Кто из нас не помнит притчу о двух лягушках в кувшине молока! Но вряд ли кто задумывался над тем, как и зачем они там оказались. Ответ прост: владелица кувшина была хорошей хозяйкой. Она хотела, чтобы свежее молоко как можно дольше не скисало, а лягушки исправно консервировали его.

Лягушачий секрет был раскрыт учеными совсем недавно: оказалось, что выделения кожи лягушек обладают мощным бактерицидным действием и к тому же содержат церулин, благотворно влияющий на работу кишечника.

Цветастый павлиний хвост всегда приводят как пример привлекающей окраски: переливом перьев самцы стараются привлечь к себе внимание особей женского пола. Марион Петри из Оксфорда впервые задумалась: а зачем павлиньим самкам особо красивый хвост у партнера? Она отобрала восемь самых ярких хвостов в парке Випснейд и каждому выдала для счастливой жизни четырех самочек. В результате их семейной жизни было произведено пять сотен яиц, из которых вылупились в инкубаторе триста пятьдесят павлинят. Наблюдения за малышами показали, что самые развитые и живучие родились от павлинов с наиболее ярким и крупным рисунком на хвосте. Так что курочки не ошибаются!

В Намибии обнаружены насекомые, которые считались давно вымершими. Их знали лишь по случайным особям, навеки застывшим в янтаре Известен, например, один такой экземпляр возрастом 45 миллионов лет. Внешне этот инсект напоминает помесь палочника и богомола, его прозвали «гладиатором». Никто не знает, где прятались «гладиаторы» в минувшие десятилетия, когда зоологи изучали фауну Юго-Западной Африки. Но вот теперь они явились ученому миру, и специально для них пришлось образовать новый отряд насекомых — «мантофасматоды».

Оказывается, необходимо. Свисающий огромный нос самца . обезьяны носача раздувается, когда животное кричит в минуту опасности, предупреждая об этом собратьев. Такая форма носа обезьяны как раз и способствует усилению резонанса сигналов тревоги.

Григорий Зеленко

«Суховей»

Одна из самых ярких и самобытных книг советской эмиграции — воспоминания Раисы Берг «Суховей» — вышла весной этого года на русском языке в России. Во вступлении к этому изданию Раиса Львовна пишет: «Название книги «Суховей» не может быть переведено: губительные иссушаюшие ветры носят географические названия. Сирокко — тому пример». Редактор англоязычного издания предложил назвать книгу «Приобретенные признаки». «Иронию, заключенную в этом названии, — замечает Р. Берг, — как по отношению к лысенковщине, так и адресованную режиму, расшифровал Семен Ефимович Резник, автор одной из благожелательных рецензий: под благотворным воздействием перевоспитания новый человек возник. Главный из приобретенных им признаков — страх. Выбирая название книги, я колебалась между «Суховеем» и «Страхом»».

Нелицеприятность оценок и язвительность тона, присущие описаниям жизни автора «под советской властью», сохранились и в этом вступлении — теперь уже по отношению к профессуре американских университетов и издателей. Вот еще одна цитата из того же вступления: «Редактирование длилось не менее двух лет. Смена редакторов. Последний редактор, третий по счету, Лиза Кауфман — не просто убежденная коммунистка, а — сталинистка. Поля рукописи изобиловали ее возмущенными выпадами против меня. В извращении истины в защиту интересов буржуазии она меня не подозревала. Она требовала обоснований. «How do you know it?» — восклицала она, и три вопросительных знака и три восклицательных изобличали ее негодование. Я обращалась к трудам конгресса, где все не намертво засекреченное было пропечатано: полутайный доклад Хрущева о некоторых кровавых деяниях Сталина, указ Сталина о введении заградотрядов... Ссылки я приводила в письмах для сведения Лизы Кауфман, а не для будущих читателей книги. Она вставляла их в текст, и книга приобретала еще более антисоветский характер, чем до ее усилий вступиться за Сталина».

Российское издание «Суховея» намного полнее, чем русское издание, выпущенное Издательством Чалидзе в 1983 году. В частности, в нем представлена глава о коммунальных квартирах, выпущенная в издании Чалидзе. Если бы в распоряжении редакции журнала была эта глава, мы непременно включили бы ее в подборку «Вышли мы все...» (2001, № II), посвященную коммуналкам как специфическому явлению советского быта. Сейчас — в дополнение к той подборке — мы перепечатываем с некоторыми сокращениями эту главу как яркое свидетельство духа и нравов социалистического общежития.

«Суховей» Р. Берг выпущен издательством «Памятники исторической мысли». Его можно приобрести по адресам, указанным ниже.

Книги издательства «Памятники исторической мысли»

Вяземский П.А. Власть и общество в дореформенной России. 18.0 и. л.

Границы Китая: история формирования, ил., 48,0 п. л.

Вторая камчатская экспедиция. Документы и материалы- Ч. 1: Морские отряды, 40,0 п.л. Шмит Г.Г. История как проблема логики, ил., 42,0 п.л.

Бабков В.В. И.В. Тимофеев-Ресовский, ил., 26,0 п-л.

Покровский И. И. Староверы часовенные на востоке России в XVIII в.: проблемы творчества и общественного сознания, ил., 41,0 п.л. Тихвинский С.Л Возвращение к «Воротам Небесного спокойствия», ил.. 26,0 п.л.

Почти все издания есть в магазине «Гуманус» по адресу: I -й Крутицкий пер., д. 3 (на территории Крутицкого подворья). Тел.: 276-31-18, 276-36-00 или в издательстве, тел.: 246-96-29, 398-68-84.

Готовятся к печати:

Е В. Романенко. Нил Сорский и традиции русского монашества, ил., 17,0 п.л.

И.И. Павленко. Михаил Погодин, 25,0 п.л.

Раиса Берг

Коммунальной квартире, заселенной гегемоном революции, и ее преобразованиям посвящены мои строки.

Коммунальная квартира, явление, стихийно возникшее в 1917 году в результате Октябрьского переворота в России, — социологический эксперимент, идеально поставленный самой историей.

Дважды мне представлялся случай участвовать в сосуществовании людей, случайно совмещенных на узком пространстве, людей, вынужденных не только общаться друг с другом, но установить определенный порядок, выработать структуру, то есть образовать не просто скопление, а общество, каким бы маленьким оно ни было.

Первая коммунальная квартира — общежитие для аспирантов и докторантов Академии наук СССР в Москве. Общежитие занимало четырехэтажный дом на Малой Бронной... Шесть лет я прожила на Малой Бронной, пока в 1945 году меня не вышибли. Помыкавшись полтора года, я переехала в Ленинград и поселилась в коммунальной квартире, заселенной гегемоном революции. Это обиталище обогащало запас моих социологических познаний, приобретенных там, где жили будущие действительные члены Академии наук, на протяжении двадцати семи лет с небольшим перерывом. Оно не просто пребывало. Оно эволюционировало у меня на глазах. Шли годы, простонародная квартира менялась вместе со всем народом Страны Советов. В финале ее нравы и нравы питомника интеллектуалов стали неотличимы.

Дом-полудворец. Через улицу флигели великокняжеского дворца и великолепное здание голландского посольства. Цоколем дом выходил на набережную Мойки, там, где кончалась ее решетка — чудо искусства. Набережную и дворец обрамляли ясени.

Переживший Гражданскую войну и разруху, бомбежки и обстрелы и снова разруху, разруху блокады, весь в оспенных шрамах, дом, когда мы въехали, хранил следы былой роскоши. Статуя Гермеса и хрустальный колпачок на лампе в вестибюле, бронзовые накладки на щелях почтовых ящиков, цветные витражи в огромных окнах парадной лестницы, Я перечисляю только то, чему суждено было вскорости исчезнуть.