Было бы смешно, если б безработный пенсионер выступил в печати, по телевиденью, в интернете с заявлением о том, что видел сверху. Большое фигурное пятно на воде возле байкальского целлюлозного комбината сфотографировано со спутника – это всем давно известно. Но ведь не с летающей тарелки, которой вообще нет. Есть, есть! Татьяна дважды видела. Ну, Татьяна тоже не очень нормальная. Старые женщины любят пиариться. Даже не старые, просто одинокие. Соврут – недорого возьмут. Вспомните фильм «Двенадцать разгневанных мужчин». Ту свидетельницу отцеубийства, что потирала переносицу, привыкшую к очкам. Она «видела» акт убийства сквозь окна вагона проходящей мимо надземки. В общем, Рем и Татьяна не делились с общественностью своими наблюдениями – малыми у Татьяны и значительными у Рема.

Лето кончалось. Пожухли листья зеленых ив, посохли люпины за оградой, ландышевые ягодки стали краснеть. . Рем исчезал еще дважды, но Татьяна проморгала визит НЛО. Прилетали в другое время – проспала. Однажды Рем сказал ей: «Вам, верно, пора в город». Это было равносильно приказу. Собралась и уехала. Зато весною вернулась пораньше – ведь запрещения не поступало. Ивы еще цвели пушистыми серыми комочками с желтым налетом. Невдалеке стучали топоры, визжали пилы. Татьяна без приглашенья отправилась к Рему. Навстречу ей вышла высокая женщина лет сорока, представилась: «Велемира Ремовна». Татьяна молча ждала. «Видите ли. отец распорядился, чтоб его заморозили для будущего. Очень удобно. На двести лет. До тех пор, я надеюсь, найдут рецепт бессмертия. Стареть он не согласился». Татьяна повернула голову туда, откуда доносился строительный шум. «Ах, да. Люди наконец стали брать участки на болоте. Лето выдалось на редкость удачное. Земля просохла, и комары, местный бич, сгинули. Наши с вами участки, сказали, не тронут, а там, дальше, дают по шесть соток». Татьяна без лишних слов ушла к себе. Стареть она тоже была не согласна. Старость унизительна.

Татьянина мать видит сон: ходит по темной деревне, спрашивает, где тут живет Прасковья Сердюкова – ее покойная нянька. Ей отвечают: ступай. ступай… тебе еще рано. Оказалось – не рано. В самый раз. Вскоре она ушла. Такой непростой человек, как Татьянина мать, просто так, бесследно, не исчезает. У Татьяны на сей счет своя теория (принимать не обязательно). Татьяна считает: вообще говоря, чтоб остаться, надо что-то нерядовое сделать. Где остаться? в ноосфере? Татьяна не знает - еще не додумала. Но делать надо, и с тщанием. А некоторых оставляют просто так, за душевную прелесть. Как раз тот самый случай. Кто решает, быть или не быть человеку после смерти? И на это у Татьяны есть кой-какие соображения. Не зря после мехмата ее взяли в аспирантуру философского факультета. Вот, извольте слушать. Окружающий мир пронизывает нечто неуловимое для наших пяти чувств. Кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства. Нечто недоступное всегда рядом с нами, но очень редко проявляется. Так, коснется иногда. Коснулось доисторического человека, изобразившего на стене пещеры мамонта. Непросвещенная душа первого художника где-нибудь да витает. Темная энергия, темная материя – не темны. Просто останутся для нас непостижимы, пока мы сами не изменимся. Не судите строго графоманов. Они старались, они лезли.

После смерти матери у Татьяны в голове появился своеобразный навигатор. Он работал не всегда, но включался по мере надобности. Поверни голову налево… там машина. Голос был не материн, совсем другой. Но Татьяна ни минуты не сомневалась: это новая сущность матери. Татьяна забыла строку из французской песни, что пела мать. Честно забыла, не для эксперимента заказала. И тот же чужой голос продиктовал ей недостающие слова. Значит, не только навигатор, но еще и ноутбук – записная книжка. Похоже, Татьяна столкнулась с новой технологией бессмертия, еще не известной науке. Она вглядывалась в лица сыновей и внуков, пытаясь понять, слышат ли они что-нибудь подобное. Нет, никакого смятения в глазах своих близких Татьяна не увидала. Похоже, мать умерла для всех, кроме Татьяны. Так тянулось годами.

И Татьяна начала страстно просить незнакомый, не материнский голос: «Возьми меня, возьми к себе. Не подвергай унижению поздней старости. Избавь от грядущих страданий. Не дай повиснуть всей тяжестью на родных». Скрипучий голос отвечал настоятельно и подробно: «Ты должна отдавать себе отчет, что можешь исчезнуть бесследно. Отсюда я тебя заберу, а туда не втащу. С тобою сгинет не только то, что составляет тебя самое, но и мое, в тебе записанное!» – «Возьми… рискнем вдвоем… ты всегда была бесстрашной». В это мгновение неизведанное из темной части вселенной дунуло на Татьяну. Мобильник долго звонил. Сын Павел приехал, призвал врача. Тот констатировал факт.

Там, незнамо где, решили: Татьяне быть. Она стояла внутри рисунка Боттичелли к «Раю» Данте. Явственно подумала: «Это не Боттичелли прозрел, что тут делается. Это его рисунок приняли под кодовым названием – «Рай». Деревья высоки и тонконаклонны. Смутные фигуры движутся в отдаленье. Два вывода напрашиваются. Во-первых, Татьяна сохранила способность мыслить. Во-вторых, похоже, имеется и ад. Татьяна вспомнила всех потрясший фильм Росселини «Открытый город» (у нас «Рим – открытый город»). Священника сопротивления заставили присутствовать при пытках. Он прорицает палачам на латыни: их ждет ад. Текст на латыни же приведен крупным планом на полкадра. Истязатели прекрасно поняли. Ужаснувшись, вжимаются в стену. Ад должен существовать после такого фильма. Дайте нам еще немного времени (по космическим меркам) - мы населим своей фантазией темную часть вселенной.

А матери не было. Напрасно Татьяна обращалась к ней в мыслях. Звучавший голос умолк. И никто близ Татьяны не терся. Неужели Татьяна осталась, столкнув мать в небытие? неужто не гулять им вдвоем по райским садам? Придется самой разбираться.

Значит, вот это рай. Геенны огненной Татьяна видеть не хочет. Черт с ним, с Дантовым адом. С Татьяны довольно живописи на церковной стене. Уж как изобразили ад простодушные богомазы, таким он и стал. Бойтесь. люди. Не бог создал нас по образу и подобию своему, а мы в простоте душевной придали ему облик седобородого старца. На самом деле всё сложней. Когда математика Гельфанда вызвали в КГБ, он сказал обиженно: «Мне пора о боге думать». Татьяна и думает. Дурочка, надо было подумать раньше. Когда бог по душу послал, тогда думать поздно. Бог послал… да ты сама напросилась. Неизреченное тебя приняло. Скажи спасибо. Нет, продолжает ораторствовать. Вы только послушайте. Бог – это бренд. Для протестантской Америки непреложный, как Микки маус. Более ханжеской нет страны. Пусть каждый творит свою религию. И не надо ее никому навязывать. Татьяна, тебя бы посадить на корабль Мейфлауер и отправить в колонии нового света. Ты всю жизнь была робкой рохлей. Откуда такая прыть? Сектантка хренова. Ты что. не помнишь полумрак наших церквей, запах горелго воска, склоненные головы впереди стоящих? не слышишь скороговорки молитвы? А земля? ты ее забыла? сколько времени прошло, не знаешь? или здесь нет времени? Отлетела ты к родному краю, и земной весны тебе не жаль? Тебе лучше в картинке Боттичелли, чем среди оживших теплых сосен, истекающих смолой? Райские птицы? что-то они не поют. А синичку ты помнишь, что клевала за стеклами сальце с вязальной спицы? радовала твоих сыновей? сыновей-то помнишь? Туманные фигуры здешних философов к тебе ни на шаг не приблизились. Скорей обратно к земле. Если только тебе позволят.

Позволили. То есть не совсем вернуться, но взглянуть разрешили. Чем Татьяна смотрела – непонятно. Нездешним оком. Никаких признаков тела у нее не было. Во всяком случае, моргнуть глазом она не могла. А земля была до боли хороша. Никакой рай с ней не сравнится. И свет, и звуки, и запахи – всё обалденное. Говорят, мы загадили землю. Нет, наших сил не хватило. Пакостили, пакостили, но сколько еще осталось. Просто мы не умеем жить вдали от цивилизации. А она нас предала. В знаменитом фильме Антониони «Красная пустыня» Моника Вити водит сына гулять вдоль дымящих труб завода. Укладывая спать, рассказывает о черной девочке, плавающей в безлюдном море. Антипод «Красной пустыни» - японский фильм «Легенда о Нарояме». На маленьком острове люди оторваны от мира. Их немного, трудно образовывать пары. Впереди у них смерть на священной горе. Кого-то это устраивает, кого-то нет. Мы хотим обязательно сбиться в кучу. И получается индустриальная пустыня. Подъезжать к большому городу через заводские предместья всегда страшно, будь то Москва или Таллинн. А что делается внутри этих зданий! прообраз ада. Не Татьяна. я сама ездила на байкальский целлюлозный комбинат. Человек, который должен следить за приборами, вбегал в зал на минутку и, проверив, выскакивал. Оставаться долее было свыше человеческих сил. Ну, Татьяна, мой двойник! что ты там увидела на цветущей земле? – Россию увидела. Петляющие равнинные реки… они никак не могут решить, куда им течь.