- Она ушла вместе с ней, - с новой волной тревоги напомнил Мейхил.

- Поверь Арьесу. Если он говорит, что она вернется, то она вернется. Вы что-то говорили о любви. Я давно не посвящал бесед этому предмету. Далеко от родной столицы и привычных дел меня тянет на беседы удаленные от повседневности. Я готов даже выслушать твою убедительную проповедь брат. Расскажи нам о владычице. Ты немало прочел сказаний.

- Капитан в тревоге размышляет о девушке, которая, наверняка, в тишине ночи отдыхает от нашей компании. Женщинам мужчины кажутся прямолинейными и подчас грубыми, - начал разговор Арьес.

- Она не такая, - возразил Мейхил.

- Соглашусь, - добавил Эйлифорим. - Мужское общество не смущает ее, впрочем, и не трогает. Она не пыталась оказывать нам внимания, которым девушки и женщины награждают сильных мужчин, вроде нас. Это очевидно потому, что она сама сравниться с нами силами.

- Вот откуда они у нее такие? - задался вопросом Мейхил.

- Ответь, брат? - спросил у Арьеса Эйлифорим.

- Эта сила дарована ей. Я полагаю, самим владыкой. Если бы я не видел некоторых примет, то принял бы ее за слугу нашего общего повелителя и властителя. Но я тех примет не вижу.

- Какие же это приметы? - спросил Мейхил.

- Особым они от нас ничем не отличаются, кроме норова. Они ведут себя так, словно им дана власть над нами и право решать наши судьбы.

Мейхил вспомнил разговор на плоту и сердце замерло.

- А еще? - спросил он.

- Они появляются, как предвестники.

Тут Мейхил припомнил речь Мелиона. Неужели!

- Они оглашают волю владыки открыто, представая перед правителями земель и объявляя, что должно случиться.

- Она знала, что королю грозит опасность, но не поторопилась его спасти. Она промедлила, о чем очень сокрушалась, - поведал Мейхил вслед своим мыслям.

- Она знала? - переспросил Арьес. - Очень может быть. Скорее всего, она не угадала способ сразу. Увы, она хорошо умеет продумать череду событий, но не может уловить точных их ход, поскольку, к удивлению моему, не обладает даром предвидеть. Она не знает будущего, и предостерегла меня, рассказывать о нем.

- Оставим ее в покое. Владыка ей даровал такое право, сама ли она себе его вменила, пусть останется при ней. Оставим смертным - смертное, а великим - великое. Я желал бы услышать о владычице, - напомнил Эйлифорим.

- Брат, праздные рассказы отягощают ум. Подобное знание может омрачить твою жизнь, как было со мной. Тяжестью легло знание на мое сердце и мне потребовались годы, чтобы смириться, - предупредил Арьес. - Ты желал беседы о любви. Я склонюсь к таким речам, а великое, как ты сказал, оставим великим.

- Мейхил, рассуди нас, - призвал на помощь Эйлифорим, - какой беседой мы займем часы ночи?

Мейхил подумал. Если говорить о любви, то ему не миновать расспросов, отвечать посторонним он не хотел.

- О владычице, - ответил он.

Он не видел, как тихо рассмеялся Арьес.

- Пусть, - согласился он. - Скажите, если я от сказок перейду к вопросам веры, которые вам затрагивать не желательно.

- Согласен, - сказал Эйлифорим.

- Что ж. Сказание старое. Наш мир был рожден в давние времена, когда не существовало ни тьмы, ни света. И одна только тишина царила кругом. Так длилось вечность. Пока не вспыхнул свет исторгнутый тем, кто все творит и создает.

- Это был наш владыка, - заключил Мейхил.

- Я бы советовал тебе не спешить, - посоветовал Арьес.

- Просто слушай, капитан. Мой брат произносит упоительные речи, когда пересказывает легенды и сказки. Если его не перебивать, то он расскажет так, что ты станешь видеть происходящее, словно оно проходит перед твоими глазами. Обожаю его рассказы, - советовал Эйлифорим. - Продолжай, Арьес.

- Я опущу тот промежуток вечности, какой разделяет жизнь общую и ее развитие, от рождения и жизни нашего мира. Наш мир древен так, что пережил не одного владыку. Наш один из тех, что правит во времена смертных. Один. Говорю это слово и сам не верю. Двое. Он и она. Не стану повествовать о нем, тяжким будет мне этот рассказ. О ней. Была владычица так прекрасна, что ни один смертный не может представить. Не ликом и образом, но тем прекрасна, что дарила этому миру дары от себя. Мгновения было достаточно ей, чтобы осмотреться и излить красоту и жизнь туда, где ее не доставало. Верная помощница и любимая.

Арьес тяжело вздохнул.

- Не могу. Все сдавливает внутри. Трудно говорить, - сказал он. - Словно силой велит мен молчать, тот, кто был ей супругом в известные времена. Но на беду не появилось от этого брака наследника этому миру. Один царит владыка.

- А она?

Волнение Арьеса передалось Мейхилу. Он очень остро чувствовал состояние служителя, словно темнота была идеальным проводником для его чувств. Командир был прав. За мгновения короткого рассказа Мейхил увидел прекрасный образ, источающий свет, лиловый, как пояс Арьеса.

- Она исчезла. Нет точного предания о том, что с ней сталось. Известно только, что она отреклась служить владыке. Больше не скажу.

- Так она отступница? - спросил Эйлифорим он много раз спрашивал это. - Сколько раз я слушаю этот твой рассказ, а до сих пор не могу поверить. Видно сам ты не веришь. Ты когда-то говорил, что она вернется.

- Вернется ли… - со вздохом протянул Арьес. - Она не для битв призвана, а попадет в кольцо раздоров, во времена проклятия. Даже силы и возможности великих и владык не безграничны, и пусть она не так слаба была, когда покинула нас, но лета вне мира источат ее жизнь. Мир дряхлеет и рушится в ее отсутствие. И совсем падет, если она не возвратиться.

Мейхилу стало тяжело от его слов. Он верил служителю, ни одной мысли сомнения не посетило его ум.

- Как вышло, что она покинула нас? - спросил он.

- Я этого не знаю. Я не достиг посвящения, при котором разглашается ответ на этот вопрос.

- Как же получается, что ты веришь в то, чего нет? Ты веришь в ту, которая нас оставила? - спросил Эйлифорим.

Он опять не в первый раз задавал брату этот вопрос. Прежде он хотел завести его в тупик, чтобы Арьес вернулся к вере отца, чтобы стал мудрым советником, как желал отец. С годами при редких встречах, он спрашивал уже из интереса. Брат что-то знал, не признаваясь близким об источнике знания.

Темнота скрывала его от глаз, но Эйлифорим представил задумчивого Арьеса, которого видел в размышлении. Его взгляд становился отсутствующим, на губах блуждала улыбка, он казался странным.

- Мы договорились не касаться веры, - напомнил Арьес. - Что-то я сегодня не в силах продолжить рассказ. Проведите остаток ночи без меня.

Он ушел. Капитан и командир стояли в молчании. Первым заговорил Эйлифорим.

- Порой он мне кажется безумным, но в этом безумии есть что-то чистое и святое. Мне за столько лет не удалось добиться, что же он знает. Он охотно рассказывает красивые истории, не такие, как сегодня. Заслушаешься. Я чувствую себя маленьким и глупым рядом с ним. Мы выросли и, по общему мнению, я достиг большего, а с ним я всякий раз возвращаюсь в детство.

- Мы не спросили об ободке из песни,- вспомнил Мейхил.

- Не уверен, что он расскажет. Не сегодня. Мы затронули священную для него тему. У Арьеса развито самообладание, если он волнуется - это знак. Он ушел, чтобы обратиться к своим видениям.

- Это из-за нее. Я готов сам бежать за ней.

- Капитан, ты ее слишком опекаешь, если бы была твоя воля, ты отгородил бы ее от нас стеной. Откуда это непомерное чувство собственности? Я не стану обсуждать при моих воинах, чтобы не вносить раздор, но наедине мы обязаны решить этот вопрос. Такая рьяная опека не придется по душе и простой девушке, а Эл и вовсе не из простых.

- Я не хочу объясняться.

- Я не ставлю тебе вины, я пытаюсь понять.

- Тогда сначала ответь мне. Что в ней такого ты ощущаешь, что заставляет тебя следовать за ней?

- Прежде всего, обязательство перед Мелионом. Старик дал ясно понять, что от нее зависит судьба наших земель. Он отдал ей реликвию, как надежному хранителю, не без умысла, она обретет с ней и силу, и величие в глазах толпы. В его представлениях она почти великая. Я стараюсь не допускать этой мысли. Великие склонны играть нашими судьбами. Я не желал бы никому оказаться поблизости от великого. Страдания нашего погибшего короля - тому свидетельство. Но мы точно не знаем ее намерений, я не обвиню ее в дурном, мне подобное не приходило в голову, поэтому я осторожен и не стремлюсь питать глубокие чувства. Но она заслуживает доверия. Ее оболгали в столице, она же не осталась доказывать свою правоту, а пошла за королевой, чтобы спасать ее от людей четвертого мира. Это намерение мне не понятно, но оно благородно. Она испытала нас, сознавшись, куда идет. У меня радость и трепет внутри, когда я ее вижу, от нее исходит сила, которая не связана с ее воинскими способностями. Меня не удивляет, что такая девушка увлекла тебя. Я говорю о любви, Мейхил. Но как старый знакомый и новый друг, позволь считать тебя таковым, я хочу сказать, что надежды твои напрасны. Постой, не перебивай меня. За существами подобными ей, кто бы они ни были по происхождению, тянется шлейф прошлого. Для ее возраста она наделена умом и опытом старших, а это означает, что ее путь был трудным. И она о нем не расскажет, потому что он тяжким грузом может лечь на плечи ближних, вызывая жалость, страх, разрывая тонкие связи доверия, а порой провоцируя на отречение от дружбы. Поэтому я никогда не спрошу, кто она такая. Мне довольно видеть то, что я вижу.