«Ну что ж, коли вы нагулялись, вернемся к своим грядкам», - с грустью промолвил Иван Васильич. И мои герои увидели себя на Валечкиной даче. Солнце еще сияло высоко в небе. Анна Сергевна стояла за разделительной канавкой, уперши руки в боки. «Костя, ты пойдешь обедать или застрянешь у Валечки? Ой, Робин нашелся. И какая у него красивая клетка!» «Ррробин Вторрой», поправил ее попугай.

Сломали пятиэтажки, выстроили дома, большие-большие и пестрые. Этот дом, про который пойдет речь, был буквой «г» и всё повышался, повышался лестницей. При доме построили подземный гараж, а на нем прогулочную веранду. На нее чужим детям входа не было, а только своим, из дома. Дети из пестрого дома в обычную школу не ходили, а ходили в «хорошколу» прямо около дома. Там их пас громогласный наставник Виктор Петрович. Водил гулять на бульвар, тренировал в физкультурном зале и во дворе. Отпускал домой лишь в девять часов вечера, когда родители уж пришли из своих скучных офисов. Но это только младшие классы. Старшие ребята тусовались на веранде, крутили ногами тренажеры и подтягивались на турникете. Хорошкола тоже была выстроена буквой «г», и внутри этого «г» размещался детсад. Так что серьезные родители из большого пестрого дома могли не беспокоиться и сидеть в своих офисах сколько положено. Конечно, дети любили своего Виктора Петровича, несмотря на то, что орал на них во всю глотку. Он выгодно отличался от офисных родителей.

Хорошкола была уж очень роскошной и, наверное, очень дорогой. Сквозь стекло виднелся такой холл, что от удивления дух захватывало. Веранда тоже не уступала. На ней года за три выросли препорядочные сосны. Как их посадили в бетонную крышу гаража? сложное дело. Веранда смотрела на хорошколу, хорошкола на веранду, и обе оставались собой довольны. По ночам на веранде горели круглые фонари, а в окнах хорошколы таинственный приглушенный свет. Люди из пестрого дома ночью на веранду не ходили. Хоть решетка с лестницы открывалась только ихним ключом, всё равно боялись лихого человека. Жизнь у них была неплохая, и они ею дорожили.

А если бы кто вздумал прогуливаться ночью между пушистых, вполне благополучных сосен, то увидал бы в окнах хорошколы странное движенье. Происходило оно в основном под потолком гимнастического зала. Человеческие тела терлись об потолок, точно воздушные шары. Увидал это четырнадцатилетний мальчик Алеша – он на веранду не был вхож, а жил в недоломанной пятиэтажке. По генплану ее должны были сломать и на ее месте копать двухэтажный подземный гараж. Но в последнюю минуту передумали и рыли глубоченную яму прямо под Алешиным окном. Как хрущевка не свалилась в яму, не треснула – одна из многих загадок этой истории. В результате пятиэтажка оказалась заперта между пестрым домом и хорошколой. Ломать ее уже не было никакого смысла. Выстроить узкую башню? навряд ли.

Вообще комната с балконом, выходившим на хорошколу, была не Алешина, а папина-мамина. Но папа-мама уехали на далекий «участок» - копать. Алеша же отговорился непомерными школьными заданиями и в одиночестве, без помех, думал о девочке с веранды, имя которой вчера услышал. Подруги крикнули ей: «Аня!» - и она отозвалась. Когда у предмета твоих постоянных мыслей появляется имя, это уже маленькая победа. Алеша стоял весенней ночью на балконе, с которого видна была хорошкола, а веранда только краешком. Если обернуться в сторону веранды и высунуться подальше – тогда увидишь решетку, лестницу и четыре сосны, темно-зеленые в белёсом свете фонарей.

Но сейчас Алеша глядел в окна спортзала хорошколы. Невесомые фигуры поплавали немножко под потолком, потом сели на пол вокруг одного человека. Сейчас их всех было хорошо видно. В центре сидел взрослый человек, а кругом подростки вроде Алеши. Человек поднял олову, и Алеша узнал в нем Виктора Петровича, к которому успел хорошо присмотреться за те полгода. что работает хорошкола. И имя-отчество много раз слышал: голосистые дети так его называли. Около Виктора Петровича сейчас сидели одни мальчики. Чему он их учит? летать? значит, может научить Алешу взлететь на веранду? А может быть, всё иначе – летать умеет один Виктор Петрович. Мальчики спят, растут, летают во сне. Это их сны. И мой тоже. Алеша ощупал себя, решетку балкона. Нет, он не спит. Его стало клонить в сон. Пошел лег, сразу уснул и летал, летал во сне. Висел под потолком, внизу стояла девочка Аня, и Алеша ей говорил: «Посмотри, это же так просто».

Другое было непросто. Непросто было поговорить с Виктором Петровичем с глазу на глаз. Подстерег, пристроился к Великому Магу, когда тот вел детей на бульвар. Дети шли парами и не думали шалить. Баловались все вместе по команде Виктора Петровича – кричали хором всякую чушь и вертелись волчком. Но сейчас было тихо. Виктор Петрович покосился на пристроившегося Алешу и процедил сквозь зубы: «Отставить». Алеша не отставал. Он прошептал довольно внятно: «Я видел. У меня балкон выходит на ваш спортзал». Тут Алеша почувствовал, что ноги его не слушаются. Он стоит посреди аллеи бульвара, колонна детей его огибает, а Виктор Петрович уже далеко впереди. С сильным магом вздумал поговорить Алеша. Не вышел номер.

Какие деревья еще остались возле забытой хрущевки, те распустили листочки. Таджики подметали чешуйки от лопнувших почек с дорожки, что вела от пестрого дома к хорошколе. Ветер долетал откуда-то с юга, где уж вовсю шумели рощи. Отец с матерью ворчали на Алешу: отбился от рук (а был чистое золото). Вздыхали в своей комнате с балконом: «Подросток… что делать». Я не возьмусь за плеть, стану коня жалеть. Повезло Алеше с ними. Но в школе дела пошли наперекосяк. Зачем мне школа, в которой нет девочки Ани? Какие-то Анны есть, но всё не те. И Алеша высовывался из окна своей маленькой комнатушки, что выходила прямо на веранду. Может, выйдет, покажется. Не выходила. Свет сошелся клином. И солнце рано уходило за пестрый дом.

Алеша шел из школы, ничего вокруг не видя, занятый своими мыслями. И чуть что не стукнулся о подбородок Виктора Петровича. Тот взял его за плечи, узкие плечи подростка. «Ладно, можешь приходить». И пошел, куда шел. К ночи, как уснули усталые папа с мамой, Алеша стал толочься у ворот хорошколы. Уж было двенадцать. Уж три часа, как разлетелись со щебетом питомцы Виктора Петровича. Но свет в спортзале не горел. Ага, зажегся. Тут же щелкнул замок, и ворота впустили Алешу. Впустила его и дверь хорошколы. Дорогу в спортзал он нашел сам. Но в зале никого не было.

Он сидел один на полу, поверху веял весенний ветер. Откуда – непонятно. Но уже через полчаса жизнь не казалась ему такой безысходной. Хорошо, когда тебя любят. Ну, а если не любят, если не замечают меня, торчащего в окне – значит, не сработало. Какая-то шестеренка в механизме судьбы отказала. Бороться за любовь – это только в старых советских фильмах. И тут он заметил, что давно уж висит под потолком. Что-то гнетущее отпустило его. Проснулся в своей постели. В то же утро – чистенькое воскресное майское утро – девочка Аня с веранды крикнула ему: «Мальчик, подай пожалуйста мяч». Поймала, но не ушла, а осталась стоять с мячом в руках. «Тебя как зовут?» - «Алеша». – «Я тебя знаю. У тебя окно на втором этаже, выходит прямо на веранду. А мое во-он там, на семнадцатом. Но я тебя вижу с лоджии. Подходи на лестницу, я открою тебе замок». Вот так отворились двери рая. А папа с мамой копали без него на далекой даче и сердились добрыми сердцами.

О чем станет разговаривать со своей любимой человек, которому месяц назад исполнилось четырнадцать? конечно, о школе. Не о березе же, чудом застрявшей между хрущевкой и высокой верандой. Ты не в нашей школе учишься, Аня. – Нет, меня папа возит довольно далеко. – Тебе там нравится? – Не очень. Родителям нравится. Элитарно, гуманитарно. (Просить, просить Виктора Петровича, чтоб Аня училась в нашей школе. Он всё может, Великий Воспитатель. И чтоб наша школа хоть немножко похорошела. Не как хорошкола, но хоть чуть-чуть.) Аня посмотрела время на своем айфоне и проговорила без лишних объяснений: «Мне пора. Давай запишем номера друг друга». Алеша достал из кармана самый дешевый, за восемьсот рублей мобильник, и они обменялись номерами. Аня помахала рукой и побежала, забыв выпустить Алешу. Ему пришлось перелезать через решетку с кольями. Но ведь на выход, не на вход.