Ная развернулась лицом к приближавшейся толпе, вскинув вверх руку со свечой, начертила в воздухе знак Белого пламени. Брошенная в магическую фигуру искорка свечи вспенила воздуха перед преследователями множеством пузырьков жидкого огня, вставшего стеной у них на пути. Ей всегда удавалось это заклинание на тренировках, и сейчас получилось чисто и действенно. А главное — тихо. По пятам никто больше не гнался, а эхо боя умерло, едва успев родиться.

Отдача не заставила ждать. Девушку тряхнуло в ответ, точно в грудь ударил невидимый кулак, нутро подскочило к горлу. Струйки пота сбежали с висков на щеки и шею. Потянуло присесть, переждать головокружение и слабость. Некогда. Надо спешить… пока взамен прежним тварям не набежали новые. А колотящееся в груди сердце уймется, и расплывающиеся перед глазами образы прояснятся.

Заколка призывно звенела, но нотки в ее голосе стали глуше, грязнее. Это сигнал поторопиться.

Зов привел Наю к окаменевшему от времени дереву, чьи ветви шатром свисали до земли, делая похожим на своеобразную клетку. Подтянув ноги к груди, Алишта забилась в дупло-грот. И, похоже, спала. Голова свешена на грудь. Рассыпавшиеся волосы прикрывают лицо.

Восхищение блондинкой, сумевшей уснуть в таком неподобающем месте, сменилось настороженностью. Было подозрительным, что она продолжала спать, будто разомлевшая на солнце пастушка, не уловила приближающихся шагов, не почувствовала постороннее присутствие. Подобная беспечность не свойственна даже ученикам. Ощущать с закрытыми глазами чужое приближение учат еще в первый год. Зрение зачастую бесполезно во тьме, зато слух и чутье никогда не подведут. Девушка пробралась сквозь каменную ограду ветвей, подошла к ученице. Под ногой что-то хрустнуло. На земле лежал подсвечник. Огарок в три пальца высотой валялся рядышком, словно отброшенный в сердцах. Ная подняла его, внимательно осмотрела. Край свечи срезан наискось, как клинком смахнули. Но дирка в руках спящей не было. Не отыскала, значит. Почему огарок отбросила, не зажгла фитиль? Или сил не хватило даже на это?

Привратница присела на корточки, заглянула сквозь завесу волос в лицо спящей красотки.

— Эй, очнись. Пора возвращаться домой.

Веки ученицы раскрылись, точно распахнувшиеся от порыва ветра ставни брошенного дома.

— Помоги… мне, — вырвался сквозь закрытые губы стон. Трясущаяся рука протянулась к девушке.

Ная отпрянула, не удержавшись, плюхнулась на зад, отталкиваясь пятками, стремительно отползла. Глаза Алишты заливала чернота: не отражающая ни единого отблеска пламени свечи, без малейшего намека на жизнь и блеклой тени воспоминания о прошлом. А по ухоженным, слегка заостренным ногтям каймой вилась тонкая ажурная паутинка. Не упади свет на пальцы…

В случившееся не верилось. Гибель Лидо воспринималась как результат самоуверенности, Карей — глупости. Но чтобы Алишта! Невозможно!

Пламя свечи разбудило тьму, ускорив преобразование. Паутина начала стремительно оплетать тело блондинки. Черные волокна скрыли точеные плечи, грудь, шею, пышные волосы, ставшие в мгновение седыми.

Поздно. Она пришла слишком поздно.

Нае хотелось заорать в голос. Они не были подругами, но видеть, как умница и красавица Алишта превращается в кокон… зубы заскрежетали от бессилия и гнева.

«Мы Привратники. Нам неведомы чувства живых. Мы бесстрастны и непоколебимы, как сама Мать Смерть…», — вертелись в голове слова клятвы.

Да, она Привратник. И гибель товарища не должна толкать на опрометчивые поступки. Так и будет. Потом. Но сейчас…

Струя пламени ударила по затвердевшему кокону. Раздался треск. Передняя стенка отвалилась, и наружу вырвалась стая летучих мышей. Воздух наполнился хлопаньем кожистых крыльев и мерзким писком. Сбившись вместе, нетопыри устремились неистовствующей тучей к девушке. Очередная струя огня обратила их в хлопья пепла. Пора было уходить, но осколки кокона не отпускали. Ная склонилась, положила рядом с ними заколку Алишты.

Покойся с миром.

Браслет Витога молчал. Не помогало ни трение в ладонях, ни нагревание над свечой, ни прикладывание к виску. Парень не отзывался. Это означало, что он мертв и можно отправляться назад, или…что здесь его просто нет.

Колдунья зашагала прочь от дерева, захватив огарок свечи Алишты. От выданной воронятами осталась половина — с небольшим запасом только на обратный путь. Но поворачивать она не собиралась. Главное найти парня. И где искать — мысль имелась. Печать Незыблемой на шее жгла и покалывала, ведя безошибочно к нужному месту. Уверенности, что Витог жив, не было никакой. Но пока не увидит своими глазами…

Думать о плохом не хотелось. И все же, если такое случится, то не потому, что Ная проявила трусость, предпочтя спасти себя. Пред блондинкой у нее вины нет. Каждый из учеников знал, какие опасности ждут за гранью, и что в случае ошибки помощь не придет. Почему же тогда тянет оправдаться, успеть хоть в этот раз вовремя, чтобы заслужить ее прощение?

Вдали послышался сухой треск. Воздух разорвал уже знакомый вой, и на землю рухнуло нечто тяжелое, угловатое, смердящее плесенью.

Дракон!

Иссиня-черная чешуя как нельзя лучше подходила этому миру. Золотые зрачки сверкали во мгле, кожистые крылья встрепенулись над землей, подняв настоящую бурю из пыли и праха. Тени в ужасе забились по щелям и оврагам.

Нет твари страшнее и опаснее, чем дракон. Он спокойно перемещался между пределами, ведя охоту на любую дичь, которую только мог подарить ему этот мертвый край… Край, отданный драконьему роду Незыблемой за какие-то заслуги для надзора.

Морда ящера повернулась в сторону Наи. Ноздри затрепетали, в зрачках полыхнуло. Девушка незаметно сплела пальцы в заклинании защиты, приготовилась к бою. Но дракон не напал. Отметина Даады не позволила. Смерив колдунью, будто вошь, презрительным взглядом, выпустил струю дыма, взмахнул крыльями и с надменным видом скрылся во тьме, оставив чувство, что он просто пренебрег связываться с ней. Сильному не зазорно миловать слабейшего. А кто не согласен, пусть попробует усомниться в том.

Пусть, если найдется такой глупец. Но это точно будет не Ная.

Вот и спуск на второй предел. Неприметный для глаза и недоступный для большинства Привратников. Обычное место, ничем не отличающееся от прочих. Пройди здесь тысячу раз вдоль, поперек и по кругу и ничего не изменится. Останется та же местность. Для нее же переход сродни прибою. Нахлынул волной — откатился, и она на другом пределе. Направление прежнее, а на деле идет уже в противоположную сторону и не по прямой, а вглубь. Мир мертвых подобен вертикальной спирали, где с каждым спуском все холоднее, все больше теряешь свою человеческую сущность, растворяясь в небытие пространства и времени. Не понятно, как Витога сюда занесло.

Браслет потеплел в ладони, когда колдунья почти отчаялась услышать зов. Пальцы ощутили робкую пульсацию, и сразу с плеч, словно гора упала. Не подай голос браслет, пришлось бы повернуть назад. На третий предел соваться бесполезно, там Витог однозначно не выжил бы. Тут-то страшилась найти безумца. Да и двух маленьких огарков едва хватит, чтобы вернуться.

Местность была изрезана руслами высохших рек. От мелких и нешироких до крупных и когда-то полноводных, чья глубина достигала длины трех, а то и пяти исполинских кедров. Некоторые русла пересекались между собой, извивались, меняя направление. Другие проходили по прямой, пролагая дорогу, невзирая ни на камни, ни на пески, ни на горы. Третьи разветвлялись на притоки и давали жизнь множеству озер. По одному из таких рукавов, неглубокому, но с крепкими ровными берегами, и поманил Наю браслет Витога.

Время от времени на насыпи возникали быстрые тени, вниз не спускались, провожали издали горящим взором незваную гостью.

Они были не столь несдержанны и жадны, как их собратья на первом пределе. Научились присмирять голод, выжидать, не кидаться глупо на добычу не по своим силам. Но спокойствие и леность здешних существ делали их более опасными врагами, терпеливо карауливших, когда добыча допустит ошибку. Оружием им служили не когти и зубы, а подавляющее волю внушение, которым они пытались дотянуться до девушки и сломить. С одной свечой против них Нае пришлось бы туго. Этих светом не отпугнешь. Уровень возможностей иной. Но против печати Незыблемой им не восстать. Чем ближе к лону Матери Смерти, тем ярче излучение отметины, предупреждающей: «Не тронь»! И твари не трогали. Ждали.