А Майлз, наверное, открывает им письма или чистит ногти.

И когда и как он умудрился захватить корабль? Почему-то она была уверена, что он не просто так выхватил из воздуха подходящую метафору.

Она непроизвольно фыркнула от смеха. Если они когда-нибудь увидятся вновь, она сможет ему сказать: «Не стоит бывшим секретным агентам писать письма под дозой суперпентотала».

Хотя если у него и правда случился острый приступ правдивости, как быть с частью, начинающейся со слов «я люблю вас»?. Она перевернула письмо и снова перечитала этот кусок. Четыре раза подряд. Компактные, квадратные, характерные буквы, казалось, дрожали перед глазами.

Перечитав письмо в очередной раз, она поняла: чего-то в нем все-таки недостает. Признаний в избытке, но нет ни одной просьбы о прощении или об искуплении, никаких попыток вымолить разрешение позвонить ей или увидеться с ней снова. Никакой мольбы, требующей от нее хоть какого-то ответа. Такая недоговоренность была очень странной. Что это значит? Если это какой-то особый шифр СБ, то ключа к нему у нее нет.

Возможно, он не просит о прощении, потому что не надеется его получить. Казалось, этот бесстрастный, сдержанный пассаж в тексте был рассчитан на то, что ничто не изменится. Или на самом деле он просто слишком мрачно-высокомерен для того, чтобы умолять? Гордость или отчаяние? Что? Хотя, возможно, и то и другое сразу. Распродажа! промелькнуло в ее мозгу, только на этой неделе – два греха по цене одного! Это… это почему-то звучало очень по-майлзовски.

Ее мысли вернулись к прежним, горьким ссорам с Тьеном. Как она ненавидела этот ужасный танец между разрывом и возвращением, сколько раз она проходила через него. Если вы в конечном итоге собирались друг друга простить, почему бы не сделать этого сразу и не избежать многих дней скручивающего внутренности напряжения? Прямо от греха до прощения, минуя промежуточные шаги, без раскаяния, без задабривания… просто взять и простить. Но они вели себя иначе. Более того, они каждый раз словно возвращались к исходной точке. Может, именно поэтому казалось, что их хаос все время идет по замкнутому кругу? Наверное, они недостаточно усвоили урок, не уделив должного внимания именно этим тяжелым промежуточным шагам.

Совершив настоящую ошибку, что же делать дальше? Как сбежать из того жуткого места, где сейчас находишься, и не вернуться обратно? Потому что на самом деле вернуться нельзя никогда. Время стирает тропу за твоими следами.

Что бы ни было, возвращаться она не желает. Не хочет ни знать меньше, ни сделаться меньше сама. Не хочет, чтобы эти слова никогда не были сказаны… она судорожно прижала письмо к груди, а затем разложила бумагу на столе и тщательно разгладила все складки. Ей просто хочется, чтобы больше не было больно.

Нужно ли ей будет дать ответ на его гибельный вопрос, когда они увидятся в следующий раз? Или по крайней мере, знать, что ответить? Существует ли иной способ сказать ему я вас прощаю, нежели ответить Да, навсегда – или третьего не дано? Ей отчаянно захотелось, чтобы это третье появилось у нее уже сейчас.

Я не могу ответить сразу же. Просто не могу.

Масляные жуки. Она может заняться масляными жуками…

Голос тети, окликающей ее по имени, разрушил кружение мыслей Катерины. Дядя с тетей уже должны вернуться с обеда. Она торопливо засунула письмо обратно в конверт, снова спрятала его во внутренний карман жакета и потерла глаза. Она попыталась придать лицу хоть какое-то выражение – но все они походили на маски.

– Уже иду, тетя Фортиц, – отозвалась она, встала, забрала совок, отнесла сорняки на компостную кучу и пошла в дом.

Дверной звонок в квартире Айвена ожил в тот момент, когда тот одновременно пытался отхлебнуть из первой за это утро чашки кофе и застегнуть рукава форменной рубашки. Гости, в такой-то час? Озадаченный и заинтригованный, он направился к входной двери.

Стоило Айвену только зевнуть, прикрыв рот рукой, как дверь отползла в сторону, а за ней оказался Байерли Форратьер. Именно поэтому тот и успел сунуть ногу в дверной проем прежде, чем Айвен дотянулся до клавиши «Закрыть». Увы, сработал сенсор безопасности, и дверь замерла, не успев раздавить Баю ступню. Айвен испытал мимолетное сожаление, что кромка двери обтянута скругленным резиновым уплотнителем, а, скажем, не выполнена в виде бритвенно-острого лезвия.

– Доброе утро, Айвен, – протянул Бай сквозь щель шириной в ботинок.

– Какого дьявола тебе надо в такую рань? – с подозрением спросил Айвен.

– Столь поздно, – поправил Бай с легкой улыбкой.

Ну, это звучит несколько осмысленнее. При ближайшем рассмотрении вид у Бая оказался слегка помятый – небрит, глаза покраснели.

Айвен твердо сказал: – Ничего не желаю больше слышать о твоем кузене Доно. Уходи.

– Вообще-то речь идет о твоем кузене Майлзе.

Айвен кинул взгляд на свой церемониальный парадный меч, торчащий из приспособленной им под стойку для зонтиков гильзы старинного артиллерийского снаряда. Интересно, если опустить его с размаху на выставленную ногу Бая – не отпрянет ли тот назад? Тогда появится возможность снова закрыть и запереть дверь. Но от дверного проема до стойки не дотянуться. – И про моего кузена Майлза я тоже ничего слышать не желаю.

– Есть нечто, что, на мой взгляд, ему стоит знать.

– Прекрасно. Тогда отправляйся и расскажи это ему сам.

– Я… на самом деле, учитывая все обстоятельства, мне бы этого не очень хотелось.

Прекрасно налаженный датчик дерьма в отдаленном уголке мозга Айвена, обычно в этот час не задействованном, замигал красным. – О? И что за обстоятельства?

– О, знаешь… деликатность… уважение… семейные чувства…

Айвен грубо фыркнул.

– … то, что он владеет ценным голосом в Совете Графов… – спокойно продолжил Бай.

– Доно хочет добыть себе голос дяди Эйрела, – подвел итог Айвен. – Формально. Он вернулся в Форбарр-Султану четыре дня назад. Отправляйся и попробуй-ка достать его. – Если посмеешь.

Бай оскалил зубы в сочувственной ухмылке. – Да, Доно рассказал мне все о его величественном прибытии и о соответствующем великом исходе. И как только ты сумел выбраться невредимым из этой катастрофы?

– Заставил оруженосца Ройса выпустить меня через заднюю дверь, – коротко объяснил Айвен.

– А, понятно. Без сомнения, весьма благоразумно. Но в любом случае, граф Форкосиган дал всем понять, что оставляет свое право голоса на усмотрение сына в девяти случаях из десяти.

– Это – его дело. А не мое.

– А у тебя не осталось больше кофе? – Бай с тоской поглядел на чашку в его руке.

– Нет, – соврал Айвен.

– Тогда, может, ты будешь так добр сделать для меня еще? Давай, Айвен, я взываю к твоей всегдашней гуманности. Ночь выдалась очень долгая и утомительная.

– Уверен, в Форбарр-Султане уже открылась пара-другая местечек, где ты бы мог заказать себе чашку кофе. По дороге домой. – Может, зря он оставил меч в ножнах?…

Бай вздохнул, скрестил руки на груди и прислонился к дверному косяку, словно готовясь к долгому разговору. Ногу он так и не убрал. – Какие у тебе в последние дни новости от твоего кузена Лорда Аудитора?

– Никаких.

– И что ты об этом думаешь?

– Когда Майлз решит, что именно я должен думать, то, не сомневаюсь, он мне это сообщит. Как у него это водится.

Губы Бая дернулись в ухмылке, но он сдержался. – Ты пытался поговорить с ним?

– Я что, выгляжу таким кретином? Ты слышал про прием. Этот парень потерпел крах и погорел. Много дней он будет просто невыносим. Спасибо, пусть на этот раз его голову под водой подержит тетя Корделия.

Бай приподнял брови, видимо расценив это последнее замечание как забавную метафору. – Вот-вот. Маленькие ошибки Майлза еще можно исправить, если верить словам Доно, а он куда тоньше разбирается в женщинах, чем мы, – лицо Бая сделось сонным, он полуприкрыл глаза. – Но они вот-вот сделаются фатальными, если ничего не предпринять.