Они болтали и одновременно шли по бесконечной ленте пола рубки «Товии», — словно белки в колесе.

— Да. Правду говоря, тогда я был прожорливым маленьким гаденышем, как и все мы. Нас было больше двухсот, все в одной куче. Разделения на группы — никакого. Страшно подумать, кем бы я стал, не усынови меня Тару…

— Вором и убийцей, конечно, — фыркнул Айэт. — И кончил бы свою жизнь в тюрьме, или того хуже. Я знаю. У нас… У! — он споткнулся о выступ экрана и сел, растирая отбитую босую ногу. — Больно, — Айэт зашипел, разминая пальцы. — А недавно я точно так же споткнулся, — и не почувствовал вообще ничего… хотя потекла кровь. С нами происходит что-то неладное, Анмай. Иногда мы не чувствуем боли. Иногда нас охватывает беспричинный страх. Иногда — беспричинная радость, или наслаждение. Наши волосы седеют…

— Хорошо хоть, не вылезают, — перебил его Вэру.

Айэт усмехнулся.

— Любой человек здесь бы давно сошел с ума… если бы не умер, конечно. А наша усиленная биохимия всё ещё держится… хотя и она уже начинает понемногу сдавать. Я боюсь даже думать о том, что творится внутри моего тела…

— Боюсь, мы заслужили всё это, — тихо сказал Вэру. — Уж я-то точно!

— Я тоже убивал невинных, Анмай, — Айэт говорил на удивление спокойно. — И лишь здесь понял, что Мэйат правы, — и миллион добрых поступков не оправдает одного злого. Всё совершенное нами зло навечно остается в нашей памяти, и будет преследовать нас, пока мы живы. По крайней мере, у нас это так. Как у других — не знаю!

Айэт хотел сказать ещё что-то, но ослепительная судорога пространства швырнула их на пол.

Очнувшись, Анмай понял, что ничего особенного не произошло, — просто «Укавэйра» вышла из своей Вселенной и теперь двигались в обычном Туннеле Дополнительности. Экраны словно протаяли, и по ним неслись мириады цветных искр. Они собирались в голубоватые облака и стремительно скользили сверху вниз. У Айэта вырвался радостный вскрик, тут же дополнившись другим, полным боли. Юноша согнулся пополам, держась за грудь.

— Ничего серьезного, — сказал он подошедшему Анмаю. — Просто мне надо немного полежать…

Когда они добрались до жилых комнат, Айэт с благодарностью отпустил руку Вэру и слабо улыбнулся.

— Я хочу побыть один. И… что бы ни происходило с тобой, — не поддавайся этому, ладно?

Анмай кивнул и не сводил с него глаз, пока за юношей не закрылась дверь. Потом его глаза невольно вернулись к стене-экрану. Из невидимой точки на него устремлялись мириады крохотных острых звезд… искр… целые плывущие облака и рои их. Путешествие вверх продолжалось. Не будет ли оно продолжаться вечность?

Ещё много позже.

Вновь на «Товии» царила абсолютная тишина. В мертвой глубине давно отключенных экранов мерцали рои крохотных серовато-бледных вспышек, складываясь в призрачный, текучий световой узор. Безмолвная Хьютай сидела над неподвижным телом Вэру. Анмай был жив, его грудь ровно вздымалась, но он спал… спал уже двое суток, и так крепко, что ей никак не удавалось его разбудить.

В последнее время на него всё чаще находили приступы этого Длинного Сна, — он погружался в него внезапно, на несколько суток, а проснувшись ничего не помнил. А может, и помнил, — но не желал говорить.

Иногда он шевелился и начинал бормотать. Хьютай вслушивалась очень внимательно, но ей ни разу не удалось разобрать слов. Было очень страшно сидеть вот так, в неверном, мерцающем свете, и слушать, как любимый медленно говорит что-то на совершенно непонятном языке, и лицо у него в эти минуты было совсем чужое. Порой ей казалось, что перед ней на силовой подушке лежит какое-то абсолютно незнакомое существо…

Она встряхнула головой, прогоняя наваждение. Слабый холодный ветерок шевелил её волосы и овевал голые плечи, лишь немного рассеивая удушающую жару. Но сильнее жары её душил страх, — она всегда боялась одиночества, и вот, — Анмай уснул, Айэт не отвечал на её вызовы, и даже «Товия» говорила так двусмысленно и странно, что она испугалась ещё больше. Похоже, их общее безумие, наконец, передалось и машине, без которой они мгновенно бы погибли.

Висящая на стене одежда Анмая неестественно отклонилась вбок, но Хьютай не ощущала давления, — она давным-давно привыкла ко всем этим странностям, и только страх не хотел уходить. Всё время Долгого Сна Анмая она сама спать не могла. Сон начался два дня назад, и это значило, что он продлится ещё столько же… по меньшей мере. Впрочем, спать ей уже не хотелось. Она знала, что продержится и эти два дня, и даже в несколько раз дольше, — её тело было хорошо приспособлено к таким испытаниям. По крайней мере, сейчас она ощущала себя бодрой, — сильнейшее нервное напряжение прогоняло сонливость. Анмай вновь что-то слабо, еле слышно сказал…

Хьютай прислушалась, потом вдруг вскочила и вышла, хлопнув дверью. У каждого есть последний барьер сопротивления, за которым он готов на всё, лишь бы избавиться от бессмысленного, душащего страха, и она этот барьер перешла. В конечном счете, Вэру ничего не грозило, — о нем заботились машины, и ей оставалось лишь смотреть… вот только делать это она больше не могла.

Она взглянула на тупо мерцавшую стену, и решительно толкнула дверь в комнату Айэта. Там было почти темно и пусто, — так пусто, словно здесь уже давно никто не жил. В рубке было светлее, но кроме мертвенного серого мерцания, живущего своей безумной жизнью, в ней ничего не двигалось. Хьютай вышла на середину зала и осмотрелась. Никого. Плиты люков, ведущих вниз, наглухо заперты, — впрочем, если бы Айэт попал туда, его мгновенно бы размазало по стенам. В бывшей крыше рубки были прорезаны ещё несколько дверей, ведущих в помещения для отдыха, но за какой из них Айэт? Она смотрела на них, пытаясь не угадать, а почувствовать, за какой же из них скрывается юноша. Вот дверь в ванные комнаты… в тренировочный зал… в оранжерею, где все растения давно повяли… ещё куда-то…

Хьютай решительно вошла в эту, последнюю дверь, — просто потому, что забыла, что за ней. Беззвучно ступая, она поднялась по металлической лестнице в дальней стене, толкнула ещё одну дверь… Теперь она была в бывшем лифтовом стволе, соединявшем основные жилые помещения над главной рубкой. Здесь уже очень давно никто не бывал, всюду лежала пыль.

Она осторожно пошла вперед, пробираясь среди труб, тянувшихся по ставшей полом стене. Изредка прямо под её ногами мелькал плоский колодец светового окна, мерцавший белесой танцующей мутью. Металл полыхал мертвенным жаром, но воздух был относительно прохладен, — все обитаемые помещения «Товии» охлаждались.

Вся невольно подобравшись, она прошла сотню метров, упершись в крышу шахты. Айэта нигде не было, но в стене зиял открытый проем ставшей люком двери. Заглянув туда, она увидела залитый неярким белым светом коридор. Свет явно кто-то включил. Не раздумывая больше, она прыгнула с трехметровой высоты. Во время короткого полета её неощутимо подтолкнуло в спину, пол бросился под ноги, подсек их…

Хьютай покатилась по нему, полежала минуту, и медленно поднялась, растирая отбитые локти и колени. Коридор выглядел странно, — белая стена с углублениями наглухо запертых дверей под ногами… вторая над головой… слева — серый бывший пол, справа — дымчатый светящийся потолок. Коридор таинственно изгибался, поднимаясь вверх и исчезая. Но тот, кого она искала, не прятался.

Айэт сидел, прислонившись к светящейся стене, и наполовину утонув в ней. Его белая туника сливалась с сияющей дымкой, и лишь смуглые руки и лицо, обрамленное черной гривой, резко выделялись. Он сидел, поджав ноги, положив на них скрещенные руки, и откинувшись назад. Его широко открытые большие глаза были неподвижны и пусты, лицо мертвенно-спокойно. Зрачки так расширились, что глаза юноши казались совершенно черными, чужими, пустыми и страшными, словно у трупа. Они не двигались, не моргали, и лишь их влажный блеск и медленно стекавшие по щекам слезы говорили, что Айэт жив.