— Моя забота. Не мешай. Он должен понять… Чего ждешь, нападай! — рявкнул жнец.

Ильгар бросился на врага. С ножом он обращаться умел — в семье охотника родился. Но почему-то полетел кубарем, оставив оружие в руках Барталина.

— Если заденешь меня — уговорю Геннера отпустить, не сумеешь — пообещаешь не сбегать. Нападай!

Нож снова упал возле Ильгара. Пальцы стиснули рукоять другим хватом, ноги воздели тело. Но только затем, чтобы через миг опять подломиться.

— Еще раз.

Ильгар уже ненавидел этого воина. Уж лучше бы Берк зарубил!

— Вставай! Не веди себя как слабак! — Носок сапога ткнул мальчика в ребра.

Он поднялся, оглядел собравшихся на устроенную Барталином потеху воинов. Для него это вопрос жизни, для них — забава.

«Ненавижу!»

Ярости в его атаках прибавилось, но теперь он не кидался необдуманно на врага, а выжидал подходящего момента. Со стороны они, наверное, походили на старого волкодава и молодого щенка, пытавшегося что-то доказать.

«Плевать!»

Жнецы веселились уже вовсю. Подбадривали Ильгара, сыпали советами, как лучше нанести удар.

— Вырежи ему печень, малыш! Пусть попробует потом без вина обойтись.

— Меть в глаз! Все одно — такой мешок с салом не проткнешь ножиком! Здесь и меча маловато будет!

— Сухожилие вскрой! Посмотрим, как хрыч на одной ноге скакать станет.

Барталин только усмехался, раз за разом кидал нож Ильгару и заставлял его биться. Когда у мальчишки не хватило сил подняться, воин присел перед ним, похлопал по плечу.

— Вот так-то, сопляк, даже убивать надо учиться. Но ты бился хорошо… Вставай. Пора перекусить! И не забудь наш договор.

Ильгар только кивнул в ответ.

Поднялся. Посмотрел на реку. Шмыгнул носом.

За время пути обратно в деревню он не проронил ни слова.

Поселение выглядело чужим, незнакомым. Могучие деревья искалечил огонь, от домов и землянок не осталось и следов, лишь буруны вспаханной почвы, сочащиеся влагой, да обугленные бревна. Тела мертвых мархов убрали. То ли сожгли, то ли утопили в реке. Вот так в один миг он лишился всего.

Барталин усадил мальчика у костра, сунул в руки миску с кашей.

— Поешь.

Но он так и сидел, не притронувшись к ложке, смотря неотрывно в огонь, пожравший его близких и дом. Мысли были мрачными, как мертвый лес.

— Та девочка у реки — твоя сестра? — сочувственно спросил воин.

И тут Ильгара прорвало. Словно плотину смыло рекой. Он отшвырнул угощение, с ненавистью глянул на жнеца.

— Ей было девять. А вы убили ее. Как волхва, как деда, как тетку Анри с близнецами, Гарда и Райя. Многих других. Что мы вам сделали? Почему вы напали на нас?

— Это война, малец, — вздохнул Барталин. — Жизнь за жизнь.

— Мархи — мирное племя. Мы ни с кем не воюем.

— А как насчет ваших богов? — Подсел к ним жрец, не давший Берку пустить в дело топор у Каменки. Только сейчас мальчик смог разглядеть хорошенько мужчину. Тогда не до того было. Высокий, взгляд острый, хищный, губы узкие, кривятся в презрительной усмешке. — Зуб даю — любят человеческую кровь проливать.

— Наши — мирные. Никому зла не чинят.

— В соседнем племени так же говорили. А вчера мы обнаружили у них пропавший недавно отряд. Головы нанизаны на жерди, вырезанные сердца — в чаше перед деревянным ликом бога. Сама деревня пустая, а следы — к вашей ведут.

— К нам не приходили чужаки. Такое злодеяние наши боги не одобрили бы, — поубавил гнева Ильгар. — Вам надо было только спросить.

— А вам ответить, где ваши боги, — огрызнулся жрец. — Мы уж сами бы с ними потолковали, выспросили.

— Не наседай на мальчишку, Керк. Вспомни, как сам с нашим знаменем познакомился.

Они угрюмо помолчали, думая, каждый о своем.

— Мы для тебя злодеи, — сказал Барталин. — Согласен. Не с добром пришли. Но твои боги, чем лучше? Вы за них жизнь отдали. Они вас спасли, защитили?

Ильгар вспыхнул, отвернулся с досадой.

— То-то же. Вас предали. Как предали десятки и сотни иных племен… Богам наплевать на смертных. Они ради нас пальцем не пошевелят.

Правда была слишком горька и обидна. Соарты не пожелали вступиться за них, отвернулись. Ведь могли запросто разметать жнецов по округе!

Не пожелали.

Еще вчера они пророчили им с сестрой великую судьбу, а сегодня он находится в плену, а Ная мертва… Лгуньи!

Он, сжав кулаки, вскочил с бревна.

— Где ваш предводитель? Отведите меня к нему!

Жрецы прочитали на лице мальчишки нечто такое, что заставило их поверить каждому его слову. Они знали, что чумазый и измученный юнец говорил правду. Глаза его потухли, голос звучал надтреснуто и холодно.

Ильгар честно предупредил захватчиков, что Спящие могут попросту не впустить их в свою тайную обитель. Заморочить, завести в Плачущие Топи или наслать лесных чудовищ. Но жрецы не испугались. Напротив, загорелись еще большим желанием добраться до озерных божеств.

— А скажи нам, отрок, как вы назад, к деревне, добирались? По водопаду на лодке не вскарабкаться, — спросил один из жрецов. — Иной дороги, говоришь, нет?

— Нет, — кивнул согласно Ильгар. — Но на обратном пути из туннеля уже в другом месте выплываешь, не перед водопадом, а почти у деревни. Как такое случается — никто не знает. Ирхан — река колдовская, удивлять любит. А может, то дело рук Соарт.

— Чары нас не пугают. Нам ли их бояться? — гордо изрек старый жрец. — Вскоре ты убедишься, что против нашей веры твои демоны бессильны.

Построив плоты, пустились в путь по руслу коварного Ирхана.

Человек, облаченный в тяжелые доспехи и белый плащ, называл себя Геннером, в то время как остальные с благоговением величали его Дарующим.

— Война — коварная шлюха, — промолвил он, подойдя к Ильгару, когда плоты спускали на воду. — Она забирает самое дорогое, ничего не оставляя взамен. Я и сам потерял семью когда-то…

Этот знающий и проницательный мужчина вел такие умные речи, что Ильгар слушал, раскрыв рот.

Геннер говорил о прошлом и будущем, вспоминал свои потери, соболезновал утратам юнца. Слова — сухие и резкие, без прикрас, но настолько правильные… Оставалось поражаться — почему мархи не послушали его тогда? Зачем проявили глупое упорство? Для чего? Ради Соарт? Этих надменных существ, не пожелавших спасти свой народ?

— Война скоро закончится, парень, — улыбнулся Геннер, посветлев лицом. — Не замыкайся в себе, брось разглядывать свою душу и, быть может, увидишь новый путь.

Вопреки опасениям, они легко преодолели опасные пороги и добрались до озера, посреди которого возвышался остров. Лишь водопад потрепал немного нервы, потопив один из плотов.

В Сердце Саяр природа померкла. Зеркальную гладь воды плотным ковром застлали желтые и красные листья, сам островок казался припорошенным медным снегом. Растительность пожухла, могучие корни исполинских деревьев усохли и растрескались. Во всем чувствовалось увядание, приближающаяся смерть. Тишина оглушала, люди ежились под ее гнетом, беспокойно оглядывались и боялись проронить даже слово.

Внезапно налетел ветер. Пахнуло холодом. В следующий миг под двумя плотами разверзлась воронка, утянув на дно с десяток вооруженных бойцов. Мгновение — и никаких следов буйства стихии не осталось. Поверхность озера казалась гладкой, ни малейшей ряби, хоть любуйся своим отражением. Жнецы яростнее заработали веслами, стараясь поскорее добраться до берега. Но воронка была лишь началом…

Тихий треск послышался со всех сторон. Озеро начало замерзать.

Хрустальная корочка, искрясь, быстро схватывалась на воде, догоняя плоты. Стоило ей настигнуть первый из них, раздался страшный хруст, и кричащих от страха людей сковало ледяным панцирем. Следом еще два плота обратились сверкающими глыбами, намертво вмороженными в озеро.

Берег сулил спасение. Жнецы, добравшись до него, цеплялись за высохшие корни, ползли вверх, подальше от воды.

Едва отряд оказался на твердой земле, как лед разлетелся тысячей осколков, пронзая людей, словно кинжалами. Крики разнеслись над островком. Прижав ладони к посеченным до крови лицам, жнецы метались по суше, сея суматоху. Из пучины выскользнули щупальца водорослей, ухватили за ноги старого жреца и, к ужасу Ильгара, разорвали пополам.