— Кола?

— Нет. Настоящий старейшина, а не городской. Наши земли лежат далеко отсюда… там спокойно и мирно. Кругом леса, горы, болота и сотни озер. Там живет наше сердце. И рождаются имена.

— И как вы узнаете, как нарекли человека, когда приходит время принять настоящее имя?

— Старейшина называет его, и все. К слову, Ковыль говорит, что не дурно вам взяться за топоры и луки.

— Почему? — удивился Ильгар.

— Дорога покажет.

Вначале огорошил Кальтер. Отыскал целую россыпь следов, тянувшуюся через заросшую травой и мелким кустарником почву. Сказывалась близость реки. Влажная земля с примесями глины отчетливо сохранила отпечатки каблуков, подошв и даже босых ступней. В зарослях бузины стрелок нашел грязный обрывок мешковины, из какой обычно шьют штаны бедняки.

— Шли прямо, не сворачивая, — доложил удивленный Кальтер. — Думаю, к реке.

— И то хлеб, — буркнул Барталин. — Много народу?

— Больше пяти десятков. Есть старые следы, затоптанные и сухие. Но некоторые — свежие. Ночные, наверное.

— Обряжаемся? — спросил Барталин.

Ильгар кивнул. Слажено, без лишних разговоров, вздели кирасы, приготовили оружие. Двинулись вперед.

Вскоре отряд встретил Ковыль. В его зеленых глазах плясали искорки волнения.

— Нужно искать другой путь, — сообщил эйтар, теребя кончик бороды. — Реку нам не перейти.

— Это еще почему? — удивился Альстед. — Что мешает?

— Зло.

Больше из следопыта не удалось выжать ни слова. Когда Дарующий рассвирепел и пообещал наказать упрямца, Эльм-Крапивка захохотал. Ильгар не понял, в чем дело, но что странно — Альстед успокоился. Сжал кулаки, выругался сквозь зубы и ушел к телеге. Ромар последовал за ним.

Распределив дозоры и оставив мальчишку на попечение Тафелю, десятник спросил у Ковыля:

— Далеко другой брод? До ночи успеем?

— Не трогай его, — попросил Эльм. — Он видел то, что молодому эйтару видеть не следует… До брода идти больше семи дней вверх по руслу. Или перебираться вплавь, но тогда придется бросить мулов и телегу.

— Не пойдет, — возразил Ильгар. — Без припасов не протянем и недели в лесах.

— В лесу протянем. Он убивает, но и защиту дает. В болотах хуже. Главное — сегодня не загнуться…

— Да что там такое, мать вашу?! — рявкнул Барталин. — Что у реки? Драконы? Демоны? Банда ростовщиков? Нет такой беды, которую невозможно решить топором или словом.

— Есть, — ответил, молчавший до этого момента Стебелек. — Есть такая беда. Если хотите — покажу.

— Одумайся, — Крапивка положил ладонь на плечо родичу. — Зачем тебе это?

— Чтобы показать им и понять самому. Для чего оно существует?

— Твои желания. Твоя жизнь. Я за тебя решать не стану, — Эльм повернулся к Ковылю. — Нужно найти укрытие на ночь.

Ильгару разговор не нравился. Что за тайны в отряде? Если эйтары не желают выложить все как на духу, значит, следует увидеть все самому. Чтобы знать, чего ждать и быть готовым. Неизвестность убивает. Он снял кирасу и стеганку, чтобы было проще передвигаться. Из оружия взял кинжал и лук.

— Показывай. Взгляну на ваше зло.

— Стоит ли оно того? — спросил тихо Барталин.

— Как оценить то, чего не знаешь? Вот вернусь и расскажу.

— Что нам-то делать? Ждать смерти?

— Если до темноты эйтары не найдут пещеру или еще какое убежище — переверните телегу и забирайтесь под нее. Я возьму с собой Кальтера. Коли проблему удастся решить стрелой — предпочту именно такой выход.

— Согласен.

До берега идти было не так уж близко. Солнце клонилось к закату, когда земля окончательно приобрела желтоватый оттенок, травы стало совсем мало и в воздухе разлился густой запах ила. Стебелек срывал листья с кустарников, растирал в ладонях и даже слизывал сок. Лицо молодого следопыта приобрело землистый оттенок, губы что-то неразборчиво шептали. Кальтер с завистью поглядывал на эйтара. Тот умудрялся двигаться бесшумно и легко, совершенно не увязая в глине.

— Дальше ползком, — прошептал следопыт. — Посмотрите — и обратно.

Луки мешали, одежда измаралась настолько, что Ильгар и спутники сливались с землей.

Стебелек указал на крутой пригорок.

— Ковыль прав. Там Зло.

Воины переглянулись. Осторожно поползли вперед.

Река желтой лентой тянулась вдоль голых берегов. Русло было широким, почти без изгибов. Но про Глину Ильгар быстро забыл, когда увидел, что происходит на берегу.

Внизу толпились люди. Сотни. Обнаженные и жалкие. Двигались заторможено, будто в полусне. Чем они занимались, десятник не сразу понял.

Зачерпывая горстями глину, люди несли ее к большому, засохшему и покрасневшему под ярким солнцем холму. Замазывали трещины, карабкались наверх, срывались, падали, разбивали лица и ломали конечности, но продолжали свой бессмысленный труд. И проделывали все это в полном молчании. Ильгар поежился. В груди — чего не случалось прежде! — поселился холод. Не удивился бы, засеребрись отметина Соарт инеем.

— Проклятье, — прошептал Кальтер. — Что они делают?

— Лепят из глины гору, — также тихо ответил Ильгар.

— Как поступим?

— Пока просто понаблюдаем. Хочу понять, что их здесь держит.

Люди явно не принадлежали себе. Одурманенные, они не обращали внимания на переломы, ссадины и раны. На земле лежали мертвецы. Некоторых уже тронуло разложение, всюду роились мухи.

— Может, спустимся? — предложил, нервно облизнув губы, лучник. — Нельзя их так бросать.

— Лучше сразу себе горло перережь. Не простой человек их сюда притащил.

— Зло, — выдохнул Кальтер, — но разве годится оставлять зло безнаказанным?

— Возвращаемся к отряду, — приказал Ильгар. — Есть у меня кое-какие мысли. Нужно обсудить их с Дарующим.

Совет был коротким, жарким и, к удовольствию десятника, закончился так, как ему и хотелось. Они решили освободить людей.

Альстед поначалу воспринял предложение в штыки, зато жрецы дружно поддержали Ильгара.

Что мог возразить Дарующий?

С эйтарами дела обстояли хуже. Крапивка наотрез отказался вести своих ребят на Глину. Сошлись на том, что следопыты немедленно отправятся вверх по руслу и сами найдут отряд, — если воинам будет сопутствовать успех, — на другом берегу. Случись неудача, и Эльм узнает об этом сразу же.

Старый эйтар повязал Ильгару на руку лозу и пожелал успеха. Через мгновение следопыты бесшумно растворились в зарослях бурьяна.

— Тафель и Партлин — вы охраняете жрецов, мальчишку и телегу. Двинетесь за нами, когда Морлин подаст сигнал. Держите дистанцию! Марвин, Морлин и ты, Снурвельд, остаетесь над обрывом. Я рассчитываю на ваши луки. Альстед?

— Пойду вместе с вами, — ответил Дарующий. — Ромар стоит трех солдат, да и я кое-что умею. Доверюсь вашему… опыту.

— Хорошо. Тогда вместе со второй группой проберетесь чуть выше по течению и зайдете с другой стороны. Вторая группа: близнецы и Барталин. Будете нашим «кулаком». Мы с Кальтером постараемся подобраться поближе к глиняному холму и разузнать, что и как.

За всю дорогу до берега никто не произнес ни слова. Только Марвин обиженно сопел, раздосадованный, что в этот раз не удастся поиграть со смертью. Но Дядька знаками объяснил: если дело примет скверный оборот, смерть сама поиграет с ним. А будет корчить из себя обиженную деву — схлопочет промеж ушей.

Язычник достаточно хорошо понимал «наречие перстов» и предупреждению внял.

Приготовления были закончены, Ильгар дернул Кальтера за рукав, и они осторожно спустились к берегу.

Без доспехов и тяжелого оружия двигались легко. Стрелку немного мешал лук, но без него никак не обойтись.

Чем ближе подбирались к людям, тем непереносимее становился смрад от ила, разложения, пота и испражнений.

Пленные не обращали внимания на воинов. Не прекращая, носили глину. Зрачки одурманенных затянула зеленая пленка. На губах пузырилась темная пена.

Какая-то женщина едва не наступила на руку Кальтеру, тот успел увернуться.

Царство молчаливого кошмара вызывало дрожь. Или бил озноб из-за поселившегося в груди холода?..