Ная вздохнула с обреченностью. Наблюдай кто со стороны, точно бы раскусили их замысел — заговорщик из Тэзира никудышный. Благо до них дела никому нет.

С дирком расставаться не хотелось — с ним всяко спокойнее, но Кагар прав. Колдовское оружие выдаст их мгновенно. Девушка направилась обратно к себе в комнату. В коридоре чуть ли не нос к носу столкнулась с Кайтур. С неким удовлетворением отметила, что у той тоже висел на поясе дирк, а на бедре покачивался веер.

— Дирк и оружие брать запрещено, неси назад. Едем налегке.

Кайтур лишь недовольно поморщилась, развернулась на пятках и стремительно зашагала обратно. У них и раньше-то отношения были не дружеские, а после того, как не удалось вызволить Алишту, испортились окончательно. Темнокожая считала ее виноватой в гибели подруги и если разговаривала, то при крайней нужде и сквозь зубы. Ну и пусть. Нае оправдываться не за что. Она сделала все, что могла. И убеждать каждого в своей невиновности не собирается.

Сая появилась у колодца последней — все давно уже сидели в телеге, перебрасываясь спросонья скупыми словечками о погоде и предстоящей дороге. Воодушевление от поездки еще не давало о себе знать, притушенное чувством нереальности происходящего. Их впервые отправляли в город. В выпавшее счастье не верилось, а происходящее казалось розыгрышем.

Мышка, закутавшись до носа в плащ, промелькнула мимо спутников и забралась на козлы рядом с Хостеном.

— Сая, я тебе тут место припас, — позвал ее Арки.

— Спасибо, здесь удобнее, — подозрительно тихо ответила девушка.

Молодые привратники удивленно переглянулись. Что это с ней? Про их симпатию друг к другу знали уже все. Тезир толкнул приятеля в плечо, спросил без обиняков:

— Поссорились, что ли? — Арки покачал головой. Он сам был в недоумении. — Ладно, не принимай к сердцу. Может, спала плохо, сон дурной приснился. Отойдет — поговорите.

Ная тоже так считала. Мало ли отчего плохое настроение. Ее в такие мгновения лучше вообще не задевать, а дать перекипеть внутри.

— Не замерзла? — обняв за плечи, балагур притянул колдунью к себе. — Прижимайся, не робей. Я жаркий.

Рожица у парня была как у кота, объевшегося сметаны. Но отстраняться не стала, так и впрямь теплее, тело Тезира было горячим, словно печка.

— Готовы? — проверяя все ли на месте, обернулся Хостен, Получив дружный ответ, легонько тряхнул вожжи. — Тогда в путь.

Скрипнули колеса, и телега тронулась. Непроизвольно взгляд Наи скользнул к домику на утесе. Возле распахнутой двери стоял Скорняк. Босой, без плаща, в продуваемой ветром легкой рубахе. Не отрываясь, Радкур смотрел вслед удаляющейся телеге. Нае показалось, что он почувствовал ее взгляд. Колдун вдруг сделал шаг вперед, наклонил голову в знак прощания.

В груди отозвалось болью.

Первую остановку сделали поздним вечером. Хостен собирался отъехать от селения как можно дальше, чтобы случайные встречные не догадались, откуда они на самом деле держат путь. Через день уже начнут появляться горские деревушки, и встречи с людьми не избежать. Как ни странно, вынужденное безделье вымотало хуже тяжелой работы. Быстро поужинав, путники повалились спать. Восторгаться ночевкой у костра в лесу уже не осталось ни желания, ни сил. Дежурить вызвался Витог. Никто его решение не оспаривал. Еще и порадовались.

После дня, проведенного в дороге, Ная думала, что проспит до самого утра, но ночью очнулась от боли во всем теле. С непривычки от долгого сидения на телеге в одной позе занемела каждая косточка. Девушка поднялась, поводила плечами, разгоняя кровь, и направилась к костру. Витог заметил ее, только, когда она села на бревно напротив. «Тоже мне страж, уткнулся взглядом в костер и забыл обо всем.

— Ложись спать, я покараулю.

— Я не устал.

Ная подбросила в костер дров, взглянула на парня сквозь взметнувшиеся к небу искры.

— Не поделишься, что тебя гнетет?

Витог приподнял голову. Повязка на глазах отсутствовала, и воронки пламени в зрачках могли показаться отражением костра… если бы от них не веяло холодом. От такого взора сделалось неуютно, но Ная не отвернулась.

— Тебе показалось. Все хорошо.

По тону его голоса этого было не сказать. Обморозиться можно от слов.

— Наверное, показалось и то, что ты стал сторониться меня. Я тебе неприятна?

— С чего бы? Ты мне жизнь спасла. Заслуживаешь благодарности.

— Тогда почему в твоих словах больше язвительности, чем благодарности? — разговор складывался неприятно, но следовало кое-что прояснить.

Витог помолчал, словно собираясь с духом, затем выпалил:

— А за что мне тебя благодарить? За это? — он указал на глаза. — Или что сделала меня сакрифом? Сборщиком жертв. Лучше сгинуть в мире мертвых, чем так жить. Ты знаешь, кого создала? Убийцу! О том ли я мечтал, собираясь стать колдуном?

— Ты прекрасно знал с самого начала, что придется приносить жертвы, — ответила она сухо.

— Я хотел охранять границы, сражаться с тварями тьмы, а не резать десятками, как баранов, детей, женщин и мужчин только потому, что в них есть так нужная колдунам сила.

— Если пришла нужда в сакрифе, значит, нас ждут суровые времена. Что в сравнении с гибелью мира десяток или сотня жизней? — Колдунья поворошила палкой угли, заставляя пламя заиграть ярче.

— Не повторяй слов Верховных! Пусть сначала в моей шкуре побудут. Быть слепцом и видеть все яснее зрячих! Спрашиваешь, почему избегаю тебя? Да потому что твоими глазами смотрит Незыблемая. Мне никогда не забыть ее насмешливый взгляд, когда я уже не чаял выбраться из мира мертвых. Только тогда ужасно хотелось вернуться домой, хотелось жить. Теперь считаю, что лучше бы остался. Мы наивно думаем, что можем контролировать Мать Смерть, но на деле — она играет нами и давно решила судьбу каждого. В тебе находится Незыблемая, Ная. Ей не выбраться через грань, но она нашла способ, как управлять оттуда нашим миром. Ты — оружие в ее руках. Я вижу, как след смерти шлейфом накроет мир, дым пожарищ затмит небо. Я задыхаюсь от запаха гари и жженого мяса, прихожу в ужас от последствий твоих шагов. Но ты ли то будешь? Боюсь, нет. Потому что человеческого в тебе останется мало.

Ная молчала, неотрывно наблюдая, как пламя пожирает сухое дерево. Маленькие искорки перескакивали с одного полена на другое, зацепившись, расцветали огненными тюльпанами, а набрав силу, вскидывали к небу жаркие длани, чтобы через время опасть, обратиться пеплом и умереть. Жалел ли огонь о своей судьбе и недолгой жизни?

— Знаешь, почему во время Посвящения не приносят жертв? — произнесла глухо колдунья, когда Витог решил, что не дождется ответа. — Потому что Незыблемая уже взяла причитающуюся ей плату. И чем выше та плата, тем хрупче равновесие сил, поддерживающих мир. На наших испытаниях погибло трое. Это много. А если учесть, что погибнуть должны были пятеро, то вывод напрашивается сам собой. И я собираюсь стоять за свой клан, за сохранение границы всеми возможным способами. Мне неважно, сколько человек для этого погибнет, и даже, что придется расплачиваться с Незыблемой собственной душой. Если потребуется — заключу с ней сделку. Я не боюсь испачкаться в крови: ни в чужой, ни в своей. Цель оправдывает средства.

— Четверо. Нас должно было быть четверо, — поправил девушку Витог.

Ная поднялась с бревна, отряхнула ладони от сажи.

— Не задавался вопросом, почему Призванный, вопреки правилам, отправил помощь? Но послал не опытных привратников, а, по сути, неумелую девчонку? — сквозь языки костра было видно, как парень напрягся. — Причина вовсе не в просьбе Тэзира. А в велении Матери Смерти. Я была отправлена не для спасения, а в жертву. Почему Незыблемая изменила решение и позволила мне уйти и еще вытащить тебя — никому не ведомо. Ты прав — для каждого из нас у нее свой план, своя судьба. Мне не дано быть с любимым мужчиной, не убивая его изо дня в день, родить ребенка. По твоим словам, я принесу смерть и множеству других людей. Так кто больший убийца, чья доля тяжелее?