Ощутив его присутствие, Айэт обернулся и затих. Лицо у него было мокрое. Несколько минут они растерянно смотрели друг на друга. Юноша молчал. У Вэру перехватило горло, и он тоже не мог ничего сказать.

— Айэт… что с тобой? — наконец, спросил он, понимая, что говорит совсем не то. Юноша молчал. — Ты… тебе плохо потому, что Ювана… осталась?

— Нет.

Айэт вытер слезы и поднялся. Он попробовал улыбнуться, но тщетно.

— Нет. Знаешь… я даже рад, что её нет здесь… что ей не приходится страдать, как нам. А я… сам пошел за тобой.

— Ты жалеешь об этом?

— Жалею? Разве в этом есть какой-то смысл? Нет. Я… — он замолчал, потом взглянул в глаза Вэру, и с усилием продолжил. — Давай будем честными друг с другом, Анмай. Ты думаешь, что это, — из-за неё? Нет, совсем нет. Просто я… мне вдруг стало так одиноко, а вы… — он смутился и смолк.

Анмай вздрогнул. Всего несколько минут назад они с Хьютай забыли обо всем, лаская друг друга. Он не представлял, сколько времени они провели в томном полузабытье — может, и часы. А в это время Айэт… Он опустил глаза. Юноша криво улыбнулся, заметив его смущение.

— Ты думаешь, я страдаю из-за того, что вы… нет. Просто я… пытался вспомнить, что делал, когда был Всесильной Машиной. И не смог вспомнить ничего. Совершенно ничего. Обрывки… сны… ничего, похожего на реальность. Потом я пытался вспомнить свое детство… и тоже… Я помню свой двор, свой дом, друзей, с которыми играл… но так, словно я сам их придумал, понимаешь? И здесь… Я пытаюсь вспомнить свои дни здесь, и не могу… не помню, чем я занимался, что говорил… дни, много дней… исчезли, не оставив ничего… словно меня в это время не было… совсем не было. С тобой не случалось подобного, Анмай?

— Нет, — с внезапным стыдом признался Вэру. — Я помню всё. Начиная с пыльной лампочки в доме, где я родился, и до… — он замолчал.

— Я тоже помню, — продолжил юноша. — Весь этот последний год перед моим воплощением, моим совершеннолетием, помню так реально, что переживаю заново, когда вспоминаю, — начиная от рождения Звезды Айэта… даже на несколько минут раньше, и до моего вступления в управляющую суть Линзы. Остальное — лишь туман, в котором плавают клочья, обрывки, осколки… я пытаюсь их собрать… и не могу. Словно… я жил всего один год из… из десяти тысяч. Когда я понял это, мне стало очень страшно, Анмай. Я знаю, помню, что сделал очень много, был… богом для множества миров, я правил ими… а теперь снова стал мальчишкой, и чувствую, что становлюсь… Нет ничего страшнее, чем терять память. Я умираю, Анмай… умирает мой разум… по частям… медленно… я просыпаюсь и чувствую… что не могу вспомнить… не могу даже мечтать… не могу вообще выжать из своей головы что-то новое, и тогда я понимаю… что это? Я схожу с ума, Анмай?

И вопрос, и лицо Айэта были столь жалкими, что Анмай застыл, чувствуя противную слабость, словно его сбросили с высоты. Он видел, что юноше очень плохо, но… Что угодно, но только не это. Видеть, как медленно угасает, превращаясь в бессловесное создание, его единственный друг… Он скорее убьет его, но не даст превратиться в растение…

При мысли, что он действительно может сделать это, Вэру охватил дикий страх, — и, как это порой с ним бывало, именно страх прояснил его сознание.

— Сколько уровней было в энергораспределительной сети Линзы? — вдруг спросил он.

— Восемнадцать, — мгновенно ответил Айэт. — И… — он прижал руку ко лбу. — Похоже, я ещё не совсем отупел. Я помню… Наверное, это всё от безделья и тоски! Я просто не помню, сколько лет назад я делал что-то полезное… для других, не ради собственного удовольствия… А тут нет никаких дел! Ничего… лишь развлечения! Безделье — худшая из пыток, оно может свести с ума… незаметно. Знаешь, как я от него спасаюсь? Мне стыдно говорить это, но я всё же скажу. Играю на флейте… часами напролет, хотя способностей у меня… слушать не советую. Но всё же, что-то свое… — он с яростью прошелся по залу, пнул выступавшую кромку экрана, поджал босую ногу, зашипев от боли, внезапно потерял равновесие и упал.

Анмай подбежал к нему, приподнял… Обняв Айэта, он ощутил, что под руками — почти одни кости.

— Когда ты ел в последний раз? — спросил он юношу.

— Кажется… кажется вчера… я не помню… мне не хочется… ничего не хочется. Зато мне страшно, — каждый день, каждый час, когда я сплю, просыпаюсь, ем — всегда! — он вырвался и отошел.

— Надо получше питаться, — заметил Анмай, глядя на его худую фигуру.

— Я знаю! — Айэт мотнул головой, совсем как капризный ребенок.

Через миг он упал на колени, отчаянно борясь с тошнотой.

— Вот…! — неожиданно грубо заявил он, и вдруг тихо добавил. — Совсем забыл. Мне надоело контролировать каждое движение, надоело думать, что поесть мало, — главное удержать пищу в желудке… надоело думать, что в любой миг я могу умереть, и даже не замечу, что меня уже нет. В этой проклятой жаре я ни разу не спал по-настоящему, — одни урывки, клочки забытья, во время которых боишься не проснуться… а потом голова словно ватой набита. В неё лезут всякие странные мысли… и я боюсь, что когда-нибудь не смогу сдержать их…

— Почему же ты не… уснешь? В кристаллической матрице ты ничего не почувствуешь. Когда придет срок, — мы тебя разбудим. Для тебя даже времени не будет, — закрыл глаза, открыл… и всё.

— А почему не спите вы? — Айэт вдруг усмехнулся. — Вам же не легче! А я выдержу всё, что выдержите вы, если ты это имеешь в виду. В классе я был самым выносливым… хотя и не самым сильным, — он вновь усмехнулся. — Можешь назвать это глупым мальчишеством, но я не хочу терять ни часа моей жизни. Такого дальнего полета и с такой целью ещё не было за всю историю мирозданий. Я хочу завершить его, пережить и запомнить… пусть даже рассказать будет некому! Только… всё чаще мне кажется, что однажды я проснусь, — а в моей голове ни одной мысли, ничего. Я есть, — и меня нет. Этого-то я и боюсь. А чего боишься ты? — вдруг спросил он.

Анмай смутился.

— Понимаю… С ней происходит то же, что и со мной?

— Да, — неожиданно для себя признался Анмай. — Пусть слабее… и в другой форме… Она пытается отвлечься… и я тоже… — он смолк.

— Понятно, — Айэт вздохнул. — Кто бы мог подумать, что единственного непутевого сына непутевых родителей занесет в… — не найдя нужного слова, он усмехнулся и махнул рукой. — Знаешь, я думаю… будь здесь ещё несколько файа, перенести всё это было бы гораздо легче… а может, и нет. Скорее, мы бы все передрались… я порой сам чуть на собственную тень не бросаюсь. Так что мне легче от мысли, что кроме нас тут никого нет.

— Мне тоже.

Анмай задумался. Ему казалось, что всё вокруг расплывается в мягком тумане. Он сел на пол и закрыл глаза. Айэт с любопытством следил за ним.

— Знаешь, что со мной происходит? — спросил Анмай не открывая глаз. — Порой я чувствую… наверное, это всплывает оттуда, из Неделимой Сущности… мне снится… я начинаю вспоминать… или думаю, что вспоминаю… обрывки чужой, не моей жизни… которую я не могу понять. А порой мне кажется, что вся моя жизнь, вся… вся Реальность, — лишь чей-то сон, и на самом деле всё совершенно другое. Совершенно. Но какое? Эти сны о непредставимой реальности мучили меня, когда мне было лет девять… после того, как меня избили до полусмерти… это странно, ведь меня били по пяткам и спине, а вовсе не по голове. Я забыл о них… очень давно забыл… но они вернулись. И теперь мне кажется, что мой сон подходит к концу. Скоро я проснусь… навеки, в той реальности… и вся моя жизнь, — теперешняя, — рассеется, как сон. Похоже, это происходит со всеми нами… только по-разному. И от нас это не зависит. Неважно, сопротивляемся мы, или нет.

— А Хьютай? — мгновенно спросил Айэт.

Анмай поднял голову.

— Хьютай? Она ничего не говорит мне. Она лишь пытается отвлечься… и это очень хорошо у неё получается. У каждого из нас своё безумие, Айэт. Не стоит больше об этом говорить.

— Да. Только молчать об этом ещё хуже.

— …Так твой старший брат разбил тебе скулу за то, что ты съел весь его завтрак? — Айэт усмехнулся.