Столь же безликими, незапоминающимися, непрописанными в книге Анны Матвеевой представляются и мужские образы: какие-то геры, вадимы, сарматовы, которые прошли как тени, не коснувшись ничьего огня. Возможно, женский род прозы, вынесенный в название серии, соответствует уровню потребителей такого рода текстов, но ведь и вкусы любителей тягомотных литературных сериалов воспитывают и устанавливают как раз такие книги! К тому же конъюнктура, если она продиктована не идеологическими мотивами, а требованиями формата, остаётся конъюнктурой. Не говорю уж о языке – он стёрт, вял и лишён какой бы то ни было оригинальности. Да, так пишут нынче многие, и что с того? Надо же стремиться хоть как-нибудь переломить эту пагубную тенденцию!

Проблематика зависти как движущего чувства в человеческих отношениях в нашей и зарубежной литературе исследована достаточно основательно (вспомнить хотя бы Юрия Олешу), но никто, как кажется, не касался прежде этой темы так скучно и безразлично.

Нравственный выбор императорской семьи

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Замшев Максим

Теги: Ольга Елисеева , Пётр Третий

Ольга Елисеева. Пётр Третий. – М.: Молодая гвардия, 2015. – 380 с. – ЖЗЛ. – 3000 экз.

Ольга Елисеева – один из самых известных специалистов по русскому XVIII веку. Каждая её книга – пиршество для тех, кто любит погружаться в достоверный исторический антураж. Не исключение и «Пётр Третий». Почему автор выбрала такую историческую фигуру, о которой осталась исключительно недоб­рая слава, как об императоре недостойном, взбалмошном и ни в какое сравнение не идущем со своей супругой, наречённой Екатериной Великой? Елисеева доказывает, что трагическая судьба внука одновременно и Петра Великого, и Карла Великого, претендента на русский и шведский престолы, стала такой не только в силу его характера, но и благодаря роковым обстоятельствам его взросления.

Что характерно для исследовательского почерка Ольги Елисеевой? Во-первых, она не претендует на лавры исторического беллетриста, которые всегда сдобрены изрядной долей художественного шарлатанства. Для неё главное – воссоздать картину описываемого ею периода с максимальной степенью достоверности, а персонажей освободить от всяческого глянца. Во-вторых, она способна картины далёкого времени превратить в актуальные, заставляющие искать параллели с сегодняшним днём, а порой и приходить к ошеломляющим выводам. В-третьих, она с аристократической бережностью относится к источникам, используя их не слепо, а с оценкой вероятной субъективности и объективности мемуарных свидетельств. В-четвёртых, Елисеева умеет показать исторических персонажей в таком свете, что чувство сопереживания возникнет у читателя непременно. То есть происходит естественный выход из поля документалистики в пространство большого стиля.

В самом начале повествования Елисеева задаётся рядом вечных вопросов, каждый из которых – часть большой и неизбежной темы: можно ли предположить, что судьба её героя, Петра Третьего, сложилась бы по-иному и трагедия в Ропче не произошла бы… И как пошла бы российская история, если бы «на престоле России оставался монарх, с трудом проводивший грань между собственными выдумками и реальностью»?

Помимо очень скрупулёзной реконструкции образа Петра Третьего, начиная от его детства в Голштинии, до сих пор опутанной тайной кончины, Елисеева рисует подробную картину европейской и переплетённой с нею российской политической жизни той поры, полной тайных союзов, манёвров и коварства. Одним из главных трендов того далёкого века был брак. Брак между представителями династий, создававший коалиции и распределяющий европейские престолы. Брак как орудие мира и войны. Брак как наущение и месть. Брак как игра на опережение. Жертвой такого положения вещей стал Пётр Третий ещё задолго до своего рождения, когда его мать, дочь Петра Великого, выдали за голштинского принца Карла Фридриха. И в России, и в Швеции проблема престолонаследия стояла довольно остро, но императрица Елизавета Петровна решила её быстрее, вывезя своего племянника в Россию и начав лепить из него будущего императора. Мальчик воспитывался, несмотря на своё происхождение, в условиях довольно жёстких, часто бесчеловечных. Это привело к тому, что его характер формировался не последовательно, а урывками, часто вопреки логике, а не в согласии с ней. Елисеева сразу оговаривается, что многие воспоминания о Петре Третьем написаны в угоду принявшей его корону супруге – императрице Екатерине Второй, и в них Пётр намеренно изображается в весьма негативных тонах как человек, никак не могущий управлять Россией, а иные, например, часто цитируемые мемуары воспитателя Петра Якова Штелина, напротив, чересчур романтизируют образ молодого государя, подтасовывая факты. Елисеева, как заправский детектив, идёт по следу давно усопшего царя и также его жизнеописателей, ловя последних за руку там, где они пытаются сознательно спутать карты потомкам. И, надо сказать, получается это у неё это с блистательной убедительностью. Многие факты приведены и проанализированы впервые, что часто в корне меняет сложившееся представление о Петре Третьем как о взбалмошном инфантиле. Его характер, по мнению Елисеевой, значительно сложнее, а его короткое царствование ценно тем, что оно «продемонстрировало необходимость новой волны европеизационных реформ и дало понять властям предержащим, как их не надо проводить».

Образ Петра Третьего не единственный бриллиант в короне книги. Выпукло, детально и точно дан портрет императрицы Елизаветы Петровны, одной из самых недооценённых властительниц России, абсолютно русской по духу, по душевности и широте нрава; подробно и не без симпатии охарактеризована личность выдающегося деятеля той эпохи канцлера Бестужева, и конечно, над каждой буквой текста о Петре Третьем витает образ той, кто сменила его на царстве, – императрицы Екатерины. Меня лично особенно потрясла мысль о том, что комплекс дурных черт Петра Третьего – это часть некоего кода царской фамилии, и в дальнейшей истории одни её представители преодолевали его, другие потакали ему в себе. И зависело то или иное от нравственного выбора. Нравственность и идея служения для государей всегда должны быть превыше любой предрасположенности в характере.

Дань справедливости

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Теги: Андрей Молчанов , Новый год в октябре

Андрей Молчанов. Новый год в октябре: Роман, повесть. – М.: Вече, 2015. – 320 с. – 2000 экз.

Издательство «Вече» решило продолжить серию «Любимая проза. Сделано в СССР», обратившись к творчеству Андрея Молчанова. Второе дыхание открылось для дебютного романа автора «Новый год в октябре» (1983) и нашумевшей в своё время повести «Перекрёсток для троих» (1984).

Смелую повесть не только подвергли жёсткой критике, – отвергли. Редакция журнала «Человек и закон», допустившая «повесть застойных лет» до печати, назвала публикацию «промахом в работе». А после пришлось оправдываться перед партией, чтобы продолжить своё существование. В спешке и самим ЦК КПСС было принято постановление «Об усилении идеологической работы партийных органов с писателями».

«Литературная газета», кстати, тоже выражала возмущение: «Вряд ли существует в нашей литературе последних лет другое произведение, в котором поголовно все действующие лица изображались бы преступниками либо подонками, в котором не нашлось места ни одному положительному персонажу».