Ард слушал внимательно, отвечая короткими кивками.
Мир, может, и болото, но происходило в нем гораздо больше интересного, чем выходило со слов купца. Его волновали лишь края, где удавалось заработать, и события, тому мешающие. Юноше претил такой узкий и убогий взгляд на мир. Добровольная слепота. Увечье. Вместо знаний видеть одни монеты…
Жизнь в Гаргии не замирала никогда. Если где и трясина — то здесь, в таверне.
Поздно вечером, когда жена отправилась на кухню за холодным вином, разгоряченный Ард лежал на кровати, глядел в окно и вновь вспомнил, как они покинули роднари. Ехали веселые, он чувствовал себя самым счастливыми человеком во всей Ваярии. Перед ним лежал новый мир! Открывалось столько возможностей! За спиной светился огнями Файхалтар, задорно плясали снежинки в порывах ветра. Жизнь, казалось, только начиналась…
А потом была таверна. Куча забот. Рутина.
Отец, уставший трудиться в одиночку, отдал на откуп сыну обеспечение таверны всем необходимым. Немногих старинных украшений из приданного хватило, чтобы подлатать фасад, сделать пристройку для солений и мяса, а также обставить три комнаты для постояльцев и обнести конюшни стеной. В подвалах теперь хранилось вдоволь еды и питья, народу захаживало больше прежнего. О таверне шла добрая слава. Это не удивляло, ведь Ландмир прославился не только тем, что обломал зубы кочевникам, но и отправился в путешествие на край света и вернулся, излечив сына!
Свой топор — так и не обагренный кровью — отец велел повесить над дверью, как символ того, что больше хозяин никуда не собирается уезжать из дому.
Ард мечтал, покидая Файхалтар, что, научившись ходить, будет путешествовать и узнавать мир. Но вместо этого, опираясь на костыли, шаркал по общему залу и стоял за прилавком. Излечение принесло не так много счастья. Пожалуй, главное чудо, которое он привез из дальних земель — его жена Рэйхе. Этим именем девушку нарекла Айла. На наречии кочевников оно означало «Неожиданный дар».
Рэйхе стала не просто женой, но и другом. Помогала во всем, поддерживала, ухаживала. Ард отвечал взаимностью и заботой. Дочь Гутлака стала для него всем, но мир — больше чем все. Его нельзя заменить никем…
Любовь, постепенно раскрывшаяся перед юношей в полном своем великолепии, остужала кипевшее в душе негодование. Но даже это прекрасное чувство отнимало время. Стало не до книг. Не до расспросов путников. Заботы, заботы, и снова заботы.
Глупо требовать у судьбы больше, чем она дала ему сейчас, и все-таки Ард требовал…
В общем зале призывно заиграла скрипка. Ее звук просочился сквозь доски; приглушенный, разлился по комнате. Красивая, нежная, теплая, как весенний ветерок мелодия ласкала слух. Зачарованный юноша оделся и спустился вниз. Нынче в таверне было многолюдно, занятыми оказались все столы. Оттого, висевшая в зале вместо привычного гула голосов тишина — удивила. Забыли на время про разговоры и греющееся в кружках пиво посетители, не сновали между столиками подавальщицы. Пела только скрипка. Все домочадцы собрались здесь. Даже толстая Пэг стояла в дверях кухни с любимым половником. Возле стойки притулилась с запотевшим кувшином в руках Рэйхе.
Скрипачка — низкорослая женщина, худенькая и легкая, как пушинка, — взобралась на табурет. Инструмент в ее руках изливался то медом, то кровью, в дрожании струн угадывались громовые раскаты, шум прибоя, загадочный шелест ночного леса, треск молний, звон стали. Жизнь и смерть. Мрак и свет. Все — в деревяшке с натянутыми жилами.
Закончив играть, женщина коротко кивнула залу. Ей ответили рукоплесканием — странно, но в этот час здесь не нашлось ни одного мертвецки упившегося углежога или кучера.
Сама скрипачка была немолода, лицо выглядело излишне суровым, но в глазах играли такие задорные темно-зеленые искры веселья, что Ард сразу проникся симпатией к гостье.
Вэля поднесла ей костяной кубок, украшенный изгибами серебра — подарок от Ландмира. Тот сидел за столом рука об руку с Айлой. Музыка степнячку, судя по всему, не вдохновила, и она больше внимания уделяла жареному перепелиному крылышку.
— Пью за тех, кто сгинул в пути! — воскликнула скрипачка, подняв кубок над головой. — За тех, кто ушел из дома, чтобы сбивать ноги, мерзнуть на ветру и мокнуть под дождем. Покуда идут по дорогам люди — бурлит в жилах Гаргии кровь!
Ответом ей послужил восторженный гомон мужчин и женщин, покидавших свои дома разве что для работы или посиделок в таверне. Скажи такое любой из их соседей — мигом стяжает славу дурака, ведь он — не человек, одаренный талантами богов.
— Чудеса, — сказала Рэйха чуть погодя, когда многие из сидевших в зале мужчин подошли к страннице и вручили ей монеты. — К утру и не вспомнят, что она вообще была здесь! А если и вспомнят, станут обсуждать, что у нее под платьем. Почему же сейчас все такие счастливые? Почему завороженно слушают?
— Потому же, почему я люблю читать, — ответил Ард. — В такие минуты ты не тот, кто ты есть. Ты — иной. И окружает тебя не твой обыденный мир. Видишь все по-другому…
Утро, как всегда, Ард начал с того, что, обнаженный по пояс, нарезал круги вдоль таверны. Посох уже натер ладонь, ноги болели, икры казались нашпигованными раскаленными иглами, но юноша продолжал ходить. Сегодня ожидалась грандиозная уборка в преддверии праздника наступающей зимы, поэтому забот у юноши практически не было. Все, что следовало подготовить, он сделал еще вчера.
Оставалось лишь мечтать о том, как после ходьбы и бани усядется в кресло с книгой в руках.
Рэйхе трудилась наравне с остальными девушками, не брезгуя никакой работой и не кичась статусом жены хозяйского сына.
Айла ускакала в поля, чтобы развеяться и размять косточки, а Ландмир повез братцу и его семье подарки.
Остановившись ненадолго возле поленницы, чтобы отпить из фляги ромашкового чая, юноша увидел сидящую спиной к бревнам женщину. Скрипачка. Рядом с ней на траве лежало расстеленное полотенце, на нем: вареные яйца, полукруг овечьего сыра, колбаса и пара лепешек, начиненных обжаренным луком. Женщина, несмотря на ранний час, прикладывалась к бутылке.
— О, сынок хозяина! — она встряхнула глиняным сосудом. — Не хочешь глоточек? Вино из солнца.
— Чего-чего? — удивился Ард.
— Из персиков, — засмеялась скрипачка, — до чего же вы, простые люди, все воспринимаете дословно! Никогда не обращал внимания, насколько этот фрукт похож на солнце? Нет? В тебе нет романтики, мой милый! А она должна быть присуща юноше твоего возраста! Она даже мне присуща — почти старухе. Бродяге. Страшилищу.
— Ты не похожа на старуху и тем более на страшилище, — ответил Ард. — Меня подведенные углем глаза и морщины не смущают. Я вижу твои руки — у старух они отнюдь не такие. Глаза тоже вижу. В них красота.
— Зоркий, — оценила собеседница, — возраст женщины выдают лишь осанка и руки. Но осанку можно спрятать, а руки… да кто ж на них смотрит, кроме тебя? Скажи-ка, ты встречал когда-нибудь уродливых женщин, юноша?
— Внешне — нет.
— Странный ответ. Не по возрасту странный.
Она замолкла, сосредоточенно очищая яйца от скорлупы.
— Ты бы пересела на бревно, — предложил Ард. — Не боишься простудиться? Конец осени все-таки.
— Нет, меня греет мое солнце, — она вновь встряхнула бутылкой, — но спасибо за заботу. Мне приятно.
Ард уселся на полено рядом. Положил поперек коленей палку. Некоторое время наблюдал, как полосатый кот выслеживает в высокой пожелтевшей траве кузнечиков.
— Расскажи, что творится в мире?
— Тебе правду или красиво? — ответила скрипачка.
— Правду.
— Ни один человек не сможет ответить, что творится в мире, потому что ни один человек не знает, что такое мир, и где он заканчивается. Для кого-то он — деревня, для кого-то — река, для кого-то — четыре стены и крыша над головой. А у некоторых мир — это человек, с которым просто приятно прогуляться по залитому лунным светом саду… Что мир для тебя, юноша?