Вечером ходили в кино, по дороге сделалось грустно. Садоводческие делянки облетели и стоят голые. Я еще помню, как однажды летом мы с Макси катались там по дорожкам на самокатах. Тогда мы все говорили, что если начнется война, фюрер управится с врагами в два счета, а теперь мне уже столько лет, что впору писать мемуары.

Я больше не отличник, друзей настоящих не стало, девчонки и подавно ни одной, тоска, простуда. Каждый день после обеда торчу в очередях, все продавщицы такие вредные, как будто ты только и ждешь, как бы что-то украсть. И все из-за того, что ты еще «ребенок»! Великого перелома и чудо-оружия тоже по-прежнему нет как нет. Зато хоть подразнил продавца из табачного киоска, который при встрече упорно говорит: «Грюс готт!»[5] Я, конечно же, ответил ему: «Хайль Гитлер!», а он мне опять свое: «Грюс готт!», а я ему назло еще раз: «Хайль Гитлер!» Перед входом в кинотеатр происшествие, которое я пропущу, потому что не люблю придираться к мелочам. Разве не так, дорогие родители, ежели вы случайно без спросу читаете мой дневник?

В кино во второй раз показывали «Еврея Зюса». Как и в первый раз, во мне поднялась ярость, когда по приказу могущественного еврея безжалостно мучили бедняков, а потом, когда он дергался на высоченной виселице, было здорово жутко — аж мурашки по спине.

Потом опять стало тоскливо, пока мы по промозглому холоду плелись домой. Да и что значит «домой»! Дом уже не тот… Анчи рассказал мне про солнечный протуберанец, который оторвался от Солнца и должен долететь до Земли. Пускай бы уж поскорее! Однако жаль все же бедного человечества! Это значит, что придет конец всей культуре, создававшейся тысячелетиями.

Я что-то начинаю сомневаться в себе. Надеюсь, что это не превратится у меня в роковую привычку!

Зеленая повестка доставлена на дом, словно шелковый арабский шнурок. За нее теперь надо расплачиваться изнурительными трудами и страхом, пока не наберется на целый календарь. Среди ночи вскакивать по звонку — учебная тревога. Трясущимися руками пижаму — в угол, в следующий миг вместо нее посреди комнаты уже стоит набитым чучелом военная форма. Упереть в землю гигантский шест, обезьяной наверх и вместе с шестом перемахиваешь через канат, протянутый на головокружительной высоте. Не умеющего плавать — тычком в стылую черноту пещерных вод. Бежать эстафету с горящей коробочкой из-под сапожного крема, и с адским пламенем в ладони подскакивать на стонущих от страха ногах, чтобы взять метровый соломенный барьер. Детская служба в отрядах «юнгфолька», которая была чем-то вроде продленных каникул, осталась позади: в четырнадцать лет тебе уже предстоит вынести все мучения спортивных занятий и допризывной подготовки, которые полагается проходить члену «гитлерюгенда». Оттуда раньше переходили к несению трудовой повинности, теперь же, скорее всего, досрочно загремишь в армию фюрера.

Та часть длинной серой улицы на окраине города, где на смену последним пестрым магазинчикам с пустыми полками изредка начинают попадаться занимающие подвальное помещение крохотные фабрики прошлого века с вывеской вроде «РЕЗАНИЕ И ШТАМПОВКА» или «ЛИТЕЙНАЯ», где тянутся доходные дома с пещерными условиями в квартирах без водопровода и канализации, где через каждые два десятка домов натыканы на углах серо-зеленые забегаловки, хранящие память о стародавних побоищах, напоминает первый осенний поход в новую школу или быстро пролетевшие четыре с половиной года военного детства, начиная с первой фотографии, на которой ты снят уже в форме. Сегодня по улице идут отец с сыном, оба очень молчаливые, направляясь в учреждение, которое называется «Учетный стол», сын задумчив, ему никогда еще не приходилось так долго размышлять об ожидающих его неприятностях. Отец, чтобы его подбодрить, говорит:

— Если будешь стараться, тебя, может быть, пошлют в военное училище.

Сын только еще больше мрачнеет. Он думает: «Хоть бы кто-нибудь съел эту зеленую повестку!»

— Не унывай раньше времени, — утешает отец. — Может быть, это письмо подействует.

Один раз доктор Бичовски уже спасал сына, когда помог ему получить карточки на усиленное питание с талонами на масло и молоко.

— Туберкулез надо заедать, — говорил доктор.

Вдруг он и теперь поможет заесть зеленый билет?

— А теперь подтянись! Я-то не немец, а вот ты — член гитлерюгенда.

Слова сопровождаются легким тычком под правую ключицу. Сын в юнгфольковской форме идет молодцеватым шагом. Навстречу рысью мчится вниз по лестнице какая-то еще незнакомая ему разновидность петлиц и нашивок. Сын на всякий случай салютует, в ответ презрение, но отец тоже с обычным своим отстраненным выражением салютует и слегка прищелкивает каблуками.

Воздушная война.

Вторник 17-го:

5 ч. Встал.

6.15. Отправился в школу. Обычная тоска уроков, семеро ребят приходят кто когда. Все годные к военной службе уже давно отбыли в Бургенланд. От Харти узнал про разрушения на йедлерсдорфских промышленных предприятиях. Локомотивный завод, автозавод, Сев. вокзал, на газовом заводе пожар, много разрушений в жилом секторе! Четвертый урок — все по домам.

10.30. Дома. Про Венгрию только слухи?

Радио: Вражеские самолеты от западной Венгрии в направлении Каринтии, Штирии.

В 10.55 опять ку-ку.

10.58. Вена отключает передачи.

Радиоточка: 10.59. Много самолетов над Платтензее. Курс норд-ост. Два разведчика над Хайнбургом. Северным курсом.

11.05. Авиация на подлете к Штейнамангеру. В случае продолжения в Вене объявят тревогу.

11.09. Тревога!

— На этот раз свернули в другую сторону.

— Первое соединение проследовало дальше в северном направлении.

— Второе соединение со стороны Штайнамангера — на север.

— Нойзидлерзее, Пресбург.

— Одиночный самолет курсом на Вену. Все остальные сворачивают на северо-восток.

Стрельба сумасшедшая!

— Круговой налет!

— Бомбежка: Зиммеринг, 20-й район…

— Затишье.

— Бомбежка: 26-й район.

Бешеный зенитный огонь.

— Новый налет с запада.

— Бомбежка Северо-Западной железной дороги.

Продолжительное затишье.

— Одиночные самолеты — 1,8, 12.

Бомбовые попадания: Шенбрунн, 3-й район! Флоридсдорф.

— Самолеты уходят.

— Небольшое соединение снова приближается!

— Налет со стороны Санкт-Пельтена, самолеты над 12, 31.

Продолжительное затишье.

— Уходят в южном направлении.

— Все самолеты уходят.

Сигнал отбоя.

13.15. Все спокойно. Собираемся выходить из подвала.

13.30. Снова воздушная тревога. Еще никто не успел вернуться в убежище.

Тяжелые боевые соединения штурмовиков на подлете к Вене! Народ понемногу возвращается.

— Сообщения о бомбежках. 1-й налет: газовый завод Зиммеринг, Санкт-Маркс, Лерхенфельдерштрассе, Шварценбергплатц, Вайсгерберленде; про Северо-Западный вокзал — ошибка, на самом деле — вокзалы Северный и Франца-Иосифа; Хетцендорферштрассе, Урания, Винерберг, Фельбергассе, Аугартенштрассе, Розенхюгель, Йедлезеерштрассе, мост Рейхсбрюкке.

Штурмовики на бреющем полете!

— Скоро отбой.

В 14.10 сигнал отбоя. Доели воскресный гуляш.

Искал осколки, насобирал много. У папы на главном объекте. Уже готов список разрушений. Переписал.

Мост Рейхсбрюкке по обе стороны

II район: Начало Аугартенштрассе до Шперльгассе

XVII: Средний отрезок Гентцгассе

XV: Келлинггассе

Фельберштрассе возле Гюртеля

X: Винерберг

IV: Шварценбергплатц

Арсенал

Вокзал Аспанг

III: Вайсгербергассе за «Уранией», до Аспернбрюкенгассе

Газовый завод Зиммеринг

Санкт-Маркс

III: Дампфшиффштрассе 2

XII: Ротенмюльгассе

Гауденпдорфер гюртель

I: Аннагассе 13

XII: Оппельгассе

XII: Шенбруннер штрассе