Джошуа поначалу с тоской взирал на это существо, уже мало похожее на человека. Деформированный, почти треугольный череп, лишенный волосяного покрова, с огромными пустыми глазами и по-змеиному закрывающимся третьим веком, острый нос, маленький рот делали его похожим на инопланетянина из детских книг. Удлиненные конечности, астеническая худоба и нечеловеческая гибкость суставов только усиливали это впечатление, а полупрозрачная тонкая кожа, которая не скрывала переплетения мышц и сосудов, первое время вызывала почти отвращение. Джошуа механически выполнял свою работу, пока однажды из-за его халатности Эли чуть не погиб. Когда Джошуа сбивал температуру, собственноручно вычищал гнойные очаги, слышал, как Эли постанывает от боли даже в анабиозе, погруженный в регенерирующий обезболивающий раствор, страх вырывал из подсознания полузабытые слова-атавизмы. «Господи Исусе…» клубилось в голове и тяжкой каплей желания невозможного, готовностью приносить обеты и нести наказания стекало в пустую грудную клетку, обжигая сердце неведомым чувством. Джошуа выцарапал Эли у смерти почти без повреждений, если не считать эту вечную ускользающую улыбку на его лице.

Погруженный в воспоминания, Джошуа очнулся только перед дверью в фармакологический отдел. Он открыл ее, и его обдало привычным запахом лекарств. Запах, который еще в детстве подцепил его и привел сначала на скамью медицинского университета, с мечтой лечить. А потом подтолкнул в жадно раскрытые двери НИКМ, которая хватала любого мало-мальски приличного врача с повышенным ай кью, обещая не имеющие аналогов исследования и имя, вбитое золотыми буквами в историю человечества.

– Джош! – Стивен суетливо, одним неловким, выдающим его неравнодушие движением сразу оправил волосы, очки и весь как будто подался вперед. – Ты не слышал, что там у Клер? Говорят, ее Рика, – Стив понизил голос, – разбила о стекло голову, – закончил он, как ребенок, до конца не верящий в происходящее.

Джошуа молча рассматривал мигающие нули на табло электронных весов. Если долго и пристально смотреть, то нули потихоньку перерождались в цифры и высвечивались каким-то тайным кодом, посланием извне. Сейчас они, нагнетая ужас, светились шестерками, но первая цифра, постепенно теряя значение, превращалась в двойку… Два-четыре-шесть-восемь… Если не признавать, если отсечь себя от реальности, то можно еще немного не впадать в болезненную панику, Рика все еще будет жива, а Клер все так же будет бесить его на ежемесячных конференциях своими успехами… Если… Пока… Пока кто-то не начнет вламываться в твой зашоренный мозг нелепыми вопросами, пустой болтовней… Что вы можете знать про образцы? Про то, что живешь изо дня в день его жизнью, знаешь его вплоть до последней клеточки, и это не фигура речи. А потом он разбивает себе голову, и все твои знания, все часы, проведенные перед камерами наблюдения, все твои научные выкладки об особенностях поведения и психики… пшик. Весь ты… потративший годы на учебу, на работу, на изучение… пшик. Неудавшийся фейерверк на празднике жизни. Что вы все можете знать об этом?

– Джош?

– Мне нужно составить новую сетку стабилизаторов для Эли. Что-то он не в духе последнее время. Я скинул тебе данные. Посмотришь?

– Конечно, сейчас нащелкаю новый рацион твоему птенчику. Поможешь?

Стивен уселся за компьютер и, пока программа грузилась и обрабатывала данные Эли, забарабанил пальцами по столешнице. Джошуа, склонившись над Стивеном, застрял взглядом на открытом участке шеи. Шея была худой, чуть отросшие волосы смешно топорщились, задевая белый воротник форменной куртки. Перед глазами замелькали обрывочные воспоминания. Тонкая астеническая худоба реального Эли как-то слилась с ночными ощущениями и вызвала вдруг тягучий протяжный отклик желания, будто тонкой нитью продернувший вдоль мошонки. Захотелось секса, жаркой тесноты чужой плоти, незатейливого облегчения, не утяжеленного мыслями, какими-то отношениями или обязательствами. «Проститутку, что ли, снять?» – подумал Джошуа и на автомате погладил привлекшую его змейку позвоночника. Стивен перестал отстукивать пальцами ритм и замер. Джошуа для пробы провел подушечкой большого пальца еще раз туда-сюда. Почему нет? Он усилил нажим, превращая случайное движение в предложение случайной близости.

– Джош?

Стивен откинулся чуть назад, взглядом, словно силками, подсекая растерянного Джоша, отъехал от стола и мягко подтолкнул Джоша в образовавшееся пространство. Джошуа с заторможенным интересом наблюдал, как тонкие пальцы споро расстегивают ремень, молнию, стягивают и потрошат белье, вытягивая наружу его член. Вот кончик языка, пробежав по красивым губам, одним быстрым ловким движением описал полукруг по краю головки. Джошуа вздрогнул всем нутром от предвкушения удовольствия. Его член, отозвавшись на ласку, тут же налился знакомым томительным жаром; пах свело напряжением, заставляя невольно подаваться вперед в извечном ритме. Его пальцы перебирали острые косточки позвонков и, на самом пике стиснув зубы, он подумал о нечеловеческой гибкости Эли.

Механическое движение, чуть усиливающийся нажим к головке, как сам любит, и мокрые выдохи уткнувшегося в его шею Стивена. Нафига? Этот же просто так не отстанет. Джошуа вспомнил, как на пьяном новогоднем корпоративе поперся в туалет и попал как раз на пик сцены, где Стивен, унизительно рыдая, пытался вернуть себе своего бойфренда. Ситуация была отвратительная. Джошуа бы ушел, но, затуманенный алкоголем, он сначала не вник в суть и уже подошел к кабинке, да и потом придавило так, что искать другой туалет было некогда. И он под справление собственной нужды слышал, как унизительные просьбы, перемешанные с угрозами, разбавлялись нелестными эпитетами бывшему. Джошуа терпеть таких не мог, которые в порыве чувств обваляют тебя в дерьме, а потом вылизывают. А сейчас он сам отдрачивал Стивену и пытался придумать слова, которые оставят этот факт ничего не значащей историей для обоих. Когда Стивен стиснул его плечи и стал коротко и торопливо подмахивать, Джошуа аж дышать перестал, мысленно подгоняя парня. Белесая струя толкнулась в ладонь, как раз накрывшую головку, и просочилась сквозь пальцы, Джошуа еще пару раз передернул, дожимая Стива, и схватил присмотренные ранее салфетки, краем глаза отметив время.

– Добьем рацион по-быстрому? – прервал он готовые выплеснуться из парня слова-ловушки и, сгрузив Стивена в кресло, отстранился, намечая личное пространство.

Тот понятливо кивнул и уставился расфокусированным взглядом в монитор. Джошуа не торопил, не хватало еще, чтобы фармаколог чего-нибудь напутал. Стивен тряхнул пару раз головой, словно вставлял небрежным движением чуть выпавший мозг на место, потер лицо и принялся сосредоточенно заполнять сетку для Эли. Джошуа почти удалось избежать неприятного разговора, и он почти забыл про Стивена, изучая полученные данные, когда в его спину врезалось:

– Джош, может быть, продолжим как-нибудь?

– Как-нибудь, – кивнул Джошуа, проклиная себя за мягкохарактерность.

Можно было бы резануть насмешливой фразой, например, про взаимовыручку или про «слаженность работы наших отделов», и отсечь. Так нет же… брякнул невнятное «как-нибудь». Фраза, после которой разгрести сложнее, чем после случайного перепиха.

– Ладно… – выдохнул он вслух, привычно пуская на самотек личную жизнь.

3

Эли, замерев перед мольбертом с натянутым холстом, изображал великого художника. Вся эта поза... Сильно отставленное в сторону бедро, так что колко выступает бедренная косточка, рука, поставленная на талию почти кокетливым жестом, и пальцы другой, задумчиво потирающие подбородок, делали из него самого ломкую сублимацию сексуального желания какого-нибудь авангардного скульптора. Пусть рисует. Джошуа старался не отвлекать его в такие моменты, зная, что Эли остро выплескивал раздражение, если его отрывали от медитации и не давали сделать пару мазков красками. У Джошуа было уже штук двадцать подобных неторопливых картин. Некоторые – забитые разнообразными конфигурациями пятен всевозможных оттенков и форм. Другие – едва тронутые парой брызг. Еще парочка оставалась у самого Эли, расставаться с ними он не желал.