Пожалуй, на сегодня его светские обязанности были выполнены. Майлз с определенным достоинством встал, попрощался с каждым и вежливо предложил Марсии и Оливии подвезти их. Оливия осталась со своей подругой-графиней, но Марсия поймала его на слове.

Когда Пим открыл перед ним заднюю дверцу лимузина, Майлз поглядел на своего оруженосца с подозрением. Он всегда приписывал сверхъестественные способности Пима к коллекционированию сплетен, столь ценные с учетом новой должности Майлза, прежнему опыту работы того в СБ. Майлз не до конца осознавал, что Пим мог ими меняться. Пим, заметив этот взгляд, но не зная его причины, сделался еще чуть вежливее обычного, но, казалось, ничем иным не отреагировал на неудовольствие своего лорда.

Майлз расположился вместе с Марсией в заднем отделении лимузина. Пока машина двигалась от особняка Форбреттенов вниз к Звездному Мосту, Майлз всерьез обдумал идею, не задать ли ей хорошую головомойку за то, что она на глазах у Форбреттенов высмеяла его отношение к Катерине. Он это мог – он теперь был Имперским Аудитором, божьим – или, по крайней мере, императорским – соизволением. Но тогда он ничего бы больше от нее не узнал. И он сдержался.

– Как Форбреттены держатся, на твой взгляд? – спросил он.

– Делают хорошую мину при плохой игре, – пожала она плечами, – но, думаю, их это здорово потрясло. Рене полагает, что скорее всего проиграет дело и потеряет графство, а вместе с ним – все.

– Я тоже так и понял. Но он действительно проиграет, если не приложит больше сил, – нахмурился Майлз.

– Он ненавидит цетагандийцев с тех пор, как его отец погиб в войне за Ступицу Хеджена. Тасия говорит, его пугает одна только мысль о том, что в нем есть что-то от цетагандийцев. – Помолчав мгновение, она добавила. – Думаю, она этим тоже капельку напугана. Я имею в виду… теперь мы знаем, откуда у этой ветви Форбреттенов после Оккупации внезапно обнаружился такой выдающийся музыкальный талант.

– Я тоже заметил. Но она, кажется, держится за него. – Ужасно думать, что это несчастье может стоить Рене не только его положения, но и брака.

– Она тоже приложила немало усилий. Ей нравится быть графиней. Оливия рассказывает, что когда они вместе учились в школе, другие девочки иногда из зависти делали Тасии гадости. То, что Рене выбрал ее, оказалось для нее большой поддержкой, и все остальные понимали, что не последнюю роль в этом сыграло ее великолепное сопрано. Она обожает его.

– Ты думаешь, их брак выстоит? – с надеждой спросил он.

– Гм…

– Гм…?

– Вся эта история началась как раз тогда, когда они собирались завести младенца. И пока они этого не сделали. Тасия… не говорит об этих вещах. Она готова болтать о чем угодно, но только не об этом.

– О, – Майлз попробовал разобраться, что же это значило. Звучало не очень обнадеживающе.

– Теперь, когда все стало известно, почти никто из прежних друзей Тасии – кроме Оливии – ее не навещает. Даже сестры Рене прибегают к каким-то предлогам не делать этого – хотя, наверное, по совершенно другим мотивам. Похоже, никто не хочет смотреть ей в глаза.

– Если проследить достаточно далеко, так мы все происходим от инопланетников, черт возьми, – проворчал Майлз расстроено. – Что значит одна восьмая? Оттенок. Почему из-за этого надо смещать с поста одного из лучших наших людей? Компетентность должна значить хоть что-то.

– Если ты хочешь сочувствия, Майлз, ты обратился не по адресу, – криво усмехнулась Марсия. – Будь я дочкой графа, не важно насколько я была бы компетентна, я бы его титула не унаследовала. И самые блестящие в мире способности не имели бы здесь никого значения. Если ты только сейчас выяснил, что этот мир несправедлив, то ты, в общем, слишком поздно это понял.

– Для меня не это новость, Марсия, – скривился Майлз. Автомобиль уже подъезжал к дому коммодора Куделки. – Но раньше правосудие не было моей работой. – И власть далеко не так всесильна, как это выглядит со стороны. – Но, наверное, в этой проблеме я бы тебе помочь не смог, – добавил он, – Я не хочу снова видеть в барраярском своде законов права наследования по женской линии, и по весомым личным причинам. Например, я хочу выжить. Мне очень нравится моя работа. И оказаться на месте Грегора мне не хочется.

Он открыл дверцу, и Марсия выбралась из машины, благодарно помахав ему рукой – это было «спасибо» и за поездку, и за его последние слова. – Увидимся на твоем званом ужине.

– Передай мои наилучшие пожелания коммодору и Дру, – крикнул он ей вслед.

Она стрельнула в его сторону через плечо ослепительной улыбкой Куделок и убежала прочь.

Марк мягко положил флаер на крыло, чтобы сидящие сзади пассажиры – Карин и госпожа Форсуассон – смогли насладиться наиболее впечатляющей панорамой Хассадара, столицы Округа Форкосиганов, сверкающего на горизонте. Погода им благоприятствовала – прекрасный солнечный день, сулящий наступление близкого лета. Флаер Майлза был просто великолепен: обтекаемый, быстрый и маневренный, разрезающий мягкий теплый воздух, и что самое замечательное – его управление точно подстроено под человека марковского роста. Пусть даже сиденье немного узко. Все сразу получить невозможно. Например, Майлз вообще больше не может пользоваться этой штукой. Марк ухмыльнулся и отставил эту мысль в сторону.

– Прекрасные места, – заметила госпожа Форсуассон, прижимаясь лицом к стеклу дверцы, чтобы все получше рассмотреть.

– Если бы Майлз слышал ваши слова, он был бы польщен, – аккуратно поощрил Марк подобный ход мыслей. – Он сильно привязан к этим местам.

Конечно, в свете этого утра – в буквальном смысле слова – все представало перед глазами в наилучшем виде. От края до края колыхалось лоскутное одеяло весенней зелени ферм и лесов – возделывать лес было таким же тяжким трудом, как и обрабатывать почву на полях. Зеленый цвет разбавляли и подчеркивали хаотично разбросанные мазки красно-коричневой барраярской растительности: в оврагах, у истоков ручьев и вдоль неиспользуемых склонов.

Энрике, тоже прижавший нос к стеклу, заметил: – Я ожидал от Барраяра совсем другого.

– А чего вы ожидали? – с любопытством спросила госпожа Форсуассон.

– Я представлял себе километры плоского серого бетона. Военные казармы и людей в форме, марширующих вокруг строевым шагом.

– С точки зрения экономики по отношению к поверхности целой планеты это маловероятно. Хотя униформа у нас есть, – признал Марк.

– Но когда число её разновидностей достигает нескольких сотен, она уже вообще не выглядит униформой. К тому же некоторые из оттенков ваших мундиров слегка… неожиданны.

– Да, мне жалко тех графов, которым пришлось выбирать их родовые цвета в последнюю очередь, – согласился Марк. – Наверное, Форкосиганы оказались где-нибудь в середине. Думаю, коричневое с серебром – это неплохо, но я не могу не ощущать, что мужчине в синем с золотом или в черном с серебром портновское искусство дает некое преимущество. – Он мог бы представить, как он, в черно-серебряной форме, держит под руку высокую и светловолосую Карин…

– Могло быть и хуже, – бодро заметила Карин. – Представь себя в мундире младшего лорда Дома бедняги Форхаропулоса – болотный с алым, а, Марк?

– Будто светофор в сапогах, – скривился Марк. – И я постепенно понял, что хождения строем тоже недостает. Скорее, вокруг тебя безо всякого порядка топчется стадо. Я сперва был… почти разочарован; я хочу сказать, если даже забыть про вражескую пропаганду, это ведь совсем не соответствует имиджу, который пытается поддерживать нынешний Барраяр, верно? Хотя теперь мне это даже почти нравится.

Флаер заложил еще один вираж.

– А где печально известная радиоактивная территория? – спросила госпожа Форсуассон, вглядываясь в меняющийся пейзаж внизу. Три поколения назад цетагандийцы уничтожили прежнюю столицу Округа, Форкосиган-Вашный, и это проделало дыру в самом сердце форкосигановских владений.