И эта премилая зверюшка сейчас глядела на него. Плотоядно, оценивающе.

Воин еще дважды увернулся от щупальца, затравленно огляделся в поисках оружия. На проклятой кочке посреди топей не было ничего подходящего! Разве что булыжники из кострища…

Он поспешил к пепельной проплешине, ругая себя, что не додумался сразу прихватить пару каменюк. На полпути уродец его настиг. Двигалась тварь на удивление быстро. Щупальце оплело ногу, рвануло так, что десятник едва не разбил лицо об землю. Ильгар пнул тварь, нога утонула в ожившем студне, и там, где плоть мимика коснулась обнаженной кожи, моментально вспухли сочащиеся гноем волдыри.

— Пошел прочь, недомерок! — сухой голос неожиданно резанул по ушам. Мимо десятника проскользнула тень, обдав гадким запахом немытого тела. Послышался шлепок, затем противный писк, сменившийся всплеском.

Над воином навис худой старец, опирающийся на весло. Седые спутанные космы доставали плеч, в бороде застряли сухие травники. Сам бос и облачен в тряпье.

У берега покачивалась крохотная лодка, в которой и одному человеку тесно.

— Совсем обнаглели, твари, — пропыхтел старик, возвращаясь к лодке. Намотав на кулак чал, спрыгнул в нее.

— Постой… — слабо проговорил Ильгар. — Забери меня отсюда, старик. Забери!

Лодочник недоуменно покосился на него. Хмыкнул, обнажив черные пеньки зубов и, ничего не произнеся, заработал веслом. Вскоре о старом спасителе напоминало только шепелявое пение.

Десятник обессилено рухнул на живот.

— Такого просто не может быть… Я сплю. Или брежу…

Взявшиеся невесть откуда слепни и мухи прожужжали обратное. Пришлось вновь воздеть себя на ноги и толкнуть к кострищу. Мало ли кто еще встретится на пути. Распихав камни по карманам, побрел обратно к мосту.

Хотелось пить. Желудок протестующее урчал, напоминая, что хозяин и так слишком много времени провел впроголодь. Гадкие похлебки незнакомцев не в счет, питательности в них не больше, чем в миске воды.

Ильгар ступил на узкие дощечки, сделал пару шагов, чувствуя себя бродячим трюкачом. Только вместо брусчатки под ним бултыхалась топь, и восторженных криков зрителей что-то не раздавалось.

Дважды десятник оступался, и лишь веревочные ограждения спасали его. Волею какого-то чуда старые канаты выдержали немалый вес.

Ильгар перебрался на другой остров. Успех придал сил, заставил встряхнуться. Вооружившись камнем, жнец ввалился в ближайшее жилище. Снаружи и изнутри домики выглядели покрепче его лачуги. Тростник на полу лежал свежий, щели между досками законопачены мхом. Очага в доме не имелось, зато вдоль стен громоздились кучи тряпья — лежанки или что-то вроде того.

— Никого.

Десятник даже слегка расстроился.

Он обошел каждое жилище — их насчитывалось семь штук, — и все пустовали.

На другом конце острова нашелся еще один мост. Более надежный с виду. Поразмыслив, отправился по нему.

Третий остров был в три раза шире предыдущего и полумесяцем охватывал бурлящее грязевое озеро. Подземные газы с ревом вырывались на свободу, взметая фонтаны горячей жижи и наполняя воздух едким и противным запахом. Землю покрывал влажный мох, воздух казался раскаленным и липким; дышалось с трудом.

Хибары тут были еще просторнее и прочнее. Стены покрывала глина, крыша представляла собой хитроумное переплетение тростника, связанного лозой.

Это все больше походило на бесконечный кошмарный сон. Ильгар переходил с острова на остров, теряя драгоценные силы и не менее драгоценное время, всякий раз находя лишь пустые дома. С некоторых клочков земли вело до трех мостов в разные стороны. Десятник выбирался на мертвые островки, где даже не рос мох; оказывался посреди россыпи убогих, полуразрушенных лачуг. Многие кишели змеями и крупными ярко-зеленые ящерицами.

Чтобы отогнать мошкару, он натирался грязью или илом. Вместе с его, и так не самым приятным запахом, получилось чудодейственное средство, разогнавшее крылатых кровопийц в мгновение ока.

— Выберусь — продам рецепт эйтарам, — пропыхтел, перебираясь по очередному мосту на невесть какой по счету островок.

Ночь так и не наступила. Сумерки оставались сумерками. Лишь тени заметно налились чернотой, да от воды потянуло стужей. Промокшая от пота и влаги одежда не давала никакой защиты, и вскоре Ильгар дрожал, как лист на ветру.

Пришлось выбросить три из четырех припасенных на случай встречи с неприятелем булыжников. Лишнюю тяжесть таскать не имело смысла.

Окончательно выбившись из сил и растеряв остатки надежды найти хоть кого-нибудь, забрался в один из домов, прибил трех крупных пауков, превративших северную часть жилища в царство липкого шелка, после чего завернулся в тряпье и уснул. Сколько времени проспал — непонятно. Долго-долго ворочался посреди грязных шкур, но когда встал, чувствовал себя отвратительно.

Солнце не появилось. Небо затянуло дымкой, а сумрак побледнел.

Он покрутился, вспоминая, с какой стороны пришел, и замер, наткнувшись взглядом на россыпь ярких алых точек вдали. Ничего толком не соображая, побежал в ту сторону. Напрямую пройти не получилось — посередине одного из мостов свернулась громадным кольцом черная змея, толщиной со ствол березы. Ни крики, ни раскачивание моста ее не спугнули — тварь приподняла большую плоскую голову и заурчала. Вокруг шеи росла длинная темная шерсть, а глаза пугающе напоминали человечьи. Ильгар счел за лучшее не связываться с диковинным существом и отправился в обход.

Наконец удалось подобраться к огням достаточно близко, чтобы понять, откуда они исходят. Зрелище впечатлило настолько, что некоторое время не мог даже пошевелиться.

Четыре острова соединялись тоннелями из глины. Все они тянулись к пятому острову, на котором находилась остроконечная и широкая к низу башня. Тоже из глины, сквозь которую, словно вены под кожей, выпирали толстые бревна, доски каркасов и перекрестий с креплениями. На каждом из четырех островков торчали башни поменьше. В круглых окнах без рам мерцали огни. Землю вокруг строения освещали факелы на высоких древках. Вода между островами выглядела желтой от глины, маслянистой и густой. Здесь не было домов, зато десятки мостов вели на другие острова.

На основном острове скопились сотни, тысячи людей. Вместо одежды на них красовались только юбки или короткие кожаные туники. Ни женщины, ни мужчины не стеснялись наготы. Распластались на земле и лежали неподвижно, протянув, будто в мольбе, руки к центральной башне.

Было тихо. Так тихо, что они все напоминали мертвецов.

Словно вечность минула.

Вдруг раздался звонкий и ритмичный стук. Он зарождался внутри большой башни и вырывался на волю сквозь пустые окна. В такт люди зашевелились, принялись бить ладонями по земле, потом затянули какую-то молитву, целиком состоявшую из жалобных просьб, клянченья всего на свете и подобострастных благодарностей.

Из башни вышел высокий темноволосый человек. Через плечо перекинут широкий ремень, на котором висел старый барабан.

— Масбей! Масбей! — закричали радостно люди.

Мужчина стучал по натянутой коже барабана указательными пальцами и улыбался.

Следом прошествовали три женщины, облаченные в одежды бурого цвета. Две несли в руках кувшины, третья — грязную нефритовую статуэтку.

— Лиеда! Ноттра! Ниеда! — Радости в голосах прибавилось.

Потом появился старик. Лохматый, кособокий и сгорбленный. На шее мерцал колдовской зеленью железный ошейник. От кольца протянулись две цепи, что заканчивались на запястьях кандалами. Лицо старика обезображивали шрамы. Нос и губы, словно ножом искромсали.

— Скот! Выродок! Тварь! — люди бушевали, плевали вслед старику, кидали в спину кусками дерна.

Из башни выходили все новые существа. Каждый нес какую-то удивительную вещь. Народ встречал властителей восторженными криками, называл по именам, клялся в вечной любви и покорности.

Завершил процессию мужчина, как две капли воды похожий на первого — Мазбея. Он опирался на длиннющее копье с широким трехгранным лезвием и изукрашенным резьбой древком.