В жилище пробился приглушенный расстоянием бой барабанов. Созывали на пир. Нужно идти. Невежливо опаздывать на свое посвящение. Пальцы пробежались по ожерелью на шее: поглаживая, прощаясь, прося прощение. Это самое ценное, что у нее есть — единственная памятка о брате, но разве жизнь стоит дешевле? Ная сняла его, положила на скамью. Больше ей нечем одарить за спасение. Порывисто поднялась, направилась к двери. Но едва рука протянулась открыть ее, та внезапно отворилась, и вошел Скорняк. От неожиданности оба застыли на месте. Затерялись сразу слова в потоке чувств, бросилось в глаза, что ускользнуло за гранью. Обострились скулы, осунулся, в лице усталость. Или это пробивающаяся щетина на подбородке придает такой вид? Ладонь мысленно потянулась к его щеке: так и приласкала бы, разгладила морщины на челе, развеяла сумрак из взгляда.

— Что ты тут делаешь? — голос колдуна бросил ее в ледяную прорубь.

— Пришла поблагодарить за спасение.

Скорняк прошел мимо, зацепив ее плечом, сбросил на пол вязанку хвороста.

— Ты бы справилась и сама.

Несколько веток полетело в очаг. Вспыхнувший следом огонь с жадностью принялся за трапезу. Сучья затрещали, потемнели. Одна жизнь в обмен на другую. Извечное нерушимое правило. В комнате заметно потеплело.

Ная переступила с ноги на ногу.

— Не думаю. Моя свеча погасла и…

Скорняк вдруг в два стремительных шага преодолел между ними расстояние, резко развернул ее к себе и прижал к сердцу ладонь.

— Вот твоя свеча! И пока она горит, никто и ничто не победит тебя. Запомни это! Остальное только воск и слова, дающие уверенность, что ты в безопасности, — опомнившись, отдернул руку, быстро отошел к столу.

Повисло напряженное молчание. Ная чувствовала досаду. Почему он такой? То заботливый, то колючий, как еж. По-другому представлялась их встреча после появления его в мире мертвых. А теперь стоит, словно чужой — не подойти, не коснуться, и ждет с нетерпением, когда она уйдет. И зачем пришла?.. Ах да, предупредить.

— Кагар-Радшу догадался, что ты помог мне за гранью. Из-за свечи. На ней не стоял знак ученика.

— Пусть тебя это не волнует. Я все улажу, — Скорняк с видом крайней занятости принялся перебирать на столе листки с записями. — Тебе, наверное, пора на праздник. Уже бьют барабаны.

Он откровенно ее выпроваживал.

— А ты разве не идешь?

— Возможно, позже. У меня есть еще дела.

— Что ж, тогда я пойду, — Ная огорченно толкнула дверь — не со спиной же его разговаривать. Шагнув за порог, оглянулась: — Я только хотела сказать, что никогда не забуду, как ты вел меня, держа за руку… И вчера. И раньше.

— Я тоже, девочка, — проговорил он тихо, когда стихли ее шаги на тропе. Заметив на скамье ожерелье, склонился, захватил в ладонь, поднес к губам: — Я тоже.

Костры горели по краям площадки через каждые десять шагов. Было светло, как днем. Накрытые столы радовали глаз блюдами жареного мяса, сыра, рыбы, различной выпечки и даже овощей — это стало настоящим сюрпризом. Сезон гроз минул совсем недавно, и брошенные в скудную почву крохотных огородиков семена даже еще не дали всходов. Откуда же такое богатство?

На празднество собрались почти все колдуны. Ная пришла едва ли не последней. Барабаны продолжали бить, но уже в другом ритме, более динамично. Вперед вышел Кагар-Радшу, и дробь чуть стихла.

— Сегодня наши ряды пополнились новыми Привратниками. Они молоды, полны сил, бесстрашны. Но этого мало. Им не хватает опыта. И помочь обрести его — наша задача. Но они тоже должны уяснить: теперь каждый день станет как сегодняшнее испытание. Не прошедшего его ждет смерть. Помните это. А теперь — ритуальный танец.

Шестерка новоиспеченных колдунов вышла на середину площадки. Барабаны забили с новой силой. Каждый удар, как шаг по мосту над пропастью. Каждая пауза, будто последний вздох. Бывшие ученики закружилась в танце. Чувства обострены, тела в напряжении. Четкие, синхронные движения, дыхание в унисон. Как их жизнь, как их работа. Теперь только вместе, сообща. В каждом повороте, жесте — свое значение. Уважение Незыблемой. Память погибшим. Предупреждение живым. Танец начали ученики, закончат Привратники. Ритм убыстрялся. И танец начал походить уже на бой.

Левая нога впечатывается в землю. Правая взлетает в воздух. Взмах дирком. Другая рука в защите. Поворот. Дирк перелетает в левую ладонь. Правая нога выбивает пыль из земли. Левая повергает невидимого врага. Дирк в цель. Поворот. Только бой барабанов. Только слаженные взмахи руками и ногами.

Один за другим к ним стали присоединяться остальные колдуны и вот уже все кланы кружились в едином ритме.

Вдох. Поворот. Удар. Выдох.

Вдох. Поворот. Удар. Выдох.

Сила, принятая у Смерти, отданная во имя жизни.

Они стена! Они Стражи! Они Привратники!

Танец оборвался с последним барабанным ударом.

— Тара-хур! А-кам ваяр! — хором произнесли они благодарность Незыблемой.

Призванный указал на столы с угощением.

— Друзья, отметим праздничное событие и поздравим молодых Привратников.

Все чинно расселись. Шестерка бывших учеников очутилась за одним столом — сами собрались вместе, потянулись друг к другу. Тэзир, нагло подвинув Витога, бухнулся на лавку рядом с Наей, дурашливо улыбнулся ей.

— Рад, что тебе лучше, — рука, словно невзначай, легла на талию девушке.

— Еще раз дотронешься — убью, — процедила Ная.

— Вижу, ты окончательно пришла в себя, — ухмыльнулся Тэзир.

— Хочешь в этом убедиться? — она крутанула волчком на кончике острия нож.

Словно не заметив намека, балагур положил голову ей на плечо.

— Ну, если ты настаиваешь — я не против. Хотя, просто собирался сказать, что сожалею из-за случившегося.

Ная дернула плечом, стряхивая его голову.

— Сделай одолжение: растворись, чтобы от тебя даже запаха не осталось.

— Ну ты сурова! Куда ж я запах дену?

— Это и впрямь непросто. От тебя ведь только дерьмом несет.

— А вот это уже грубо! Но я готов простить тебе неудавшуюся остроту ради примирения. Хочешь, даже поухаживаю. Чего желаешь? — Тэзир схватил ее миску и под хихиканье Саи принялся накладывать каждого блюда.

— Не…надо, я са-ма, — попыталась было отказаться Ная. Но, поняв, что это бесполезно, закипая в душе, наблюдала, как балагур не скупясь, громоздит в миску целую башню из еды.

— Всего положил? — спросила колдунья, когда парень поставил перед ней миску с грозившим перевалиться через край месивом.

— Ага, — с ехидной усмешкой кивнул Тэзир. — Для тебя, огненная моя, ничего не жалко.

Стервец. Шутки шутить вздумал? Соблазн окунуть его мордой в эту кашу был очень велик. Но Призванный не потерпит такого отношения к еде. Да и чего с дураком связываться.

— Вот и жри сам, — Ная поднялась, присмотрев свободный пятачок на лавке напротив.

— Не уходи. Я буду паинькой. Обещаю, — Тэзир схватил ее за руку, потянул обратно.

Грубость уже готова была слететь с языка, как слова застряли в горле. К облюбованному ею месту приблизилась пара. Чисто выбритый Скорняк и разнаряженная в меха Талея. И так нежно он поддерживал ее за локоток, а Верховная так томно улыбалась ему, что не возникало сомнений, какие их связывают отношения. Ная задохнулась, как от удара под ребра. Но от него не так больно, как было сейчас. Лжец! Лжец! Плел, что не может быть с женщинами, а сам… Колдунья плюхнулась обратно на скамью, стараясь скрыть вспыхнувшие щеки, вперила слепой взгляд в миску.

— Вот и правильно, — обрадовался балагур. — Чего нам сориться. Может, вина?

Девушка молча протянула ему кубок. Залпом осушила, совсем не ощутив вкуса. Парень присвистнул, налил снова. Она незаметно покосилась на сидевшую наискось пару. Лучше бы не смотрела! Скорняк заботливо наполнял Верховной кубок, а Талея, заигрывая, поглаживала его по руке. Курва!

Стиснутое в кулаке вареное яйцо выдавилось мерзкой массой меж пальцев. Сая с недоумением уставилась на подругу.

— Что с тобой?