Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Девушка застыла в изумлении, когда увидела, кто вышел из-за деревьев. Существо было низенького росточка, не выше собаки, покрытое шерстью. Стояло оно на двух задних лапках, передние напоминали руки, только имели по четыре пальца. Маленькие острые ушки торчали по бокам головы. Огромные, чуть ли не на пол мордашки глаза, смотревшие с испугом и печалью, светились изумрудным светом. Нос приплюснут, алый ротик прятался в шерсти. Гость опасливо потоптался в стороне, зыркая на девушку. Пошевелись колдунья, и задал бы стрекоча. Но Ная не собиралась его пугать.

Заметив, как тот поглядывает с жадностью на котелок, принюхивается, медленно подняла руку и позвала к себе. Существо недоверчиво отступило, но еда продолжала манить. Голодный. Не делая резких движений, девушка потянулась к котелку, сняла с перекладины и поставила у бревна. Сама отсела в сторонку, чтобы не боялся. Голод победил. Мелкими шажками гость приблизился к бревну, ухватило котелок и хотел удрать, но, заметив улыбку на лице девушки, пересилил страх и опустился на землю. Ел он лапкой, восприняв с пренебрежением протянутую ложку. Внутри ладошка у него была без волос, но изрезана морщинами. Длинные когти свидетельствовали, что кроха не столь и беззащитен. Однако враждебности пока не проявлял, ел жадно, с оглядкой на девушку — не кинется ли обижать. Вылизав котелок, существо вытянуло шею, рассматривая пожитки путников, выискивая, нет ли еще чего, чем можно поживиться. Ная, подтянув дорожный мешок, выудила оттуда сухарь и кусок колбасы, протянула гостю. Тот бочком придвинулся, выхватил угощение из рук и собирался рвануть в лес, но вдруг положил еду на землю, подошел к девушке. Глаза, в которых плескалось изумрудное море печали, всмотрелись ей проницательно в лицо. Морщинистая ладошка прижалась к ране на спине. Колдунья ощутила приятное тепло, проникающее внутрь тела. И щекочущие мураши на коже. Боль исчезла, словно и не было. Гость удовлетворенно кивнул, переложил ладошку теперь девушке на сердце. Грустно вздохнул, покачал с сожалением головой и потопал в лес, не забыв захватить колбасу и сухарь.

— Ух ты, — раздался голос Арки, едва существо скрылось в темноте. Парень подбежал к колдунье, возбужденно замахал руками. — Ты хоть знаешь, кто это был? — Ная пожала плечами. — Креп. Дух полей. Его увидеть очень сложно, редко показывается людям. А тут сам вышел. Странно, чего так далеко от полей в горы забрался.

— Жнецы согнали, — произнес, подходя, Хостен. — Всех изводят, у кого хоть какая сила есть.

— Да Крепы добрейшие существа! Людям никогда зла не чинили, за лугами, полями следили, чтобы урожаи родились, и травы сочные были.

— А жнецам до того дела нет: добрый, злой ли, лишь бы силу выжать и прибрать, — пробурчал сердито Хостен. Развернул Наю спиной, сдернул повязку с раны. — Так и думал. Чисто. Даже шрама не осталось.

— Говорю же, добрые создания. За угощение отблагодарил, — Арки переполняли чувства. Глаза светились восторженным блеском.

— Чего расшумелись? — зевнула Сая, поднявшись с одеяла.

— К Нае Креп приходил, рану ей залечил. Я глазам не поверил, когда увидел.

— Ну-ка, покажи, — Сая самолично оглядела место раны, укоризненно выговорила Арки: — Меня чего не разбудил? Тоже было бы интересно взглянуть.

— Сам опешил. Собрался по нужде сбегать, а тут смотрю — Ная сидит у костра, а напротив Креп, похлебку лопает. Честно говоря, сначала испугался, когда ты его колбасой поманила, а у твоих ног кинжалы лежали. Думал, и его хочешь, как… — Арки осекся от удара локтя Саи под ребра, захлопнул рот, сообразив, что чуть не ляпнул лишнее.

— Как козленка, — добавил за него Тэзир. Никто и не заметил, когда он проснулся. А может, и не спал совсем и все видел. Лицо парня не выглядело ни сонным, ни благодушным. Взгляд сочился желчью. Балагур вскочил, направился к колдунам. — Чего смущаешься? Говори, как есть. Для нее ведь в порядке вещей приманить и свернуть шею, как несчастному козленку. Ведь так?

Он встал напротив Наи, вызывающе смотря в глаза девушке.

— Если доверчивые дураки сами суют ее в ловушку, то грех не свернуть, — ледяным тоном ответила Ная. Тэзир сжал кулаки. Ощущение сплётшихся вместе полос гнева, боли и обиды, рвущих его нутро, опалило колдунью, прошлось невидимой плеткой по телу. Балагур еле сдержался, чтобы не ударить ее.

— Только посмей вякнуть хоть слово — зубы пересчитаю, — пригрозил Хостен.

Тэзир дернул головой, оскалился, но смолчал.

Сая осуждающе хмурилась. Происходящее на поляне ей не нравилось.

— А ну-ка, пойдем со мной, — Арки потащил балагура в темноту деревьев.

— Отцепись! Никуда не пойду! — попытался тот вырваться, но друг оказался на удивление сильным:

— Кому сказал — двигай ногами или мне тебя за шиворот тащить?

Утянув Тэзира подальше от лагеря, жестко толкнул спиной к дереву, придавил рукой, чтобы не рыпался.

— Что с тобой происходит? Мозгами повредился? Зачем ты с ней так?

— А она как со мной?! — прорычал Тэзир. — Точно с тем козленком. Сая вон в гору к тебе карабкалась, в кровь ноги разбила, спеша обнять. А Ная даже не подошла.

— Ничего не забыл? Ты с Кайтур обнимался.

— Я этого не хотел. Кайтур сама повисла на шее. Ная видела это, но даже спросить не пожелала, как добрались. А погиб бы в пропасти — не всплакнула.

— Дурак! Неужели ничего не понимаешь? Она тебя от себя оберегает.

— А мне нужно это?

— А что нужно?

Растерянность промелькнула во взоре Тэзира. Он опустился на корточки, прижался затылком к коре дерева.

— Не знаю.

— Вот видишь, а чего от нее требуешь?

— Не знаю, — поморщился балагур. — Сказала — забудь, а как из головы выбросить? Рад бы, да сумей.

На это Арки не нашелся, что ответить, промолчал, думая о Сае. Потребуй, кто такое, сумел бы он сам?

Наваливающуюся пушистым облаком дрему разорвала возня за спиной. Ная приподнялась на локте, глянула через плечо. Балагур мостил рядом с ней одеяло.

— Ты не ошибся? Постель Кайтур в другой стороне.

— Не ошибся, — проворчал Тэзир. — Кончил дурить. Все. От безысходности к той, что не люблю, качнуло. Назло тебе. Больно было. От правды, в которую ты меня как щенка окунула. Прости.

— Мне тебя прощать не за что. Твое дело, с кем спать — жизнь твоя. Надеялась, разумно ей распорядишься.

— Я и распорядился. Пусть не вместе, но хоть рядом буду. Надежный друг, думаю, тебе не помешает? Силой поделиться, спину прикрыть в бою? Взамен не прошу ничего.

Прогнать бы шалопая. Накричать. А сердце почему-то от жалости сжимается. И не поймешь, кого жальче: себя или его?

— Давай спать. Утром рано вставать. — Ная улеглась, отвернувшись к нему спиной, чтобы не заметил предательски заблестевших глаз.

Пробуждение было приятным. Теплые и уютные объятия Тэзира ограждали от утренней прохлады. Горячее тело согревало не хуже печки. Хотелось еще понежиться, задержаться в сладостной неге безмятежности. Ная теснее прижалась к балагуру, не желая разрывать упоительное ощущение от близости мужчины. Наверное, слишком тесно, потому что поняла, что ее начинают волновать его жаркие объятия и то, как дыхание щекочет шею, и то, как бьется учащенно в груди балагура сердце, совсем не как у спящего, а притворяющегося таковым. И чем дольше они продлевали обман и наслаждались призрачным счастьем, тем делалось невыносимее покинуть его. Пора рвать эту нить дурмана, и чем быстрее, тем лучше. Тут вовремя проснулся Хостен. Завозился, закряхтел, вставая, хлопнул в ладоши.

— Хватит спать, лежебоки. Пора в дорогу.

Ная с облегчением выскользнула из-под одеяла, не давая Тэзиру возможности ни сказать ничего, ни удержать ее в объятиях, схватила флягу и направилась к роднику.

— Сладко спалось нынче? — язвительный голос Кайтур прогнал добродушное настроение.

— Тепло.

— Тебе совсем на него наплевать? — Смуглянка стояла, уперев руки в бока. Словно торговка рыбой перед конкуренткой.

— Не наплевать.

— Зачем тогда к смерти тянешь? Для самоутверждения? В удовольствие, что парень по тебе дуреет? Знаешь, кто ты?

111
{"b":"280565","o":1}