Андрей заказал легкую закуску, вино, но сам пить не стал. И от этого у Алены, словно она выпила залпом всю бутылку, вдруг закружилась голова: он бережет себя, бережет для нее!

Ужин подошел к концу. Алена положила свою ладонь на ладонь Андрея — почувствовала, как его рука слегка дрогнула — и сказала:

— Дай мне ключ, я поднимусь в номер, а ты — потом.

Хохлачев молча протянул ей магнитную карту-ключ от номера.

Алена приняла душ, волосы мочить не стала, насухо вытерлась, чувствуя, как горит ее тело, горит снаружи, горит изнутри. Она, щелкнув задвижкой на входной двери, быстро прошла в комнату и нырнула под прохладное одеяло, как под нежную океанскую волну, и замерла.

В ту же секунду дверь открылась. Андрей, конечно, ждал уже в коридоре, когда она впустит его в номер. Через минуту послышался шум воды. А еще через десять минут невыносимого, пожирающего плоть ожидания послышались его шаги.

Она лежала к нему спиной, когда он осторожно скользнул под одеяло и дотронулся до ее плеча.

Алена повернулась к Андрею лицом.

— Пожалуйста, будь со мной ласковым, — попросила она.

Алена была уверена, что ее ждет то же, что она испытывала с Ромой — восторг, горение, провал, Да, она была все та же. Но тот, кто распоряжался ее телом, был совсем другой. Он понимал ее без слов. Но сам был щедр на ласковые, сводящие с ума слова. Делал только то, что она хотела. Точнее, Алена поняла потом, что он делал то, что она сама попросила бы его сделать, если бы только знала заранее, какое удовольствие это сулит.

Ее тело плавилось под его руками, оно то пело сладкий нескончаемый мотив, то взрывалось мощным аккордом не испытанного еще никогда наслаждения. Кажется, она кричала. Кажется, на несколько секунд потеряла сознание. Кажется, она была уже в Раю и ни за что не хотела возвращаться на землю.

Он делал все, что мог, все, что знал, что дал ему его небогатый, может быть, опыт. Но его счастье было в том, что ничего из того, что он предлагал ей, не оскорбило Алену, и было именно тем, в чем нуждалось ее тело, ее душа, все ее потайные «я».

Ее тело горело в его руках, и от этого он сам горел изнутри испепеляющим огнем. И было только одно желание: выплеснуть этот огонь наружу. И успокоиться навсегда. Но он думал о ней. Он ждал. Сердце его готово было разорваться, не выдержав колоссальных нагрузок. Но он ждал. И только тогда, когда Алена забилась в конвульсиях, а из груди ее вырвался крик, он разрешил себе последовать за ней. Кажется, он кричал. Кажется, он на несколько секунд потерял сознание. Кажется, он попал в то пространство-время, откуда никто никогда не вернулся бы по своей воле.

Минут двадцать они лежали на спине, оглушенные, изумленные, приятно опустошенные, еще и еще раз переживая то, что с ними произошло.

— Если бы я знала, что это будет так хорошо, я бы отдалась тебе в первый же день знакомства, — наконец сказала она и повернулась на бок, лицом к нему.

— Если бы я знал, что это будет так хорошо, — ответил он, пьянея от ее взгляда, — я бы никогда не притронулся к тебе даже пальцем.

— Вот как?! — удивилась Алена. — Объяснись.

— Я «подсел» на тебя. Знаешь такое выражение?

— Знаю, — ответила она и сразу вспомнила Рому. Он тоже «подсел» на нее, в тот момент, когда она вычеркнула его из своей жизни… Точнее, когда он сам, не желая того, вытравил себя из ее сердца, из ее души.

— Один раз не в счет… — проговорила Алена. — Ты свободен. Забудем… Разбежимся…

— Это невозможно… Зачем тогда жить, если забывать такое?

Она повеселела.

— Знаешь, а я ведь в детстве была нифилеткой.

— Это как?

— Ну, есть нимфетки — от «нимфы», а есть нифилетки — от «нифиль» — ничего… Ничего из себя не представляла. Мальчишки в упор меня не замечали. Только мой сосед по парте, Лешка Васильков, оказывал мне знаки внимания… То за хвостик дернет, то кулаком в бок ткнет… А потом в десятом все вдруг изменилось. Был конкурс «Девушка школы», и я, к своему удивлению, заняла первое место. Тогда я задрала нос и решила, что место мне не где-нибудь, а в Москве — на сцене столичного театра. Получила аттестат — и поехала… Ну, а в поезде я встретила…

Алена замолчала.

— Его звали Рома?

— Нет больше никого по имени Рома! — воскликнула она. — Во всем мире есть только один мужчина и зовут его — Андрей!

Андрей почувствовал себя уязвленным. Все-таки у них что-то там было… А у него разве не было?..

И, словно отгадав направление его мыслей, Алена приторно ласково, с ехидцей в голосе, спросила:

— А как звали ее?

— Кого?

— Ну, ту… Седьмую… Последнюю…

— Теперь ты мне до самой смерти будешь это вспоминать. Я жалею, что сказал тебе правду…

— Правду?! А может правда — это амурный список, которому позавидуют Дон Жуан, Казанова и два Александра Сергеевича — Пушкин и Грибоедов?

— Кстати, о Грибоедове, — ухватился Андрей за спасительный предлог, чтобы ускользнуть от неприятной темы. — Известно ли тебе, дорогая, что писатель Гончаров после романа «Обыкновенная история», без перерыва на амуры, тужуры и бонжуры, стал писать следующую книжку под названием «Обрывов»? Но у него ничего не получилось. Он взялся за другую книгу под названием «Облом». И опять ничего не вышло. Тогда он позволил себе немного амура, тужура, бонжура, поменял названия, и у него получились два прекрасных романа «Обломов» и «Обрыв»…

— Не пытайтесь, дорогой товарищ, заговорить мне зубы…

— Такие ровные, белые, по которым так приятно скользить языком… Есть другая версия…

— А ты слышал, что есть версия, по которой Отелло был на самом деле женщиной? Но пьесу запретил сам король из этических соображений. И тогда Шекспир, дабы не пропадало добро, сделал из Отелло мужчину.

— Серьезно? — удивился Андрей.

— Серьезно! — воскликнула Алена, молниеносно забралась к нему на грудь и схватила Хохлачева за горло двумя руками.

— Говори, несчастный, что ты в них находил такого, чего нет в других бабах? — с деланной угрозой в голосе проговорила она. — Не то задушу!

— Пусти, Отелло, — прохрипел он. — И вправду задушишь…

Алена разжала пальцы, но с Андрея не слезла, а легла на него сверху, широко раскинув руки.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — тихо сказала она, положив голову к нему на грудь. — Тук, тук, тук… И я чувствую, как мое сердце бьется вместе с ним удар в удар… А ты?.. Чувствуешь?

Андрей положил ладонь на голову Алены и стал осторожно гладить, ощущая под рукой приятную шелковистость волос. Она уткнулась носом в его грудь, глубоко вдохнула запах его тела…

— Знаешь, — сказал он, — раньше я говорил себе, что мне нужна женщина-вещь, которая никогда не путается под ногами и в то же время всегда под рукой… — Алена куснула его за сосок. — Понимаю, — отозвался Андрей. — Позиция эгоиста… Но теперь, когда я встретил тебя… Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, потому что, даже когда ты рядом, мне все равно не хватает тебя… Хочу сказать тебе одну вещь…

Андрей замолчал и тут же встрепенулся.

— Что же я болтаю, а про сюрприз забыл… Я загадал: если произойдет… И это произошло…

Алена сползла с его груди, легла рядом. Она была разочарована. Вещь, которую хотел сказать Андрей, наверняка было признание в любви. Но признание не состоялось. Почему? Что помешало ему сказать: я тебя люблю?

— Минуточку, — сказал Андрей, откинул одеяло и, ничего не набросив на себя, направился к шкафу, где были сложены их дорожные сумки.

Алена впервые увидела Хохлачева в полный рост, обнаженного. Мышцы Андрея были «накачаны», но не сверх всякой меры, как у культуристов. Алена скользнула взглядом по хорошо разработанной спине (под правой лопаткой белела полоска шрама, сантиметров десять), по узким бедрам, крепким ягодицам, сильным ногам… На все это ей было странно, но очень приятно смотреть. Свет от ночной лампы делал тело Андрея рельефней, отчего он напоминал ожившую античную бронзовую статую.

Хохлачев нагнулся, расстегнул одну из сумок и стал что-то искать.