И все же к чести историков Томбукту надо признать, что несомненная личная антипатия к сонни Али не лишила их солидной доли объективности при его оценке как политика и полководца. В самом деле, за ним никак нельзя было не признать многих достоинств. «История искателя» рассказывает: «Был он победоносен и разорял любую страну, к которой обращал лицо. Войско, с которым он находился, никогда не бывало разбито: это был победитель, а не побежденный». Ас-Сади к этому отзыву добавляет: «Он обладал великой мощью и большой твердостью».
Всю свою жизнь сонни Али провел в походах. За 27 лет правления ему пришлось помериться силами со многими противниками. Первыми среди них были моси — опасный южный сосед, против которого в свое время оказались бессильны воины мандингских государей. Вскоре после своего вступления на престол сонни Али встретился в поле с правителем моси Комдао, разгромил и обратил в бегство его войско. Так началась целая серия походов на южных соседей, которая в конечном счете привела к установлению полного спокойствия на южных рубежах рождавшейся державы.
Но успехи в борьбе с моси имели все же лишь второстепенное значение. Главное внимание сонни Али и главные его усилия были обращены на запад и юго-запад: во второй половине XV в. сонгайский государь стремился к тому же, что за двести лет до него удалось Сундьяте и его ближайшим преемникам — объединить под своей властью весь торгово-ремесленный центр тогдашнего Судана, размещавшийся вдоль среднего течения Нигера. Только на сей раз завоевание шло в противоположном направлении — вверх по реке.
В 1468 г. правитель Томбукту, тот самый Мухаммед Надди, о котором у нас уже шла речь, призвал сонгай-ские войска к себе в город. За 35 лет своего владычества туареги, возглавляемые аменокалом Акилем аг-Малвалом, сумели достаточно убедительно продемонстрировать жителям все неудобства, какие влекло за собой господство кочевников над большим торговым городом. При этом туареги не делали особого различия между простым народом и городской знатью. И именно поэтому верхушка города — правитель и окружавшие его крупные купцы и факихи — проявила инициативу, призвав сонгайского царя принять город под свою высокую руку.
Вот как рассказывает об этом ас-Сади. «В конце своего правления, — пишет он, — туареги проявляли несправедливость, творили многочисленные жестокости и притеснения. Они распространяли в стране разложение, силой выгоняли людей из их домов и насиловали их жен. Акил запретил жителям выплачивать томбукту-кою[23] обычные дары: из всего, что поступало в качестве дани, томбукту-кою, по обычаю, принадлежала треть. Когда султан приходил с кочевий и вступал в город, он из этих средств наделял своих людей, кормил их и оплачивал все свои щедроты. Две же трети султан распределял между своими людьми.
Однажды к султану поступили три тысячи мискалей золота, и он палкою, что была у него в руке, разделил их на три части для своих людей (обычай их — не касаться золота руками). И сказал султан: „Это — доля ваших одежд, это — доля ваших бичей[24], а это — вам в подарок". Те ответили ему: „Но ведь эта треть, по обычаю, принадлежит томбукту-кою...". Султан же возразил: „А кто такой томбукту-кой? Что он значит? И в чем его преимущество? Заберите это — оно ваше!"».
Это было уже слишком. Стерпеть — значило навсегда лишиться большей части тех громадных выгод, которые извлекала из караванной торговли немногочисленная группа крупнейших купцов и связанных с ними тысячами нитей факи-хов Томбукту. И вот, продолжает ас-Сади, правитель города «тайно послал к сонни Али, дабы тот пришел, а он-де сдаст ему Томбукту, и сонни будет в нем править. Он описал ему слабость Акиля во всем — слабость его власти и его тела. И в доказательство своей правдивости послал сонни сандалию Акиля — ведь Акил был человек очень маленький и щуплый. И сонни ответил ему согласием».
В конце января 1469 г. сонни Али вступил в Томбукту. Туареги не оказали сонгаям никакого сопротивления. Больше того, узнав о приближении сонгайского войска, аменокал заблаговременно пригнал множество верблюдов и вывез из города семейства виднейших факихов. Ушли многие: отношение сонни Али к этой категории людей было достаточно хорошо известно, да к тому же и наверняка преувеличивалось молвой. Сонни Али и в самом деле, войдя в город, довольно круто обошелся кое с кем из оставшихся в нем богословов. И все-таки преследования эти почти наверняка не были столь ужасны, как потом расписывала их все та же молва, а вслед за нею и хронисты: у страха, как известно, глаза велики.
Во-первых, довольно скоро после добровольной эвакуации в Валату очень многие из беглецов проделали тот же путь, но в обратном направлении и спокойно водворились на прежнем месте, не испытав от сонгаев никаких притеснений. Во-вторых, у сонгайского царя были определенные резоны для того, чтобы принимать суровые меры: он обвинял факихов, в значительной части выходцев из берберских племен Сахары и Северной Африки, в пособничестве туарегам — традиционным нарушителям порядка и устойчивости в транссахар-ской торговле. И надо признать, что поведение мусульманской верхушки Томбукту давало предостаточно оснований для такого рода обвинений. А в-третьих, те из факихов, кто с самого начала честно сотрудничали с новым господином города, и вовсе не имели причин жаловаться на его дурное с ними обращение. Да и вообще ас-Сади, не связанный, как члены семейства Кати—Гомбеле, высоким положением при сон-гайском дворе, добросовестно описав те жестокости, которые будто чинил сонни Али, вдруг совершенно неожиданно заявляет: «Но при всех бедах, что причинил он ученым, сонни Али признавал их превосходство и говаривал:„Если бы не ученые, жизнь не была бы ни сладка, ни приятна!" Иным из них оказывал он благодеяния и почитал их. А когда выступил против фульбе племени санфатир, то послал много своих женщин в подарок старейшинам Томбукту и некоторым из ученых и праведников». Кстати, сам Абдар-рахман ас-Сади был правнуком одной из этих женщин. Так, мало-помалу, сравнительно объективная оценка деятельности предпоследнего сонгайского государя первой династии пробивала себе дорогу сквозь густой туман предубеждения. При всей неприязни купеческо-мусульманской верхушки Томбукту к сонни Али, купцы и факихи не могли не понимать, что, подчиняя себе среднее течение Нигера, этот, по выражению «Истории искателя», «могущественный государь, жестокий сердцем» делал нужное им дело.
Вслед за Томбукту наступила очередь Дженне. Этот город, как мы уже говорили, имел то преимущество, что стоял в самом центре внутренней дельты, среди бесчисленных рукавов реки Бани, озер и болот. Обилие воды облегчало доступ в город купцам и в то же время надежно прикрывало его от врагов. Хотя в период расцвета Мали правитель Дженне — дженне-вере — и считался данником мандингов (причем даже не самого манден-мансы, а его жены), но хроники утверждают, будто жители города успешно выдержали 99 осад! Цифра эта, конечно, чисто легендарного свойства, но в самом предании очень хорошо отразилось уважение к богатому и самостоятельному городу, которое испытывали в Судане многие, включая и такого патриота Томбукту, как автор «Истории Судана». К тому же ас-Сади и свою общественно-политическую деятельность начинал в Дженне имамом мечети еще до того, как перебрался на аналогичный пост в мечети Санкорей в Томбукту.
Дженне ас-Сади вообще посвятил специальную главу своего труда, описав, в ней город подробно и красочно: «Дженне, — говорит он, — великий рынок мусульман. В нем встречаются обладатели соли из копей Тегаззы и хозяева золота с россыпей Биту. Эти благословенные россыпи не имеют
себе равных во всем этом мире. Люди находят в торговле в этом городе большую выгоду; в нем сложились крупные состояния, кои счесть может только Аллах.
Из этого благословенного города вТомбукту приходят караваны со всех сторон света — с востока и запада, с юга и севера... Дженне окружен стенами, а в них было одиннадцать ворот; впоследствии трое ворот заложили, и их осталось всего восемь. Когда ты находишься вне города и в отдалении от него, он тебе кажется всего лишь рощей из-за обилия в нем деревьев. Но когда войдешь в город, то покажется, будто в нем нет ни единого дерева из-за плотной застройки...
