Скоро Татьяна увидала и сыновей. Должно быть там, в боттичеллиевском раю, время текло незаметно. Андрей и Павел свыклись уже со случившимся и заняты как усердные звездочеты своей астрофизикой. Сидят в одной комнате, уставились оба в компьютеры. В парке ГАИШа (астрономический институт имени Штейнберга) легкодыханный май. Какой-то студент производит урочные съемки допотопным прибором. Татьяна знает назначенье прибора, а я не знаю. Она тихонько шепнула в тесноту рабочей комнаты сыновей, заставленной чисто бытовыми предметами – диван, холодильник: «Я здесь». Андрей как торчал в компьютере, так там и остался. Павел вскинулся, быстро взглянул в окно. Ничего не увидел, кроме цветущих яблонь. Потом заметил маячащего студента, узнал его. Отвел глаза от обманчивого стекла – призрак в него не стучался. Рассеянно вспомнил фильм «Грозовой перевал». Но голос шепнул опять: «Там рай… я видала». Павел, внимательно посмотрев на Андрея, пошел в коридор. Постоял возле подоконника с цветочными горшками. Растения были явно довольны жизнью - им тут нравилось. Голос проявился не сразу. На Татьянин был похож с небольшой натяжкой. Кажется, новая технология бессмертия набирала обороты. «Андрей меня не услышал. Я остаюсь в тебе». Павел хорошенько тряхнул головой и вышел в парк искать укромного места. Поднялся по замшелым ступеням. Зашел за ближайший купол. Сел на его асфальтовое основанье, свесил ноги в желтые лесные цветы. Далеко-далеко звучало позднее меццо-сопрано матери: «…и улыбалась ему, тихие слезы лия, тихие слезы лия».
Татьянины внуки, дизайнеры Петр Андреич и Сергей Павлович, тоже занимали вдвоем одну комнату в доме моделей «Эксклюзив». В неприятном соседстве с ними находился кабинет взбалмошно хозяина Юлиана Портнова. Парни были заняты решением несложной задачи: как представить ему, Юлиану, практически одинаковые эскизы, чтобы он. Юлиан, один забраковал, а другой принял. Кого-то пожурил, кого-то похвалил. Орел или решка. В окна ломилась вызывающе бесчеловечная современная архитектура. Каждый офис готов был бесстрастно поглотить живое существо, что само лезло ему в пасть, и столь же бесстрастно выплюнуть в конце рабочего дня. Татьяне, после отрадного рая и не менее утешного парка ГАИШа, стало не по себе среди этих стеклянных сталагмитов. Можно было бы назвать торчащие здания и более крепким словом. Татьяна тихонько позвала: «Петя… Сережа…» Сережа что-то свое профессиональное сказал Пете. Но Петя будто не слышал. Напрягся, вытянул шею к окну. За окном плыли погожие облака-кучки, подчеркнутые снизу точно по линеечке. Татьяна опять прошептала – не губами, губы отсутствовали: «Петя, это я, Рысь». Рысь – было ее домашнее имя. Она даже подписывалась мордочкой с кисточками на ушах. «Ты меня слышишь… значит, меня приставили к тебе. К тебе и к дяде твоему Павлу Вячеславичу». Петр очнулся от ступора. Взялся за карандаш, изобразил в блокноте что-то из ряда вон выходящее. Ну, Юлиан это как пить дать зарежет. И Петя нарисовал в альбоме Сергея нечто подобное, не хуже.
Татьянины правнучки Лиза и Соня небрежно сидели за одной партой. За столиком, конечно. Им было на вид лет по десяти. Не должно было пройти столько времени. Или Татьяна года два проваландалась в раю, а ей показалось – полчаса? И как она за одно утро всех умудрилась облететь? Похоже, к ней теперь все земные законы не относятся. Татьяна еще ничего не промолвила, а ее девчонки уже завертелись. Учительница поглядела в их сторону поверх очков. Притихли. Но обе, обе среагировали. В Татьянином аномальном времени урок тут же кончился. Лиза и Соня оказались на улице. Их ждала в машине молодая бабушка Вера. Тюльпаны цвели одноцветным партером возле ворот. Татьяна прошелестела поверх цветов, погладила – не руками, неведомо чем – две головки. Девочки хором сказали: «Рысь!» Вера их позвала. Они сели в машину.
Татьянина короткая командировка на землю закончилась. Каким-то отстраненным зреньем она увидела себя в раю. Вытянутая фигура, увеличенные глаза. Это уже хоть какое-никакое тело. В общем, даже похоже. И мать, мать рядом! Тоже высокая. Не девяностолетняя. А так, лет сорока пяти. Такой Татьяна ее разглядела в разумном отрочестве. Еще одно доказательство того, что рай мы творим себе сами. Все постарались, а больше всех Данте. Но мать молчит, и Татьяна не смет к ней обратиться. Тут всё отдельно. Прозрачно-призрачные фигуры гуляют, как в Юрмале на закате. Зрение вынесено из тел, если можно назвать эти тени телами. А голоса на земле охраняют близких от бед.
Татьяна неустанно топтала ногами райскую траву, которая тут же за ее спиной распрямлялась. Научилась вести с матерью безмолвный разговор о том, что видела на земле. Земля по-прежнему интересовала их больше рая. Ангелы? ангелы несомненно были. Но ни одно из человеческих представлений об ангелах не было принято за удовлетворительный образец. Да. они реяли. Да. у них вроде бы существовали крылья. Во всяком случае, Татьяны иногда касались какие-то перья. Да, их влиянье было куда сильнее влияния фей, всю жизнь опекавших Татьяну. Во всяком случае, когда Татьяну в очередной раз отпустили (допустили) на землю, все ее годами валявшиеся в редакции книги вышли. Имя ее если не гремело, то и не затерялось. Абсолютно неспособная к какому-либо пиару, Татьяна основательно потеснила обвившуюся вкруг вершины олимпа обойму писателей. Какие-то знаки того, что Татьяну ждет посмертное признанье, были и раньше. Непохожесть на остальных. Все так, а она иначе. Бывают патологические выбросы – ведьмины метлы на соснах. Но тут было здравое сильное ответвление от ствола. Случай редкий. Но запоздалый успех пришел к Татьяне намного позднее чем я пишу эти строки, Лизе и Соне уж было лет по восемнадцати, так что они тоже могли бы ветвиться.
Если бог даст свершиться седьмице десятой, ранним не будет тогда смертный конец для людей. Татьяну бог прибрал, по ее же настоятельной просьбе, в семьдесят с хвостиком. На совершеннолетие правнучек ей было бы за восемьдесят. Ну и что хорошего? букет болезней. Ее послали на землю весной. Весна была бурной. Ветры как нанятые продували простор. Татьяна оказалась в редком березняке, на уходящем вниз склоне. Мужик вел корову. Наст проваливался под копытами на полметра, да и под сапогами хозяина тоже, хоть и не так глубоко. «С восьмым мартом вашу корову», - вежливо сказала Татьяна. «То-то что с восьмым мартом», - обрадовано отвечал мужик. По всему похоже. мужик ее, Татьяну, увидал, хотя сама она своих рук-ног не видела. Россия как Россия, словно Татьяна и не отлучалась. Если кликнет рать святая – кинь ты Русь, живи в раю, я скажу: не надо рая. дайте родину мою. Да нет. вон и забор трехметровой высоты на том берегу реки. Эта корова – раритет.
В общем. Россия была вполне узнаваема. Прошу любить и жаловать. Дурацкий праздник восьмое марта, придуманный Розой-Кларой Люксембург-Цеткин, прижился в народе за семьдесят лет советской власти. День неприкрытого ухаживанья за женщинами. Велемир Хлебников возгласил, что грядут времена коровьих и конских свобод. Так почему бы и не поздравить корову с восьмым мартом, если впереди у нас скотская эмансипация. Новенькое солнышко, только что возвращенное похитителем крокодилом, щедро сияло. Снег был синий, как у Юона на картине.
Лиза с Соней так вместе и поступили в РГГУ (российский гуманитарный университет), бывшее здание ВПШ (высшей партийной школы) возле Новослободской. От ВПШ там осталась строгая пропускная система. Одно время РГУ финансировал Ходорковский. и у преподавателей была высокая зарплата. О Ходорковском до сих пор говорят с придыханьем, хотя нефтяники (их-то я хорошо знаю) откровенно называют его убийцей. Что Татьяне пропускные автоматы? по большей части она бестелесна. Вот и ее девочки. Сидят на лекции по английской литературе. Вертят из бумаги таких птичек, которых можно дергать за хвост, и они машут крыльями.
Будь Татьяна сейчас жива, она бы еле таскалась. Но, обитательница рая, она легко вылетела вслед за девочками после лекции, которая тут же в ее нереальном времени окончилась. Увидала. как сели в маленький красный автомобиль и поехали в ее, Татьянину двухкомнатную квартиру на Ломоносовский. Девочки по-современному жили отдельно от родителей. Вот и Татьянины хоромы. Как здесь всё изменилось. Ясень перерос шестой этаж. Обтаявший снег на балконе покрыт семенами-висюльками. Девочки что-то нехитрое стряпают. Пришли бойфренды. Они учатся и работают. Зовут соответственно Алексей Лизин и Василий Сонин. За просто так денег давно не платят. Работа, по Татьяниным представлениям, адская – в метрострое. Учатся на подрывников. Окончили филфак МГУ. Татьяна оплакивает их жизнь. Зримые слезы из незримых глаз капают на стол. Все четверо смотрят на потолок. Вроде не течет - не последний этаж. Хорошо, что у девчонок есть квартира. Это уже кое-что. О свадьбах речь нейдет. Какие к черту свадьбы.
