– Что это за еда? Вот и вырастаете потом такими, на одну ладонь положи, а другой…
Я вдавливаю локти посильнее в ребра и мстительно вопрошаю:
– Что потом?
– Потом погладь, – сдается гигантер.
– То-то же. Я, может, и мелкий, но ты на мне кончился.
– Я кончился? – Глеб подминает меня под себя и рывком разводит ноги.
– А покормить? – успеваю деловито поинтересоваться я.
Собеседование
– Слушаю! – рявкаю в трубку.
– Кхм… Александр Ахмедов?
– Компания ***, меня заинтересовало ваше резюме. Хотелось бы побеседовать с вами лично. Убедиться в том, что вы нам подходите, так сказать…
Я раздраженно сдуваю челку и борюсь с желанием послать собеседника. И только его голос заставляет меня продолжить разговор. Голос – мягкий, рокочущий, с легким грассированием – зацепил чем-то мой спинной мозг и переключил в животный режим инстинктов.
– Хорошо, я бы тоже хотел убедиться в том, что вы мне подходите, – на автомате огрызаюсь я, выплескивая накопившееся раздражение.
В трубке – изумленная пауза. Я жду, когда со мной вежливо попрощаются. И где-то вспыхивает сожаление. Интересно, какой он, обладатель этого голоса?
– Логично, – слышу я в ответ. – Завтра в девять утра вас устроит? Записывайте адрес…
Зря я пришел. Точно. Мнусь на пороге под намеренное игнорирование секретарши. Вот стерва, трещит по телефону, будто я прозрачный.
– Двери! – рявкает мне мегера. – Двери за собой закрыть же можно? – она даже не поднимает на меня взгляд.
Я, сжав зубы, удерживаю шедевр инвективной лексики и завожу руку за спину, пытаясь дотянуться до ручки двери. Странно… Пальцы натыкаются на что-то, по фактуре напоминающее ткань вместо ожидаемого дерева. Я, продолжая свою исследовательскую деятельность, стараюсь прощупать сей странный эффект.
– Кхм… – раздается над моим ухом.
Я поворачиваю голову и встречаюсь с совершенно обалдевшим взглядом. Опускаю глаза вниз и смотрю на то, что поймала моя рука вместо ручки. Моя рука лежит в районе паха обладателя ошалевшего взгляда, и я этот пах усердно... Епт! Краска моментально заливает меня с ног до головы. В этот момент секретарша выпархивает из-за стола, перерождаясь на лету из ведьмы в милое, почти ручное существо, и восторженно щебечет:
– Игорь Владимирович, а к вам тут на собеседование пришли.
– Александр Ахмедов, я полагаю? – интересуется у меня ощупанный Игорь Владимирович.
– Даааа, – жалобно выдавливаю из себя.
– Ну так как? Подходим мы вам? – совершенно пошло подмигивает мне... может быть, мой будущий шеф?
Родом из детства
Лето. Запах раскаленного от жары асфальта. Почти невыносимый треск цикад, оккупировавших разросшуюся акацию. И я, загоревший до черноты, ловлю больших синих стрекоз. Нет ничего прекрасней этих стрекоз. Поймав и смяв крылья, я усаживаю их перед собой и любуюсь на неземные переливы инопланетных фасеточных глаз. Стрекоза, замерев на пару минут, дает рассмотреть стройное, покрытое яркими блестящими пластинками тело и потом, с тихим стрекотом распрямив крылья, уносится в синь неба легким вертолетиком. А я крадусь за следующей стрекозой по выгнутой горбом железной лесенке, забыв про шанс нехило навернуться сверху на раскаленный асфальт. Мда… суровое детство. Помните эти жуткие конструкции, сваренные из труб различной толщины, выкрашенные в защитно-полевой цвет и вмурованные в бетон?
Медленно-медленно протягиваю руку к застывшей стрекозе, стараясь не спугнуть это переливающееся чудо. Почти коснувшись легких крыльев, дергаюсь вслед за сорвавшейся с места добычей и падаю, стараясь зацепиться пальцами хоть за что-нибудь. И вместо банальной пикировки вниз бреющим полетом вспахиваю коленями асфальт. Больно! Так больно, что волна пронзительного рева моментально вырывается из моей груди, разрезая почти осязаемую тишину полуденного летнего двора. Подтянув колени, я с воем рассматриваю «смертельные раны».
– Не реви! – передо мной на корточки присел Тимур.
– Не могууу… – вою я, – меня накажут.
– За что? – недоумевает мальчик.
– За то, что упал. За то, что полез.
Тимур старше меня на несколько лет, у него две младшие сестры, и он, опекая их, невольно опекает и всю остальную мелочь. Это именно он вынужден доставать мячи из луж, выпутывать воздушных змеев из колючей акации, доставать котят с деревьев. Вот и сейчас уже по привычке он, осторожно дуя на ссадины, уговаривает меня:
– Терпи, ты же парень.
Я изо всех сил стиснув зубы и глотая слезы, цежу:
– Больно, не трогай.
– А я подую и поцелую, мигом пройдет.
И он начинает выбирать мелкие камешки, впившиеся в кожу, и налипший на содранные колени мусор, вытирая набухающие капли крови, выступающие из ранок. Уговаривает, утешает, дует и легонько покрывает поцелуями ободранные колени.
– Ну, вот и все, – Тимур аккуратно вытирает грязь по краям ранки и, подув еще, запечатывает слова утешения легким невесомым поцелуем. – Камикадзе. Ты зачем наверх полез?
– За стрекозо-оой, – икаю я, почти успокаиваясь.– За стрекозоооой…
Резко качнувшись, автобус останавливается, и я, выныривая в реальность из детских воспоминаний, пробираюсь к выходу. Даже холодный осенний дождь, моментально забравшийся под теплый шарф и щелкнувший по кончику носа ледяной каплей, не стирает теплой улыбки с моих губ.
Ошибочка
Желание надраться было чистым и не замутненным никакими разумными мыслями и муками совести. Да! И еще потрахаться. А уебищно упрямые бруталы пусть идут в… лесом. Я даже волшебный клубочек дам, что бы не заплутал ненароком. Как он сказал? Он – свободный человек и не должен отчитываться передо мной за каждый вдох и выдох? И не надо. У нас все взаимно. Я тоже никому ничего не должен. Потом на досуге обменяемся мемуарами… Кинув еще раз критический взгляд в зеркало, я одобрил увиденное. Покрутившись, оценил филейную часть и пОшло подмигивающую подвеску в пупке, заметил на загривке начинающие зацветать укусы. Твою ж мать! Спиногрыз хренов, опять пометил! Ничего, мы это тавро собственника под шарф спрячем, так даже круче смотрится. Ну все, погнали.
Клуб встретил меня басами, которые, кажется, тонули в задымленном помещении. Пробираясь сквозь танцующее море, я подводил итог: пару раз меня уже успели пощупать, пару раз прижать – вечер должен получиться. Внезапно меня сгребли и, прикусив ухо, зашипели:
– А мы свободные люди, друг перед другом не отчитываемся!
– Уау! – пропела моя подруга. – Да ты никак решил тряхнуть стариной, птенчик? Это дело надо запить, – она потащила меня к бару.
Критически оглядев линейку шотов, проглоченных мной за минуту, спросила:
– Семейные разногласия?
Я, гордо задрав подбородок, попытался выдать что-нибудь этакое, но алкоголь, обрадованный пустотой моего желудка, резво ринулся наводить порядок. И я лишь счастливо засиял ей пьяной улыбкой.
– Мда, пьешь ты все так же – все сразу и наповал. Давай, пожалуйся мамочке, – и Динка, обхватив меня за шею, ткнула носом в свой роскошный третий. Повозив там моей мордочкой и вытерев тонну блеска, которым щедро снабжала декольте, наконец отпустила.
– Блядь, Дин, у меня теперь моська в ультрафиолете сияет, как твои буфера.
– Мда, это серьезно, – констатировала Динка. В ответ я выбесился и прошипел:
– Что хочу, то и делаю!
– Ну да, ну да, ты у нас мальчик взрослый, проебать свое счастье можешь и без чужой помощи.
– Да что б ты понимала! – взорвался я. – И не тебе, переимевшей половину вашей розовой шоблы, мне морали читать, – буйствовал во мне алкоголь.
