгромил фульбе: в конце XV — начале XVI в. в Судане, повторим это, не было силы, которая могла бы противостоять мобильному и хорошо обученному, да еще привыкшему к победам сонгайскому войску.

На какое-то очень недолгое время продвижение фульбе приостановилось. Но ведь кочевников практически невозможно сдержать раз и навсегда даже жесточайшим военным поражением: если массовое движение и приостанавливалось, мелкие их группы продолжали «просачиваться» на земли Сонгаи то тут, то там. И в итоге к концу XVI в. фульбе, не раз нещадно битые сонгайскими военачальниками, заселили всю Масину. Не случайно хронисты то и дело подчеркивают неизменно неприязненное, в лучшем случае настороженное, отношение сонгайской администрации к фульбе. А для пашей Томбукту в послесонгайское время, да и для княжеств бамана еще позднее, какая-то форма сосуществования с этими беспокойными скотоводами вообще окажется одной из самых неприятных и с трудом поддающихся решению проблем. Так что на ее урегулирование немало сил придется положить в числе других и автору «Истории Судана» Абдаррахману ас-Сади. Но пока все это еще в будущем.

Между 1511 и 1515 гг. Западный Судан дважды посетил молодой араб по имени ал-Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан аз-Зайяти. Его имя уже встречалось нам на страницах этой книги. Даже для богатого интересными человеческими судьбами времени Возрождения его жизнь оказалась на удивление своеобразной, можно даже сказать — поразительной.

Он родился в Гранаде в 1493 или 1494 г., через год-два после падения этого последнего мусульманского княжества в Испании. Вскоре родители увезли мальчика в Фее. Здесь, в столице султанов Марокко — сначала из династии Бану Ват-тас, а затем шерифов-саадитов, ал-Хасан получил блестящее образование и рано начал карьеру при дворе. В Западную Африку он ездил вместе с отцом в составе официальных марокканских миссий султана Мулай Ахмеда ал-Касима. Затем ал-Хасан отправился в хадж и несколько лет провел на Востоке. И когда в 1520 г. он возвращался из этого путешествия, везшее его судно было захвачено сицилийскими пиратами у берегов Туниса.

Молодой образованный араб, превосходно говоривший по-испански — ведь это был его второй родной язык! — произвел на бесхитростных морских разбойников такое большое впечатление, что они, вместо того чтобы его продать на невольничьем рынке где-нибудь в Генуе или в Пизе, подарили пленника папе Льву X вместе с таким диковинным зверем, как жираф. Лев X, сын известного покровителя гуманистов Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным, сумел оценить подарок по достоинству. По его поручению пленник, предварительно окрещенный и получивший при крещении имя Джованни Леоне, стал преподавать арабский язык в Риме и Болонье. В 1526 г. он закончил самый известный свой труд: «Описание Африки, третьей части света, и примечательных вещей, какие там есть». Как автор этого описания наш знакомец и приобрел мировую славу под именем Льва Африканского. Около 1528 г. ему удалось вернуться в Северную Африку, там он снова принял ислам и спокойно закончил свои дни в Тунисе в 1552 г.

Рассказ Льва Африканского о Западной Африке относится к поре самого расцвета сонгайского государства. И поэтому в нем нарисована, по словам современного английского исследователя, «картина одной из величайших политических организаций, какую когда-либо создавали негры». Но надо сказать, что экономическая сторона увиденного гораздо больше интересовала автора «Описания Африки», чем политика. Он впитал в себя многовековую традицию, рассматривавшую страну по южную сторону Сахары как постоянных торговых контрагентов североафриканских купцов. В начале XVI в. эта традиция была ничуть не менее живой, чем в середине XIV в., когда о Западном Судане сообщал Ибн Баттута.

Лев Африканский объехал весь Западный Судан — от Валаты до Агадеса; он побывал в хаусанских городах-государствах — Гобире, Кано, Кацине, Замфаре, Заззау. И все эти, как он их называет, «королевства» он описал, с удивительной четкостью выделяя главное. В том числе и то, насколько тяжела была рука сонгайского аскии (Лев именует его «Из-кия») для тех, кто под нею оказывался.