Острые коготки Мандаринки разбирали торт на тончайшие сладкие лепестки. Мишка не отрываясь смотрел на ее лицо. Брови девушки то сходились к переносице, то выламывались в трагичный излом. Губы то сжимались в суровую линию, то расцветали дрожащей виноватой улыбкой. Что-то в ней изменилось. Привычные настройки сбились, и Мишка отмалчивался, пытаясь нащупать эту новую Мандаринку. Понять, что же за мысли перебирает она в своей голове, глядя на чашку давно остывшего чая.
«Скудность». Слово вылезло из ниоткуда. Мишка обвел взглядом пустой больничный коридор с убогим, затертым до дыр линолеумом, выхолощенные серо-голубой краской стены и потрескивающие лампы дневного света. Мимо них прошла, позвякивая ведром, санитарка, затянутая в серый халат, неодобрительно поджала губы и цыкнула что-то унижающее. Мишка глубоко вздохнул въедливый запах хлорки, и ему показалось, что он проникает вовнутрь, выжигая, обесцвечивая что-то важное и нужное. Мандаринка сжала его руку, вцепляясь коготками в самый центр ладони. Обеззараженный воздух больницы будто вытравливал ее – волосы в свете люминесцентных ламп посерели, а губы казались синими, под глазами залегли глубокие нездоровые тени.
– Пошли отсюда, – Мишка потянул ее к выходу.
– Ты уверен? – Маришка неожиданно остановилась, отдергивая свою руку. – Ты подумал?
Ее взгляд был тяжелым, переполненным бьющимися внутри нее эмоциями: почти отчаянным страхом и такой же отчаянной надеждой.
– Значит, ты женишься? – он задрал голову, подставляя горло обманчиво теплому ветру. – Переходишь в стан добропорядочных буржуа?
Мишка смотрел на его ломкую фигуру, борясь с желанием схватить и оттащить его на безопасную ровную поверхность крыльца, уже подсушенную солнцем.
– Женюсь, – его ровный механический голос уже привык произносить это шипящее, жгучее слово.
Ян рывком развернулся, опасно качнулся, но, балансируя руками, удержался на неровном выступе выщербленных ступенек. Он внимательно смерил Мишку задумчивым взглядом и склонил голову к плечу.
– А знаешь ли ты, Мракобес, что ошибки это не всегда погрешность в расчетах? Иногда это шанс, возможно, единственный шанс получить что-то нужное и верное в итоге?
– Не надо пафоса, Ян, – Мишка глубоко засунул руки в карманы, больным взглядом соскальзывая с острых черточек любимого лица. – Это минутное. Завтра мои углы потеряют свою остроту, и ты рванешь за новой дозой адреналина.
Мишка сжал зубы, пытаясь сглотнуть вставшую в горле комком боль. Пусть она провалится в грудную клетку и расшибется там вдребезги о монолит застывшей сердечной мышцы.
Прощай навсегда,
Возьми банджо,
Сыграй мне на прощанье.
На-на-на…
Там на неведомых дорожках...
…Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей…
– продекламировал Макс вслух выплывшие из подсознания строчки.
Чистые утоптанные тропинки профилактория навевали тоску. Макс плелся по прогулочному маршруту, отмечая краем глаза, что таблички с отметками километража стали появляться реже.
«Не реже, а медленней!» – поправил он себя, не давая поблажки. Колено болезненно ныло, требуя привала, а еще же назад возвращаться. Макс доплелся до столбика с отметкой «1500». Тяжело опустился на мшистый камень, наполовину вросший в землю, и стал почти профессионально массировать больную ногу. По стволу соседнего дерева винтом спустилась белка. Легкая летняя шубка делала ее смешной, больше похожей на большую любопытную крысу. Белка в пару прыжков приблизилась к Максу и, усевшись на задние лапы, уставилась на человека.
– Попрошайка, – пробурчал Макс, но по карманам зашарил – а вдруг что-то да осталось для наглого грызуна. Выудив несколько семечек, протянул на ладони белке, гадая, хватит ли той смелости. Белка в два счета вскочила на ладонь, сгребла дары и тут же уселась их грызть.
– Совсем обнаглела? – Макс аж дыхание затаил, не желая спугнуть зверька.
Та, быстро разобравшись с подношением, легко оттолкнулась от руки, запрыгнула на ближайшее дерево и запетляла от ствола к стволу, скрываясь в чаще.
Макс провел ладонью по белесым царапинкам, оставленным зверьком на его ладони. «Единение, блядь, с природой!» – довольная улыбка перебивала весь сарказм. Опираясь на трость, он поднялся с камня и легко зашагал в сторону корпусов, забыв, что минут пять назад еле дополз до этого места.
Устроившись на террасе с чашкой кофе, Макс раскрыл журнал с хищным «хаммером» на обложке.
– Привет. Гулял? – Андрей лениво растекся по креслу напротив. Взъерошенный, весь послесонный, он сладко тянулся в лучах утреннего еще не жаркого солнца.
– Привет, – Макс демонстративно уставился в журнал, намекая, что соседство не желанное.
– Мы вчера на рыбалку ходили. В заливе вода прозрачная, сазаны вот такие, – отмерил парень смело полстола. – Прям у берега пасутся.
– Угу, – отреагировал Макс, но размеры рыбины снял. Брешет, конечно, но порыбачить можно.
Андрей сорвался с места и через секунду уже склонился над плечом Макса, заглядывая в журнал.
– Уууу, зверюга, – протянул он. Постучав по изображению «хаммера», на мгновение прижался к щеке Макса и тут же отпрянул. – Увидимся, – кивнул и запетлял среди столиков к выходу.
Макс выдохнул. Его клеили. Он старательно держал дистанцию, иногда, плюнув на все приличия, отгораживался надменным молчанием, но Андрей как будто не замечал. Раз за разом вторгался в личное пространство. Жалил внезапным контактом и тут же отскакивал, не давая Максу возможности взбеситься и открыто послать.
– Совсем обнаглел, – покачал головой Макс, попытался вернуться к журналу, но внутри скрутилось в тугой комок и сладко ныло внезапное желание.
Макс со вздохом отложил журнал и уставился в пространство. Больше это игнорировать и отмахиваться не хотелось. «Нет, – озвучил вердикт сам себе Макс. – Нет, потому что ты старый и хромой. Нет, потому что ты не умеешь крутить курортные романы».
Макс подготовил «вилку» – он загнал короля черных на нужное ему поле. Превратил пешку в коня… Мяч, упруго стукнув в центр доски, рассыпал фигуры, заставил отпрянуть противников и поскакал дальше.
– Извините, – прижимая пойманный мяч к бедру, к ним подошел Андрей. – Как так получилось, понятия не имею.
Он нагло щурился и, склонив голову на бок, смотрел на Макса. Вручил ему мяч в руки и, тут же почти бухнувшись на колени, стал собирать рассыпанные шахматные фигуры.
Макс напряженно замер, сжимая в бешенстве мяч. Злило не то, что почти выигранная партия так и останется не завершенной. Бесило, что он краснеет от того, как Андрей, собирая фигуры, нарочно его касается. Прижимается горячим боком к ногам. Опирается рукой о колено, будто случайно прогибается, потянувшись за укатившейся фигурой.
«С-с-сукин сын! – прозвенела за стиснутыми зубами фраза. – Сукин сын!» Макс не мог дышать, потому что острый запах пота разгоряченного игрой молодого тела опасно щекотал обоняние, вызывая приступ острого, до головокружения, желания. Макс ничего не видел, кроме сползающих с поясницы шорт, бесстыже открывающих яркую резинку трусов.
Сгрузив все фигуры на доску и расставив их там в хаотичном порядке, Андрей уходить не спешил.
– Что? – раздраженно выдохнул Макс.
– Мяч.
Макс опустил взгляд на мяч, в который он вцепился со всей дури и сильным толчком кинул его в Андрея. Хотелось в лицо, в эту наглую усмешечку, но пришлось метиться ниже. Мяч глухо стукнулся о грудную клетку, Андрей перехватил его и неторопливо пошел на площадку, где его явно заждались. Подхватив трость, Макс извинился и заковылял в тенек. Бесит! Наглый засранец! Макс сильнее сжал набалдашник и жадно втянул воздух, словно животное, пытаясь уловить в воздухе хотя бы пару нот острого аромата. Свалить на экскурсию на пару дней? Яркий рекламный проспект обещал, как минимум, поставить Макса на ноги... Подальше. Подольше.