Последний день учебного года — день особенный. И те, кто учит, и те, кого учат, ходят сами не свои. Первые прикидывают, что именно надо будет сделать перед отпуском, вторые, ну если им не сдавать выпускные экзамены, конечно, уже мысленно на каникулах. Что характерно — и те, и другие передвигаются по родным учебным заведениям с блаженными улыбками и в результате все школы, гимназии, училища и университеты в этот день напоминают какие-то странные сумасшедшие дома, куда помещают только веселых, довольных и дружелюбно настроенных больных. Причем наиболее сильно это заметно именно в школах и гимназиях, а не в институтах и университетах, не иначе как в силу большей непосредственности детей и подростков и особенной радости учителей, у которых уже прямо завтра начнется отдых от своих беспокойных учеников.

Вот и вторая женская гимназия города Тюленева, что на Александрии, одной из наиболее освоенных планет Русского космоса, еще совсем недавно, какой-то час назад, была похожа на такой веселый сумасшедший дом. А сейчас, когда остались только старшие гимназистки и выпускницы, в гимназических коридорах воцарились тишина и покой, но радостное и приподнятое настроение, пусть и слегка разбавленное усталостью, буквально пропитывало собой все здание и всех, кто в нем еще находился.

Однако же, внимание многих юных красавиц, уже представлявших себя на каникулах, неожиданно привлекло некоторое оживление, возникшее в конце коридора. Те, кто этим оживлением заинтересовались, не прогадали — открывшееся им зрелище было для стен гимназии совершенно необычным и при этом очень-очень интересным.

По коридору шел высокий, статный и совершенно еще не старый, лет, наверное, тридцати, офицер. Темно-синий с голубым выходной мундир летного флота, золотые погоны с голубыми просветами и серебряными звездочками штабс-ротмистра, награды, среди которых выделялся белый эмалевый крестик на черно-оранжевой ленте — настоящий герой, именно настоящий, а не какой-то там сказочный принц. С доброй улыбкой вежливо отвечающий на приветствия воспитанных девиц, провожаемый мечтательными взглядами и легким заинтересованно-восхищенным шепотком, он проследовал прямо в учительскую, возле дверей которой моментально образовались несколько группок ну просто случайно оказавшихся тут гимназисток. Ждать им пришлось недолго — уже минут через пять офицер вышел в коридор вместе с молодой учительницей немецкого языка, только в этом году начавшей работать в гимназии.

— Что за собрание? — спросила немка у ближайшей стайки гимназисток. Спросила с легким акцентом, выдававшим в ней немку не только по профессии, но и по рождению. Те, что стояли подальше, моментально оказались чем-то заняты — копались в сумках, оживленно болтали, но удаляться не спешили.

— Аделаида Генриховна, ну мы же с девчонками теперь все лето не увидимся! Надо же пообщаться напоследок!

Учительница переглянулась с офицером, оба едва заметно улыбнулись.

— Я с вами тоже теперь все лето не увижусь, — немка сделала вид, что поверила. — Так что до встречи в новом учебном году. И надеюсь, что вы, Сенцова, в следующем году улучшите ваше произношение. А то я говорю по-русски лучше, чем вы по-немецки. До свидания!

— До свидания, Аделаида Генриховна! До свидания, господин офицер! — нестройным хором ответили гимназистки.

— Ну что, убедились? — торжествующе сказала та самая Сенцова, дождавшись, пока офицер с учительницей отойдут подальше. — Я же сразу вам сказала, что это Аделаиды нашей муж!

— И откуда ты только знаешь, — недовольно ответила одна из девиц.

— Так они дом построили рядом с моим братом, — победные нотки в голосе Сенцовой еще сильнее укрепились. — И брат мне в архиве новостей про них показывал. Представляете, он ее от пиратов спас, прямо с пиратской базы вытащил!

— Да… — с завистью протянула еще одна гимназистка. — И спас ее, и любовь у них, сразу видно… Мне бы такого мужа…

Сенцова, отступив на шаг, демонстративно критическим взглядом окинула по-подростковому угловатую подругу.

— Ты, Даш, сначала фигуру себе отрасти, как у Аделаиды, тогда уже и о таком муже мечтать будешь…

В этот полет Корнев отправлялся без особого удовольствия. Все-таки после такого замечательного дня нужно было еще хотя бы сутки провести дома. А тут…

Собственно, в день перед вылетом они с женой были на приеме, который давал градоначальник Тюленева в честь окончания учебного года. Прием прошел просто прекрасно, даже включая официальную часть с обязательными речами о крайне важном для всех нас труде учителя. Не так давно назначенный в Тюленев градоначальник Порохов в очередной раз подтвердил свою репутацию человека делового и чуждого всяческому словоблудию, выступив кратко и ярко, безо всякого занудства. Александр, епископ Тюленевский и Лисянский, оказался даже едва ли не более лаконичным, и потому некоторая вероятность того, что мероприятие погрязнет в официальном пафосе, умерла, так и не успев родиться.

Зато концерт, артистами в котором выступали сами виновники торжества, прошел просто на ура. Воспитатели детских садов и школьные учителя, преподаватели профессиональных училищ и университета блеснули своими разносторонними талантами — пели и играли, разыгрывали смешные сценки, рассказывали анекдоты и просто веселые истории из своей работы. В зале гремели дружные аплодисменты и искренний смех, местами переходящий в совершенно неприличный хохот. А что, раз здесь нет учеников и студентов, могут же педагоги расслабиться и как следует повеселиться? Еще как могут!

Ну и фуршет порадовал самыми разнообразными напитками и закусками, непринужденным общением и общей атмосферой радости и дружелюбия. Корневым, впервые участвовавшим в подобном, даже не понадобилась помощь Ольги, старшей сестры Романа, и ее мужа Владимира, которые за немалое время своей педагогической карьеры к такому привыкли. Как раз во время фуршета было удобно разглядывать собравшихся — интересно же! Разумеется, большая часть здешней публики была в синевато-серых мундирах министерства образования. Светло-синие петлицы университетских преподавателей и темно-синие школьных учителей, ярко-зеленые воспитателей детских садов и черные наставников профессиональных училищ, золотые пуговицы действующих преподавателей и серебряные чиновников — только это и отличало друг от друга одеяние шестерых из каждого десятка присутствующих.

Вообще, людей в форме хватало. Второе место среди них прочно удерживали офицеры, хотя летчиков в темно-синем было не так много — в основном армейские в темно-зеленом и флотские в черном. Роман помнил, как сестра рассказывала, что среди женщин-преподавателей офицерских жен немало, и теперь мог лично в этом убедиться. Ну и мундиры самых разных гражданских корпусов и ведомств тоже, понятное дело, присутствовали, как и черные рясы преподавателей — священников и монахов. Даже странным казалось, что кто-то здесь еще одет в гражданское.

— Господин и госпожа Корневы? Роман Михайлович и Аделаида Генриховна, если не ошибаюсь? — градоначальник подобрался как-то незаметно. Оставалось только вежливо кивнуть, подтверждая, что тот обратился к ним правильно.

— Порохов, Владислав Сергеевич, градоначальник. Виноват, у меня как-то не было возможности познакомиться с вами раньше, с удовольствием исправляю эту мою оплошность.

Порохов чокнулся своим бокалом с Корневым и его супругой, лишь слегка пригубив шампанское. Оно и понятно — первому лицу города надо проявить внимание ко всем гостям, и если бы каждый раз он отпивал хотя бы по глотку, то вполне мог набраться до состояния, недопустимого для человека в форме вообще, а для администратора такого ранга в особенности.

— В Тюленеве не так много георгиевских кавалеров, — градоначальник повернулся к Корневу вполоборота, чтобы не проявлять неучтивость, отворачиваясь от супруги собеседника. — Прошу простить, Роман Михайлович, я просто обязан был выразить вам почтение, как только вступил в должность. Тем более что вы и на новом поприще проявили исключительную храбрость, — глазами Порохов показал на германский бронзовый крест. — Я искренне рад, что такие заслуженные воины украшают сегодня наш прием.