Когда Упырь подошел, Летуар совершенно естественным образом отодвинулся от стола и с приличествующей обстоятельствам злостью осведомился:

— Ну, так где сядем?

— Где хотите, — примирительным тоном ответил Упырь.

— Я тоже не знаю! Да где угодно! — воскликнул Летуар, предусмотрительно выбирая столик с видом на солонку.

Они уселись.

— Лично я выпью «Чинзано», — гордо бросил Летуар. И замер, украдкой наблюдая за а Упырем.

— А я, — отозвался Упырь, — томатного соку.

Летуар перевел дыхание. Он на полном скаку остановил официанта, который пролетал мимо, ловко игнорируя мольбы посетителей, и прокричал:

— Один томатный сок и один «Чинзано»!

Такой крик души гарсон проигнорировать просто не мог. Он кивнул, развел руками, пожал плечами и возвел глаза к потолку, тем самым давая понять, что соглашается почтить своим вниманием этот заказ, невзирая на усталость и все те неудобства, которые он неизбежно повлечет за собой и которые не окупить ожидающимися мизерными чаевыми.

— С сельдерейной приправой! — добавил Упырь.

Но официант, спасаясь от новых заказов, уже исчез.

— Я уверен, он забудет! — сказал Упырь. — Во всех кафе одно и то же: за сельдерейную приправу надо сражаться!

— А вот там случайно не то? — небрежно спросил Летуар, кивая подбородком в сторону солонки, красовавшейся через стол от них.

Упырь потянулся в указанном направлении;

— Похоже на то! Ну да! Конечно! Вот повезло!

Он сам отправился за солонкой — один, как большой, к бесконечному удовлетворению Летуара, который, прозревая дальнейшее развитие событий, воззрился на конечности (роль которых несправедливо умаляют, называя нижними) одной слегка попользованной (но еще вполне пригодной для использования) дамы, которая усаживалась за соседний столик.

Через несколько минут, то есть примерно в пять минут первого, Упырь выпьет свой сок, посоленный опоганенным (по-научному — фаллинизированным) сельдереем. Не раньше чем через двенадцать часов, то бишь к полуночи, но скорее всего позже, то есть к завтрашнему утру, проявятся первые симптомы. Поначалу он припишет это несварению желудка и успокоится благодаря обманчивой ремиссии, которая прервет развитие недуга. Когда же грянет вторичное ухудшение, будет уже слишком поздно: даже если кто-то из врачей и заподозрит отравление грибами, несчастный будет утверждать, что к грибам и не притрагивался. И впрямь весьма маловероятно, чтобы он связал свое недомогание с томатным соком, выпитым накануне в кафе, которое сам же и выбрал. Но даже если допустить, что в конце концов у него и появятся кое-какие смутные подозрения, он не решится высказать их, пока не почувствует себя в смертельной опасности, поскольку это признание лишит его источника доходов. Пока же он будет решаться, пройдет время и он гигнется в коллапсе (то есть в стремительном упадке сил и артериального давления) или от острой желтухи.

Кандидат в острые желтушники вернулся с солонкой, оторвав Летуара от прозревания и от созерцания ног дамы (уже перевалившей гребень, но еще достойной того, чтобы ее немножечко проводили по склону).

Появился официант с заказом. Когда он увидел солонку лицо его выразило изумление пополам с разочарованием:

— А, так у вас уже есть сельдерейная приправа!

— Как видите! — с вызовом ответил Упырь.

Официант пожал плечами, поставил на стол стакан с «Чинзано», пустой стакан, бутылочку томатного сока и, предвидя угрозу заказа со стороны перезревающей дамы, попытался исчезнуть.

Под внимательным взглядом Летуара Упырь принялся наливать сок в стакан.

— Официант! — воззвала дама.

Официант замер, потом обернулся к даме и рявкнул: «Что?» с таким грозным видом, что она потеряла дар речи.

Упырь завершал опорожнение бутылки.

— Ну, так что же? — вопросил официант, сверля даму сардоническим взглядом и барабаня кончиками пальцев по подносу. — Решайтесь! Меня ждут посетители!

Упырь поставил опустевшую бутылку на стол.

Дама принялась затравленно озираться:

— Дайте мне… дайте мне… дайте мне… Томатного соку! Как тому господину! — торжествующе закончила она.

Летуар вздрогнул. Упырь, глядя на даму, взялся за солонку.

— Томатного больше нет, — заявил официант, даже и не пытаясь скрыть свое живейшее удовольствие. — Месье заказал последний.

— Хорошо… хорошо… — забормотала дама, давая тем самым понять, что дело плохо. — В таком случае, дайте мне… дайте мне…

Упырь встал, поклонился и, как истый, до кончиков ногтей, француз, предложил:

— Мадам, прошу вас, окажите честь принять от меня этот сок — я к нему не притрагивался, только налил.

И он решительно переставил свой стакан с одного столика на другой.

Дама поломалась, пожеманничала, но, поставленная перед свершившимся фактом, учтиво поблагодарила Упыря. Тот предложил ей и сельдерейную приправу, которую она с признательностью приняла.

— А мне, — обратился Упырь к официанту, — принесите «Виттель-мятный». Это, надеюсь, у вас пока еще есть?

Официант бросил на него убийственный взгляд и исчез.

— Тут я его уел! — воскликнул Упырь, поворачиваясь к Летуару. — Эти официанты меня бесят. Они просто ужасны.

— А? — отозвался Летуар. — Что?

Он неотрывно смотрел на даму: та, щедро посолив сок, начала пить его маленькими глотками.

— Что ж, — вздохнул Упырь, — когда-то нужно говорить и о вещах серьезных. Деньги при вас?[30]

Итак, денежное коловращение продолжалось.

Вторник, 5-е

В смешливой обстановке кукольного театра сада Тюильри Жан Сиберг вручил деньги Гадюке. По этому случаю он выразил ей, как обычно, свое звенящее возмущение.

Франсуаза Мартеллье продемонстрировала живейшее раскаяние, предложив Сибергу поискать утешения в невинных взглядах окрестных мальчуганов. Сиберг испепелил ее своим.

Среда, 6-е

В зале сокровищ музея Клюни Франсуаза Мартеллье вручила деньги Гнусу. В связи с этим она не преминула привычно довести до его сведения свое омерзение и гнев.

Александр Летуар примирительными словами засвидетельствовал ей свое понимание и посоветовал почерпнуть умиротворение в созерцании средневековых и прочих клюнийских чудес. После чего, верный выработанному принципу немедленного восстановления денежного запаса плюс надбавка, он потребовал доставить ту же сумму плюс двадцать процентов к 14 часам завтрашнего дня в Музей парижских лечебниц (документы, произведения искусства, предметы ухода за больными).

Брачный консультант заявила, что она ожидала чего-нибудь в этом роде и ее ответ — нет, нет и нет. И еще раз — нет!

Летуар вздернул брови:

— Уж не хотите ли вы намекнуть, что подумываете об отказе?

Консультантка ответила, что она именно отказывается. Да еще как!

Летуар заметил, что это отнюдь не конструктивная позиция. Консультантка посоветовала ему самому встать в известную позицию… или пойти где-нибудь повеситься, на его выбор. Летуар, пребывавший после вчерашнего в подавленном настроении и оттого не склонный к долготерпению, ответил:

— Эге-ге! О-ля-ля! Н-да!

Потом добавил:

— Если будете продолжать в том же духе, то надбавка составит не двадцать, а двадцать пять процентов!

И на всякий случай заключил:

— Во всяком случае, у меня имеются кое-какие фотографии, за которые ваш жених, возможно, выложил бы и поболе! Если он уже представил вас своим коллегам, то, вероятно, ему навряд ли понравилось бы, если б они попались им на глаза!.. Уверен, и многим вашим клиентам было бы интересно поглядеть на своего брачного консультанта за практической отработкой…

Консультантка расширила от ужаса свои голубые глаза и бесцветным голосом повторила:

— Фотографии? Фотографии?

— Вы на них, конечно, на несколько лет моложе, но кажется, будто снимались вчера… Да-да! Уверяю вас! Говорю вам это отнюдь не для того, чтобы польстить! Разве что прическа несколько вышла из моды. Об остальном наряде не говорю: он из тех, что не выходят из моды никогда…