– Он украл мою победу, – раздраженно проговорил Майлз, – точно так же, как если бы он смошенничал, чтобы выиграть. И отравил сомнением все мои будущие истинные победы. Я имел право взбеситься.
Мать спокойно выжидала.
Его озарило. Даже плотно закрыв глаза, он не мог укрыться от этой ослепляюще яркой вспышки.
– Ох. Не-е-е-т, – глухо простонал Майлз, уткнувшись лицом в диванную подушку. – Я именно так с ней поступил?
Безжалостные родители позволили ему самому повариться во всем этом – молчание было более пронизительно-резким, чем любые слова.
– Я сделал это с ней… – простонал он жалобно.
Жалости, похоже, не предвиделось. Он прижал подушку к груди. – О, Боже. Именно это я и сделал. Она сама мне сказала. Она сказала, что сад мог бы быть ее подарком. А я отнял его у нее. Тоже. А теперь в нем нет смысла, потому что она просто ушла. Я думал, она принялась со мной спорить. Я был так рад, потому что думал, что если только она станет обсуждать это со мной…
– … то ты можешь победить? – сухо продолжил граф.
– Э-э… да.
– Ох, сын, – граф покачал головой. – Бедный мой сын. – Майлз не совершил ошибки, приняв эти слова за выражение сострадания. – Единственный путь выиграть эту войну – начать с безоговорочной капитуляции.
– Заметь, это относится к вам обоим, – заключила графиня.
– Я пробовал сдаться! – возразил Майлз отчаянно. – Но она не брала пленных! Я пытался заставить ее топтать меня, но она не стала. У нее для этого слишком много достоинства, она слишком… слишком сверх-светская, слишком, слишком…
– Слишком умна, чтобы опуститься до твоего уровня? – предположила графиня. – Бог ты мой. Похоже, эта Катерина начинает мне все больше нравиться. И нас с ней даже толком друг другу не представили. «Я хотел бы познакомить вас – она уходит»! – по-моему, это слегка… усеченная процедура.
Майлз впился в нее пронзительным взглядом, но долго выдержать не смог. Уже тише он добавил, – Сегодня днем она прислала мне обратно все планы сада, по комму. Как и обещала. Я настроил комм на звуковой сигнал, если от нее что-то придет. Я, черт побери, чуть насмерть не разбился, бросившись к машине. А там был просто пакет данных. Даже без личного примечания. «Сдохни, мерзавец» было бы лучше, чем это… это ничто. – Удрученная пауза, и он взорвался: – И что мне теперь делать?!
– Это что, риторический вопрос, для пущего драматического эффекта – или ты на самом деле просишь у меня совета? – ядовито вопросила мать. – Потому что я не собираюсь впустую сотрясать воздух, пока ты наконец не начнешь слушать внимательно.
Он открыл рот для разгневанного ответа – и закрыл его. В поисках поддержки Майлз кинул взгляд на отца. Тот вежливо указал открытой ладонью в сторону матери. Интересно, на что это может быть похоже – так привыкнуть работать с кем-то в паре, словно у вас телепатическая связь? У меня никогда не будет шанса выяснить это. Если не…
– Я весь внимание, – покорно произнес он.
– Эту… самое мягкое слово, какое я могу к этому подобрать – «грубая ошибка» -– совершил ты сам. Ты должен ей извинение. Так сделай это.
– Как? Она абслютно ясно дала понять, что не хочет разговаривать со мной!
– Боже правый, Майлз – не лично. К тому же не верю, что ты снова не начнешь молоть языком и все себе не испортишь. Еще раз.
Что это с моими родственниками? никто из них не верит в…
– Даже разговор по комму слишком назойлив, – продолжала она. – А уж отправиться к Фортицам лично было бы настоящим нападением.
– Разумеется, он так и собрался сделать, – пробормотал граф. – Генерал Ромео Форкосиган, ударная сила из одного человека.
Графиня ответила ему едва заметным взмахом ресниц.
– Нужно что-то куда более поддающееся контролю, – продолжала она объяснять Майлзу. – Полагаю, все, что ты можешь сделать – написать ей записку. Короткую, лаконичную записку. Понимаю, что ты не очень хорошо умеешь изображать уничижение, но предлагаю тебе проявить себя.
– Думаешь, сработает? – Слабая надежда сверкнула на дне глубокого, глубокого колодца.
– Речь не о том, чтобы что-то сработало. Ты не должен строить планы – любовные или военные – по отношению к бедной женщине. Ты отошлешь извинение, потому что должен это и ей, и своей собственной чести. Точка. В противном случае не стоит беспокоиться.
– Ох, – произнес Майлз еле слышно.
– Игра в шары, – сказал его отец. Напоминая.
– Нож уже в ране, – вздохнул Майлз. – По рукоять. Не стоит его еще и поворачивать. – Он искоса поглядел на мать. – Записку лучше написать от руки? Или мне просто послать сообщение по комму?
– Думаю, ты только что ответил на собственный вопрос. Если твой отвратительный почерк стал получше, то это станет, наверное, милым штрихом.
– К тому же это показывает, что ты написал письмо сам, а не продиктовал секретарю, – заметил граф. – Или, что еще хуже, секретарь составил это по твоему распоряжению.
– Секретаря у меня пока нет, – вздохнул Майлз. – Грегор не дал мне достаточно работы, чтобы оправдать его наличие.
– Работа Аудитора начинается тогда, когда в Империи случается тяжелый кризис. Так что не могу искренне пожелать тебе побольше нагрузки, – заметил граф. – Но, несомненно, после свадьбы дел у тебя прибавится. Зато со свадьбой, я бы сказал, будет еще на одну проблему меньше, благодаря той хорошей работе, которую ты проделал на Комарре.
Он на секунду поднял глаза, и отец ответил ему понимающим кивком; да, вице-король и вице-королева Сергияра определенно входили в узкий круг лиц, полностью осведомленных о недавних событиях на Комарре. Грегор, несомненно, переслал вице-королю для ознакомления копию закрытого аудиторского доклада Майлза. – Ну… да. По крайней мере, поступи заговорщики так, как намеревались, и в этот день было бы убито несколько тысяч невинных людей. Что, мне кажется, омрачило бы торжества.
– Тогда ты заслужил немного отдыха.
Графиня на мгновение выглядела углубившейся в себя. – А что заслужила госпожа Форсуассон? Мы попросили ее тетю рассказать о случившихся с ними событиях с точки зрения свидетеля. Судя по рассказу, устрашающий опыт.
– Официальную благодарность всей Империи, вот что она должна была заслужить, – сказал Майлз; от напоминания стало только хуже. – А вместо этого все было глубоко-глубоко похоронено под грифом секретности СБ. И никто никогда об этом не узнает. Вся ее храбрость, все ее хладнокровные и умные действия, даже весь ее героизм, черт возьми, просто… исчезли. Это нечестно.
– В критический момент каждый делает то, что должен, – сказала графиня.
– Нет. – Майлз кинул на нее короткий взгляд. – Некоторые – делают. А другие просто сдаются. Я видел и я понимаю разницу. Катерина… она никогда не сломается. Она может преодолеть дистанцию и не сбавить темпа. Она… сделает это.
– Оставим в стороне тот факт, что мы говорим о женщине, а не о лошади, – заметила графиня… (черт возьми, Марк сказал буквально то же самое! что случилось с его родными и близкими?…) – Но у каждого есть та точка, где он сломается, Майлз. Та, куда можно нанести смертельную рану. Только у некоторых она находится в особом месте.
Граф с графиней снова обменялись одним из этих Телепатических Взглядов. Это чрезвычайно раздражало. Майлза корежило от зависти.
Он собрал изодранные клочки своего достоинства и встал. – Извините. Мне надо идти… полить растение.
Ему пришлось полчаса блуждать в темноте по пустому, покрытому коркой саду, чтобы просто найти эту проклятую штуку. Вода из кружки стекала по его дрожащим пальцам. Укоренившийся скеллитум в своем горшке выглядел вполне крепким, но здесь он смотрелся потерянным и одиноким: клочок жизни размером с большой палец посреди целого акра бесплодия. И выглядел он каким-то опасно обмякшим. Завял? Майлз вылил на растение целую кружку; вода образовала в красноватой почве темное пятно, слишком быстро высыхающее и исчезающее.