Два следующих выстрела были неточны: пули лишь взбили пыль у ног Элфида. Но пятым ему разворотило челюсть, и кровь хлынула потоком.

Элфид, поняв, что попал в западню, метнулся в сторону, однако шестой выстрел подбросил его в воздух: пуля пробила позвоночник.

Элфид беззвучно рухнул на землю, уткнувшись лицом в асфальт.

Вновь наступила тишина, и Райнер поднялся. Подойдя к человеку, лежавшему на дороге, он перевернул его: Элфид был мертв. Райнер махнул рукой, и фары погасли. Он медленно пошел к машине, откуда раздалось шесть выстрелов.

— Добрый вечер, миссис Дьюи, — сказал Райнер, наклонившись к дверце.

Он понял, что она не сможет вести машину, и сам сел за руль. Тихо шуршали дворники по стеклу, а небо освещалось бешеными белыми вспышками. Теперь они ехали вдоль моря. Не говоря ни слова, он протянул ей сигарету, которую она сама прикурила.

— Вам следовало заранее пристреляться, — сказал он, — для одного человека шести пуль многовато.

Она выдохнула дым через ноздри, и он почувствовал, что ей удалось расслабиться.

— Я счастлива, — сказала она, — я дала клятву, что отомщу за мужа. И вот дело сделано. Мне даже не верится.

Наступило молчание, и она добавила:

— Только вы могли вытащить его из города в такое пустынное место. Кажется, мне следует вас поблагодарить.

— Не стоит, — сказал Райнер, — вы мне платите, вот и все.

Она потянулась к заднему сиденью и достала небольшой чемодан из черной кожи.

— Счет закрыт, — сказала она, — здесь та сумма, о которой мы договорились. Можете проверить.

Райнер быстро взмахнул рукой, давая понять, что в этом нет нужды. Он прикинул, что вместе с деньгами, которые уплатил Элфид, получается весьма кругленькая сумма. Стало быть, вечер был проведен не без пользы.

Она раздавила сигарету в боковой пепельнице и стала рассматривать свои руки, синевато-бледные в свете приборного щитка.

— Я предупредила своего пилота, — сказала она, — самолет может отправиться завтра около шести утра. Он полагает, что доставит вашего друга в Мексику, сделав три остановки.

Райнер не шелохнулся.

— Полет можно отменить, — сказал он. — Свену это уже не нужно.

Он почувствовал, что она смотрит на него. Дорога перед ними утопала в пелене дождя.

— Но вы, кажется, этого очень хотели? Вы даже сказали, что не деньги, а это является вашим главным условием, чтобы отдать мне Элфида.

— Все ставки выиграть невозможно, — пробормотал Райнер, — Крэнсон мертв, потому что до конца все-таки не верил, что я смогу его вытащить из этого дерьма. Зря не верил.

Сквозь водопад дождя появились первые дома, виллы, стоящие у моря. Ехать им оставалось совсем немного.

— Хотите воспользоваться самолетом вместо него?

Райнер отрицательно покачал головой.

— Нет. Свои дела я всегда улаживаю сам. Это, впрочем, единственный способ улаживать дела.

Описав широкий полукруг, машина въехала в парк. Серый массивный дом, скрытый густыми деревьями, высвечивался при мгновенных вспышках молний.

— Вот вы и дома. Пьеса сыграна. Финал: шесть миллионов долларов и мертвый Крэнсон.

Она быстро взглянула на него и, наконец решившись, сказала:

— Это не то, чего вы хотели…

Прежде чем ответить, Райнер долго смотрел на дождевые струи.

— Да, — сказал он, — это не то, чего я хотел, и такое со мной случается очень редко: я всегда добиваюсь того, чего хочу. У меня, должно быть, слабость к придурковатым — только такие людй вызывают у меня симпатию.

Она холодно усмехнулась.

— Это, видимо, означает, что ко мне вы не испытываете большого уважения?

В голосе ее прозвучало тревожное ожидание, и он повернулся к ней.

— Нет, — сказал он, — никакого уважения не испытываю.

— Почему?

Он закурил сигарету.

— Элфид сидел в своей норе два года, и только ненависть выманила его оттуда. И она же его погубила. С вами будет то же самое. Ненависть заставила вас совершить убийство, ненависть вас и погубит.

Гром прогремел прямо над ними, и вспышка молнии осветила машину. Вероятно, миссис Дьюи была красива в свое время, она и сейчас еще была совсем ничего, и лицо ее сохранило детское выражение, которое так плохо соотносилось с тем, что произошло.

— Крэнсон был единственным, кто ни к кому не испытывал ненависти, поэтому-то я и хотел его спасти. И вот что я скажу вам напоследок…

Он увидел, как она съежилась на сиденье.

— Ваш дорогой муж, за которого вы сегодня так славно отомстили, был той же породы, что Элфид. Такое же дерьмо, как и он. И вы это знаете.

Она не сводила с него испуганных глаз.

Они долго сидели, глядя друг на друга, и ее дрожащие пальцы с накрашенными ногтями тщетно нашаривали ручку дверцы.

Он медленно протянул руку и открыл дверцу. Ее волосы скользнули по его лицу, и он почувствовал запах духов, тяжелый, резкий запах.

Она выскочила из машины одним прыжком, придержав дверцу. Капли дождя уже стекали по ее лицу.

— Да, — сказала она, — я это знаю.

Она бросилась бежать к дому, а он смотрел, как ее блестящая фигура исчезает за деревьями.

Он закрыл дверцу и застыл, слушая барабанную дробь капель по капоту и крыше.

Шесть миллионов долларов.

Можно жить припеваючи и не напрягаясь.

Это было не в его стиле.

Первое, что необходимо сделать, — бежать из этого поганого города. Не то чтобы ему грозила здесь такая уж большая опасность — нет, просто ему был нужен чистый воздух.

Выехав из парка, он увидел справа огни города в пелене дождя. Он взял направление на юг, туда, где небо уже светлело и где первые звезды начинали поблескивать сквозь разбегающиеся лохмотья облаков.

Конец

— Так, значит, это решено? — проговорил Лёду, стоя на пороге своего дома. — Как только у вас будет свободный вечерок, черкните слово и приходите обедать ко мне.

— Непременно, благодарю еще раз за приятный вечер…

— Полноте, это мне надо благодарить вас… Поднимите хорошенько воротник, теперь холодновато. Вы знаете дорогу? Прямо по бульвару Ланн? До avenue Henri Martin. Если поторопитесь, вы, может быть, поспеете к последнему трамваю… Ах! Еще один вопрос: у вас есть револьвер? Тут места небезопасны…

— Не беспокойтесь, он всегда при мне; я привык к ночным экскурсиям по Парижу и по своей профессии знаком с приемами бродяг. Не провожайте меня дальше. Смотрите, какая великолепная луна. Я вижу все, как днем, не беспокойтесь!

Онисим Кош перешел тротуар и бодро зашагал посередине улицы. Когда он уже был на углу, то услышал голос своего приятеля, кричавшего ему:

— До скорого свиданья, я жду вас!

Он обернулся и ответил:

— Непременно, буду очень скоро.

Лёду, стоя на верхней ступени лестницы, посылал приветствия рукой. Фигура его выделялась темным силуэтом на светлом фоне освещенной передней.

От спящего садика, от домика с затворенными ставнями, от всей уютной и буржуазной обстановки, которая угадывалась за этой освещенной дверью, веяло какой-то провинциальной тишиной, тишиной далекой и семейной. И Онисим Кош, в котором десять лет парижской жизни не могли окончательно изгладить воспоминаний юности, лет, проведенных в глуши провинции, длинных зимних вечеров, безмолвных улиц с сонными домами, остановился на минуту, смотря на затворяющуюся дверь. Неизвестно почему он вспомнил «своих стариков», давно уже мирно спавших в этот поздний час, милый старый дом, далекую родину и простую и здоровую жизнь, которая была бы его уделом, если бы какой-то злой дух не заманил его в Париж, куда он приехал с радужными надеждами на успех и где должен был теперь довольствоваться местом репортера в утренней газете.